Саймон Кларк - Царь Кровь
– Шоколадка?
– Я ее нашла на дне рюкзака. А теперь… скажи тете “спасибо”. – Она прижала шоколадку мне ко рту.
– Ммм… спасибо, тетя.
– Скажи как следует. Нет, не глотай шоколадку. Держи во рту. А теперь иди сюда.
– Мм?
– Лизни сюда. Пусть шоколадка тает внутри. Ну… давай…
Я так и сделал. Она вздохнула:
– Как хорошо! Рик, как мне будет тебя не хватать!
Я говорить не мог.
Я только слушал стоны, вздохи, бормотание. Ощутил, как ее пальцы захватывают мои волосы, тянут. Как ногти ее впиваются мне в спину. Потом треск, когда она вцепилась в траву, ломая сухие стебли.
– Ах… чудесно. Рик, как хорошо…
Она застонала, подняла бедра мне навстречу и придавила мои губы к своему входу.
– Я хочу, чтобы ты вошел. Ну!
Я поднялся над ней на четвереньки. Глаза ее пылали. И во мне загорелся огонь.
– Рик, войди. Я хочу тебя. Сильнее.
– Сейчас.
– Рик?
– Что?
– Сильнее.
– Сильнее?
– Да, грубо. Чтобы всю неделю я, если случайно туда дотронусь, вспоминала тебя.
– Не могу я тебе делать больно.
– Можешь. Давай, стучи.
– Я…
– Ну! Сильно. Внутрь. Давай!
– Ох…
– Да, вот так. Ох, да, так!
– Кэролайн, ты себе не представляешь, как это хорошо!
– Поверь мне, я знаю. Давай, грубо! Бей меня по самой… а! Оно. Да, так, так!
– Если я слишком сильно, ты скажи.
–Еще сильнее.
– Сильнее?
– Да.
– Вот так?
– О-о… да, да.
– Кэролайн, позволь мне чуть слабее.
– Нет.
– О черт!
– Делай.
– О Господи…
– Тебе нравится?
– Очень.
– Еще сильнее.
– Нет.
– Сильнее!
–Нет!
– Да.
– Ох… так… хорошо?
– Хорошо.
– Кэролайн?
– Да, да, да! Вот так. Не останавливайся!
Она лежала подо мной. Меня прошиб пот, как никогда в жизни. Глаза ее горели чистым экстазом. Она стонала, кричала, взбрыкивала, кусала меня в руки, в плечи, в горло. А я ударял и ударял телом сверху. Я вышибал из нее дыхание резкими взрывными выдохами, и они суховеем обжигали мне шею.
Пот с моего лица капал на ее лицо, смешиваясь с ее потом.
Наши тела стали скользкими, как сперма.
Я глядел на ее груди. Они были густо вымазаны коричневым. Я лизнул.
– Никогда не ел такого вкусного шоколада, – сказал я, задыхаясь.
Я драл ее, отжавшись на вытянутых руках, кулаки ушли глубоко в почву, а я смотрел на Кэролайн. Она была уже не в этом мире, ушла в глубь себя. В глубину. В мир чувств, куда не проникнет реальный мир.
Тонкими руками Кэролайн схватила себя за груди и сдавливала их так, как я никогда бы не решился. Соски стали темнее крови.
Лицо ее было невероятно сосредоточено, глаза крепко зажмурены. Губы сжались так, что сморщились.
– Ой, ой, ой, ой!
– Тебе больно?
– Нет.
– Господи, как ты красива!
– И ты красив.
– Ты держишь меня сильнее, чем рукой.
– Ах-ха, не выпущу!
– О Господи…
– Сильнее, давай… ой-ой-ой-ой!
Будто вся ее душа была сжата в крошечный шарик у нее внутри и теперь ширилась, заполняя тело. Глаза Кэролайн открылись, они смотрели прямо в мои. И были почти отрешенными.
Из этих глаз в мои ударила молния. Я почувствовал, что бьюсь в судороге.
– О Господи… о-о-о!
– Рик… А-а-а!
