Дональд Уондри - Крылатая смерть (сборник)
Газеты не упоминали Биллингтона еще шесть месяцев, и здесь Дюарт перестал их просматривать. Несмотря на волшебную силу, с которой его притягивало это расследование, глаза его начинали уставать, более того, время шло к вечеру, Дюарт совсем забыл про обед и, хотя он не был голоден, решил не портить больше глаза. То, что он уже прочитал, сбивало его с толку. В каком-то смысле он был разочарован. Он ожидал найти что-то более четкое, ясное, но во всем, что он читал, была едва уловимая неопределенность, чуть ли не мистическая дымка, еще менее осязаемая, чем таинственные фрагменты, найденные в документах, оставшихся от библиотеки Илии Биллингтона. Газетные репортажи сами по себе не давали достаточной определенности. В сущности, имелось только косвенное свидетельство – дневник мальчика, Лаана, чтобы доказать, что обвинители Илии Биллингтона действительно слышали крики той ночью. Кроме того, Биллингтона изображали по меньшей мере полупроходимцем, вспыльчивым, решительным, чуть ли не задиристым и не боящимся встретиться лицом к лицу с теми, кто о нем злословил; он с успехом выходид из каждой стычки, хотя раз или два преподобный Вард Филипс сумел поставить его на место. Несомненно, что “Необъяснимые происшествия в новоанглийской Ханаанее” и были той книгой, которую он так грубо отвергал, и, хотя не имелось ничего такого, что могло бы быть принято в качестве доказательства в современном суде, трудно было отметить как чистое совпадение, что наиболее язвительный его критик, Джон Друвен, исчез так загадочно. Более того, незаконченное письмо Друвена ставило некоторые пугающие вопросы. Вывод был прост: Илия сунул что-то в пищу, чтобы нежелательные гости из “комиссии по расследованию” забыли то, что они видели; следовательно, они видели нечто такое, что подтверждало неявные обвинения, выдвигавшиеся Друвеном и преподобным Вардом Филипсом. В незаконченном письме было и нечто более существенное: ”…как будто я должен пойти к нему”. Раздумывая об этом, Дюарт почувствовал беспокойство, так как это предполагало, что каким-то способом Биллингтон сумел завлечь своего самого непримиримого критика опять к себе и, предварительно убрав его со сцены, в конце концов добился его гибели.
Хотя это были всего лишь предположения, они занимали Дюарта всю обратную дорогу к дому в лесу. Придя, он опять достал документы, которые читал предыдущей ночью, и трудился над ними некоторое время, пытаясь найти связь между Ричардом Биллингтоном и внушавшим страх Илией – не родственную, так как он не сомневался, что они принадлежали к одной линии с разрывом в несколько поколений, а вещественную связь между невероятными событиями, записанными в документе, и отчетами архамских еженедельников, потому что, тщательно все, взвесив, ему казалось, что такая связь неизбежно существует, хотя бы из-за одного совпадения. В обоих документах, разделенных более чем вековым промежутком во времени и несколькими милями в пространстве – один появился в “Нью-Данниче”, который теперь, разумеется, стал Данвичем (если только это имя когда-то не носила вся область), а другой – в поместье Биллингтона,– упоминался “круг камней”, который, несомненно, относился к обломкам друидических времен, неровным кольцом окружавшим каменную башню, стоявшую в высохшем ложе притока реки Мискатоник.
Дюарт приготовил себе несколько бутербродов, сунул апельсин и фонарь в карманы пиджака и отправился в дорогу. Светило послеполуденное солнце. Он обошел болото и направился к башне, вошел в нее и сразу начал осматривать заново. Внутри башни имелась очень узкая лестница из необработанного камня, спиралью шедшая вверх вдоль стены, и с некоторой опаской Дюарт поднялся по ней, внимательно осматривая по пути довольно примитивное, но впечатляющее украшение в виде барельефа, которое, как он вскоре обнаружил, было единой конструкцией, повторяясь, как цепь, по всей длине лестницы с маленькой платформой в конце, находившейся так близко к крыше башни, что Дюарт мог на ней стоять, только согнувшись в три погибели. При свете фонаря было видно, что барельеф, вырезанный в камнях вдоль Лестницы, присутствовал и на платформе. Он наклонился, чтобы лучше рассмотреть его, обнаружив, что это был сложный узор концентрических кругов и расходящихся линий, которые, при еще более внимательном осмотре, являлись запутанным лабиринтом, вид которого все время необъяснимо изменялся. Дюарт направил фонарь вверх.
Он убедился еще во время предыдущего осмотра башни, что в той части крыши, которая была более позднего происхождения, имелась какая-то резьба, но теперь он видел, что только на одном камне, было украшение, и это был большой плоский блок известняка, почти точно соответствовавший размерам платформы, на которой он сейчас скрючился. Однако его орнамент не был похож на мотивы фигур барельефа, а представлял собой неправильную звезду, в центре которой, казалось, находилось карикатурное изображение одного гигантского глаза. Но это был не глаз, а скорее что-то неправильной ромбовидной формы с линиями, напоминавшими языки пламени [2].
Этот рисунок говорил Дюарту не больше, чем узор барельефа, но его действительно заинтересовало наблюдение, что цемент, скреплявший блок, разрушился во многих местах под действием погоды, и ему пришло в голову, что, если аккуратно и умело выковырять остатки цемента и освободить камень, появится отверстие в торце конической крыши. Действительно, водя лучом фонаря по потолку, он увидел, что первоначально башня имела отверстие, которое впоследствии было закрыто этим плоским камнем, отличавшимся от всех остальных тем, что он был менее грубым, иного сероватого оттенка и сравнительно новым.
Сидя в сгорбленной позе, Дюарт пришел к убеждению, что нужно восстановить первоначальный вид башни, и чем больше он думал об этом, тем сильнее становилось желание убрать блок над платформой и освободить себе достаточно места, чтобы распрямиться в полный рост. Он провел лучом фонаря по земле внизу и, увидев осколок камня, который мог послужить ему в качестве долота, осторожно спустился и взял его, проверив на ощупь. Затем он вернулся на платформу и стал думать, как лучше добиться своей цели, не подвергая себя опасности. Он уперся в стену и начал осторожно долбить. Фонарь торчал из кармана, мешая ему, и вскоре он понял, что ему нужно сначала отколоть ту часть, которая была ближе к нему, так, чтобы блок, падая, отлетел на земляной пол внизу, не задев края платформы.
Он усердно принялся за работу, и через полчаса камень упал, как планировалось, направляемый им, мимо края платформы на пол башни. Дюарт выпрямился, глядя на топь к востоку от башни, и впервые увидел, что башня находилась на одной линии с его домом, потому что прямо напротив, за болотом и деревьями сзади него, на окне играл солнечный свет. Некоторое время он пытался вспомнить, какое же именно окно – он никогда не видел башню из своего дома, да, впрочем, и не пытался этого сделать. Судя по всему, это было окно из цветного стекла в кабинете, через которое он никогда не смотрел. Дюарт не мог себе представить, каково было предназначение башни. Стоя здесь, он мог опереться руками на раму отверстия; часть его туловища была выше крыши башни, выше даже самой верхней ее точки; отсюда был прекрасный обзор неба. Возможно, ее построил какой-нибудь давний астроном; вне всякого сомнения, она была идеальным местом для наблюдения круговорота небесных тел над головой. Дюарт заметил: камни конической крыши были той же толщины, что и камни стен, что-то около фута, возможно, пятнадцать дюймов; а то, что крыша продержалась все эти годы, свидетельствовало об искусстве архитектора прошлого, не оставившего своего имени в истории.
