Клайв Баркер - Имаджика: Пятый Доминион
— Мы хотим поблагодарить вас, — сказал Миляга.
— За что? — спросил Тик Ро, нацеливаясь дать пинок козлу, который преградил им дорогу.
— За то, что вы спасли нас от беды, — ответил Миляга. — Теперь мы пойдем своим путем.
— Но вы должны пойти со мной, — сказал Тик Ро.
— В этом нет необходимости.
— Нет необходимости? Насколько я понимаю, такая необходимость есть, и самая насущная, — сказал он, обращаясь к Паю. — Так есть необходимость или нет?
— Безусловно, ваше знание местной жизни окажет нам большую пользу, — сказал Пай. — Оба мы чувствуем себя здесь чужаками. — Мистиф говорил в странной высокопарной манере, словно ему хотелось сказать больше, но он не мог себе этого позволить. — Нас необходимо перевоспитать.
— Да ну? — сказал Тик Ро. — Ты это серьезно?
— Кто такой этот Автарх? — сказал Миляга.
— Из Изорддеррекса он управляет Примиренными Доминионами. Он — верховная власть во всей Имаджике.
— И он приезжает сюда?
— Так утверждают слухи. Он теряет контроль над Четвертым Доминионом и знает об этом. Так что он решил посетить нас лично. Это обставлено как официальный визит в Паташоку, но именно там и зреют семена недовольства.
— А вы уверены в том, что он приедет? — спросил Пай.
— Если он не приедет, то вся Имаджика будет знать, что он боится высунуть свою рожу. Правда, это ведь всегда было для него способом произвести впечатление. Все эти годы он правил Доминионами, но ни один из его подданных не знал, как он выглядит. Но теперь чары поизносились. Если он хочет избежать революции, ему придется доказать свою богоизбранность.
— А тебя не обвинят в том, что ты сказал Хаммеръоку, будто мы твои друзья? — спросил Миляга.
— Возможно, но мне предъявляли и более серьезные обвинения. Кроме того, это почти правда. Любой незнакомец здесь является моим другом. — Он бросил взгляд на Пая. — И даже мистиф, — сказал он. — В людях, которые копошатся в этой навозной куче, нет никакой поэзии. Я знаю, что мне надо бы относиться к ним с большим сочувствием. Большинство из них — беженцы. Они потеряли свои земли, дома, соотечественников. Но они так озабочены мелкими горестями, что не видят более широкой перспективы.
— И что же это за перспектива? — спросил Миляга.
— Я думаю, лучше обсудить это за закрытыми дверьми, — сказал Тик Ро и не произнес больше ни слова на эту тему до тех пор, пока они не оказались в его хижине.
Обстановка хижины была спартанской до крайности. Постеленные на доске одеяла служили кроватью, другая доска служила столом, несколько траченных молью подушек выполняли роль сидений.
— Вот до чего меня довели, — сказал Тик Ро Паю, словно мистиф понимал, а возможно, и разделял владевшее им чувство унижения. — Если бы я уехал отсюда, все было бы иначе. Но, разумеется, я не могу этого сделать.
— Почему? — спросил Миляга.
Тик Ро недоуменно посмотрел на него, потом бросил взгляд на Пая и вновь вернулся к нему.
— Я думал, это не нуждается в пояснениях, — сказал он. — Сижу в засаде. И буду здесь до тех пор, пока не наступят лучшие дни.
— А когда они наступят? — осведомился Миляга.
— Когда рак на горе свистнет, — ответил Тик Ро, и в голосе его зазвучала определенная горечь. — Даже если это произойдет завтра, все равно это покажется для меня целой вечностью. Эта собачья жизнь не для такого великого заклинателя, как я. Вы только поглядите! — Он обвел глазами комнату. — И позвольте заметить, что это еще верх роскоши по сравнению с лачугами, которые я мог бы вам показать. Люди живут в своем собственном дерьме и роются в нем, в поисках чего бы пожрать. И все это под боком одного из богатейших городов Доминионов. Это гнусность. У меня-то по крайней мере хоть в животе ветер не гуляет. Да и уважают меня. Они знают, что я могу вызывать духов, и держатся от меня подальше. Даже Хаммеръок. Он ненавидит меня от всего сердца, но никогда не осмелится натравить на меня нуллианака, потому что, если ему не удастся меня убить, я сумею отомстить. И сделаю это с превеликой радостью. Жалкий надутый пидор.
— Тебе просто надо уйти отсюда, — сказал Миляга. — Уйти и поселиться в Паташоке.
— Прошу тебя, — сказал Тик Ро со смутной болью в голосе. — Неужели мы должны продолжать играть в эти игры? Разве я не доказал, что я свой? Я ведь спас вам жизнь.
— И мы благодарны тебе за это, — сказал Миляга.
— Не нужна мне ваша благодарность, — сказал Тик Ро.
— Что же тогда тебе нужно? Деньги?
В ответ на это Тик Ро встал с подушки. Лицо его покраснело, но не от смущения, а от ярости.
— Я этого не заслужил, — сказал он.
— Чего этого? — сказал Миляга.
— Я жил все это время в дерьме, — сказал Тик Ро, — но черт меня побери, если я стану его есть! Ну хорошо, я, конечно, не самый великий Маэстро. Хотелось бы мне им быть! Хотелось бы мне, чтобы Утер Маски до сих пор был жив и прождал бы все эти годы вместо меня. Но его уже нет на свете, а я — единственный, кто остался. Если я вам не нравлюсь, можете убираться.
Это словоизвержение совершенно обескуражило Милягу. Он бросил взгляд на Пая в ожидании какого-нибудь совета, но мистиф опустил голову.
— Может, мы лучше пойдем? — сказал Миляга.
— Да! — завопил Тик Ро. — Идите на хер отсюда! Может быть, вы отыщете могилу Маски и воскресите его. Он там, на холме. Я похоронил его вот этими руками! — Голос его уже срывался на визг. В нем слышалась не только ярость, но и скорбь. — Можете выкопать его!
Миляга стал подниматься на ноги, чувствуя, что любая попытка что-то сказать только подтолкнет Тика Ро к новому взрыву или к обмороку. Ни то, ни другое зрелище не вызывало у Миляги особого желания стать его свидетелем. Но мистиф подался вперед и схватил Милягу за руку.
— Подожди, — сказал Пай.
— По-моему, он хочет, чтобы мы ушли, — сказал Миляга.
— Позволь мне поговорить с Тиком пару секунд.
Заклинатель в бешенстве уставился на мистифа.
— У меня неподходящее настроение для соблазнения, — предупредил он.
Пай покачал головой.
— У меня тоже, — сказал он, взглянув на Милягу.
— Ты хочешь, чтобы я вышел? — произнес тот.
— Ненадолго.
Миляга пожал плечами, хотя в глубине души он был гораздо более обеспокоен мыслью о том, что Пай и Тик Ро остаются наедине, чем это явствовало из его поведения. Что-то необычное было в том, как эти двое пристально изучали друг друга, и это навело его на мысль, что здесь скрывается какая-то подоплека. А если это так, то, без сомнения, она имеет сексуальную природу, как бы они это ни отрицали.
— Я буду снаружи, — сказал Миляга и предоставил им возможность выяснять отношения.