Я кончил в вихре огня. Как будто душа взорвалась внутри. Как будто я распался на пылающие осколки, как разлетается шрапнель.
Кэролайн билась подо мной в судорогах оргазма, сотрясалась с ног до головы. Ее лицо, горло и грудь пылали ярко, как у малиновки.
– Ох ты! – выдохнул я, скатываясь набок. – Вот это и значит чувствовать себя богом? Невероятно… я будто все могу. Я бессмертен. Черт, я… бормочу черт-те что. Я чушь несу.
– Это не чушь, милый. Ты открыл для себя настоящий секс.
– Ты моя учительница.
– А ты мой гениальный ученик. – Она поцеловала меня. – Мой обтруханный мальчик из Йоркшира, полный секса.
Все еще гладя мое лицо, она наклонилась надо мной и стала слизывать шоколад у меня с груди.
Я лежал на спине, играя ее волосами. Я думал о Лондоне. Я думал о том, как мы будем туда лететь. Там теперь опасно. Интересно, что мы там увидим.
Я думал, что Кэролайн хотела мне сказать, а потом передумала, узнав, что я улетаю. Это всего, на месяц. Двадцать восемь коротких дней.
“Лондон – опасное место”, – все время повторял Говард. Но туда нам надо.
Кэролайн поцеловала меня в губы. А я думал, увижу ли ее снова.
52
– Ты застряла?
– Нет.
– Там наверху опасно.
– Ничего страшного.
– Ты не боишься?
– Нет.
– Я бы на твоем месте испугался.
– Тогда ты маменькин сынок.
– Рик! – крикнула Кейт. – Ветка ломается!
– Ли, не становись на… черт… ох ты!
Я поймал девочку в тот же момент, как ветка треснула.
– Ой, черт, блин! – простонал я.
– Куда тебя стукнуло? – сочувственно спросила Кейт.
– Гм… по фамильным драгоценностям.
Она хихикнула:
– Образное выражение. До меня не сразу дошло.
– Зато до меня дошло. Попало прямо по…
– Тише, Рик! Здесь дети.
Смеркалось. Я лежал на спине. Кейт смотрела на меня, посмеиваясь. Я поймал Ли, когда она падала с дерева, потерял равновесие и плюхнулся на спину. Костлявая попка девочки попала мне прямо по… по одной из самых чувствительных частей тела. Очень чувствительной после нескольких часов с Кэролайн.
– А где мои очки? – тревожно спросила Ли.
– Вроде бы с ними ничего, – улыбнулась Кейт. – Мне кажется, их не нужно протирать.
– А по-моему, нужно, – серьезно возразила Ли. – Мама говорила, что они всегда должны быть чистыми. Она встала. Я испустил вздох облегчения. Кейт усмехнулась:
– Увечий нет?
– Вроде нет.
Я почувствовал, что краснею. Кейт усмехнулась шире.
Я встал и начал отряхивать спину от листвы.
– Дай-ка я, – сказала Кейт. Я снова покраснел. У нее были такие приятные руки, но я ощутил какое-то дурацкое и очень сильное чувство вины. Все было совершенно невинно, но я будто обманывал Кэролайн.
– Ли, зачем ты туда полезла? – спросила Кейт, отряхивая мою спину от травы. – Тебе плохо было в спальнике?
– Да.
– Но по деревьям лазить опасно.
– Особенно когда уже темнеет.
– Там безопаснее. Кейт глянула на меня.
– Безопаснее?
– Да.
– И в ту ночь, когда пошел газ, ты тоже полезла на дерево?
– Нет.
Она снова надела очки, сложила тряпочку и убрала ее в футляр.
– Нет? – спросил я мягко. – Ты поднялась на холм?
– Нет. – У нее снова стали огромные глаза, увеличенные стеклами. – Это они сделали. Они, наверное, знали, что пойдет газ.
– Ли, ты хочешь сказать, что тебя кто-то увел, пока мама и все остальные спали?
– Да, – ответила она будничным тоном. – Они так всегда делают. И в ту ночь, когда мама вместе со всеми умерла под деревьями.
