Артем Тихомиров - Приход ночи
Проторчала там я, наверное, минут десять, пребывая в каком-то сонно-гипнотическом состоянии. Я по-прежнему «видела», но стала замечать, что зрение это сужается. Уже всерьез пострадала периферия. По бокам образовали две вертикальные полосы, которые скрывали от меня обзор. Я в ужасе стиснула палку, не представляя себе, что буду делать, если все вновь будет темно. Город раздавит меня, расплющит, как каток.
— Помогите, чем можете. Хотя бы чем можете, — раздался позади меня хриплый шепот. — Только мелочь… Сколько можете?
Я обернулась, медленно-медленно. Бродяга был таким, каким я его запомнила, почти не изменившимся, за исключением мелких деталей. Серое пальто, шапка, ужасная спутанная и грязная борода, из которой во сне выпадывали дохлые насекомые, окурки и мусор. От него шел ужасный смрад.
Его рука-клешня, покрытая грязью, стала тянуться ко мне. Бродяга улыбался. Его рот претерпел изменения за это время, стал более сплющенным, перекосился, а зубы, которые я видела год назад, были выбиты. На лице — темно-лиловом — справа выделялся черно-синий синяк. Один глаз заплыл, другой выделял слезу и гной.
Я думала, что упаду в обморок. Ничего подобного — не понимаю, что происходит. Я словно потеряла контроль над собой. При такой слабости невозможно стоять на ногах.
Не знаю, что я была способна сделать от чувств, которые раздирали меня изнутри, не имею понятия. Я сдерживала вопль. Желания заорать во всю глотку было невероятным. Вместо вопля я что-то пропищала.
— Вот кого я видел во сне, — сказал бомж. Он шепелявил и плевался, но я его понимала.
— Когда? — спросила я.
— Сегодня.
Что я могла сказать? Мы снились друг другу, а значит… моя вылазка была неслучайной.
— И что же я там делала? — спросила я.
Мы болтали как приятели. Между нами была какая-то связь, существование которой я даже не могла допустить у себя в мыслях.
— Спала. А я спросил у тебя… Что ты забыла? Я видел… — прошепелявил бомж. — Не поможешь мне? — Хитрый взгляд из-под слоя гнойной влаги. От того можно надолго потерять сон.
— Я дам тебе сто рублей, если ты расскажешь мне…
— Ого-го. О чем рассказать?
— О сне! О том, что ты мне сказал год назад! — сказала я.
— Год назад?
— Ты помнишь! Не ври! Ты пообещал мне, что я лишусь глаз и будет очень больно.
Бомж засмеялся.
— Помню-помню, ясно-ясно. Значит, сто рублей?
— Да.
— Отойдем в сторону. Ты не хочешь говорить при людях. Особенно если тебя увидят рядом с таким…
Он поманил меня за собой, и я пошла. Мы очутились за углом остекленного строения.
— Значит, правда, ты стала такой, — сказал бродяга, глядя на меня.
— Это ты сделал? Ты меня проклял?
— Я? Ни в коем случае! Ты с ума сошла после всего этого…
У меня было желание наброситься на него и убить, но я удержалась. Мои силы были уже на исходе. Сколько я еще смогу выдерживать это? А ведь мне еще домой возвращаться!
— Да, я сошла, потому что проехала полгорода, чтобы найти тебя. Мне повезло.
— Нет…
— Что «нет»?
— Ты видела, что я здесь, ты встречалась со мной во сне. Иначе бы не решилась выйти на улицу, — ответил бродяга.
— Я не знаю. Объясни.
Я действительно соображала с трудом. Бомж говорил со мной так, словно мы встретились в библиотеке, а не на улице, где он ежедневно побирается.
Какая у него была жизнь до того, как его забросило сюда? Кем он был?
Сохранились ли у него воспоминания о прошлом?
— Ты видишь не глазами — это ясно каждому дураку.
— Откуда это?
— Не знаю.
— А что ты знаешь?
— Ничего. Я просто вижу.
— Не…
— Как ты не можешь объяснить, так и я. Просто иногда вижу картины, без прошлого и без будущего. Точнее, без предыстории и причин. Понимай как хочешь.
— Так ты не…
— Я ничего на тебя не насылал.
— А я думала… Я не дала тебе денег.
Бомж хохотнул.
— Будь я на такое способен, я бы тут не стоял. Я не колдун, не экстрасенс.
— А кто?
— Бомж.
— Ты не понял.
— Понял. Я побирушка, я прекрасно знаю и не питаю иллюзий насчет того, что меня начнут называть по-другому. Что ты хочешь купить за свои сто рублей?
— Объясни мне. Что ты увидел, когда встретил меня год назад?
Бомж кивнул.
— Помню, ты была с подругой. Когда вы собирались уйти, я вдруг увидел женщину, привязанную к стулу. Я не знал, где и когда она там сидела — поначалу. Обычно на таких коротких вспышках все и заканчивается, но потом я увидел продолжение.
— Какое?
— Твое лицо, близко. Но я почувствовал, что это твое лицо… позже, чем когда ты сидела на стуле. Совсем без одежды.
— Какое оно было? — спросила я.
Я успокаивалась, хотя, казалось бы, такие подробности не могут способствовать душевному равновесию. Но сам разговор на эту тему действовал странно. Наверное, это оттого, что я обсуждаю свою проблемы с человеком, который видел меня там.
— Ты была без глаз, — сказал бомж. — Ты кричала и кувыркалась на полу со связанными руками и ногами.
Я кивнула. Хотя эти воспоминания были очень мутными, я знала, что так оно и было.
— Да. Я…
— А потом я почувствовал часть твоего ужаса. Обычно я не подключаюсь к эмоциям, но тут меня чуть не убило. Ночью я кричал. Все подумали, что к утру я умру. Но я не умер.
Я вынула сигареты. Захватила губами фильтр одной, вытянула из пачки.
Только потом предложила бродяге. Тот протянул руку-клешню, осторожно вытащил сигарету из моих пальцев, боясь прикоснуться. Я чиркнула зажигалкой.
Бродяга затянулся и затрясся.
— Что?
— Это нормально, все нормально, хорошо, — сказал он. Закашлялся, потом глубоко вздохнул.
— Так, значит, ты ясновидящий?
— Да нет.
— Но ты будущее увидел.
— Ну и что?
— Тогда…
— Я просто вижу, я не знаю, прошлое это или будущее. В большинстве случаев, — сказал бродяга.
— Но в моем — это будущее. Ты напророчил мне боль и ужас… И я их получила.
Бродяга смотрел в землю, старательно затягиваясь.
— Значит, так оно и есть. Я плохо помню. Ты приснилась мне сегодня, я приснился тебе… Для меня это был страшный сон. Последнее время все сны у меня страшные, если я трезвый, если я не бухаю.
— И где же тут объяснение? — спросила я.
— Его нет. Я же говорю: ты просто видишь, не зная, почему и как…
Воспринимай как должное. Ты пришла сюда не как слепая. Я знаю, что хотя ты без глаз, ты способна видеть.
— Я уже поняла… — Похоже, ничего конкретного я не добьюсь, хотя сама встреча, безусловно, большая удача. По крайней мере, выяснилось, что никакого проклятия не было.
