Наталья Игнатова - Смена климата
Нет. Все было не совсем так. Даниэла действительно сначала обрадовалась. На секунду или даже меньше. Потому что Заноза явился не за причастием, и умел стрелять, и мог научить… Но что она услышала по рации? Что сказал командир поста в докладе? Он сказал:
— Здесь Турок и его бешеный пес. Как нам быть, госпожа Даниэла?
Кто в тийре не знал о них двоих?
Для Даниэлы они были Заноза и мистер Намик-Карасар, а для остальных — Турком и Бешеным Псом, чужаками, за зиму приведшими под руку ее отца шесть миссий, и не собирающимися останавливаться на достигнутом.
— Зачем тебе власть? — спрашивала Даниэла, — зачем тебе настоящая власть, ответственность за миссии, за вампиров и людей, которые теперь от тебя зависят? Разве не лучше жить как раньше — тихо и спокойно, и предоставить прелатов самим себе?
— Два года назад они могли спасти всех погибших, — вот что ответил отец, — если бы они были здесь, не случилось бы беспорядков. Сама судьба сказала нам тогда: хватит думать, что вы пребываете в мире. Сказала: тийру нужны защитники. И они нашлись.
Даниэла сожалела о тихой и спокойной жизни, но признавала, что к весне тишины и спокойствия в Алаатире стало больше, чем когда-либо раньше. Просто это были тишина и спокойствие для всех, кроме ее отца. Власть накладывает обязательства, Хальк Алаа оказался к ним готов, а Даниэла — не очень. Хотя, от нее-то как раз ничего и не требовалось. Первый опыт командования, управления, принятия решений не только за себя, она получила здесь, в Бакеде.
Работу с музыкантами, поиск талантов, устройство их судеб нельзя было считать даже разминкой по сравнению с тем, чем Даниэла занималась теперь.
И, если быть честной с самой собой, ответственность и власть оказались захватывающим переживанием. Теперь она, наверное, лучше понимала отца.
Правда, все равно была рада, что сейчас решение принимать не ей.
— Не впускайте их, пока я не поговорю с Онезимом, — приказала она, — не вступайте в диалог, и ни в коем случае на них не смотрите.
Может быть, было уже поздно. Поздно не смотреть. Узнали же постовые Занозу, значит увидели, значит могли оказаться под чарами. Но нет, нет-нет, Заноза никого не чарует без необходимости, и пока ему не сказали, что въезд в миссию запрещен, не станет применять дайны. А скажут ему об этом через мегафон, и смотреть на него больше не будут, значит, и зачаровать никого у него не получится. Да и незачем. Ведь не совсем же их в Бакед не пускают, а только пока Онезим не решит, как лучше поступить. Ему самому должно быть интересно. Таких как Заноза он мог и не встречать.
— Почему ты считаешь, что они не взыскующие? — спросил Онезим. — Мне кажется, ты думаешь, что они могут быть опасны для меня.
Даниэла так не думала… Нет, именно так она и думала. Но для этих мыслей не было никаких оснований. Что бы ни рассказывали о Турке и его Псе, они всегда старались решать проблемы миром, старались договориться, и убивали только если договориться не получалось.
Вот только, как такое может быть, чтобы Заноза и не смог кого-то убедить? А если такого не может быть, то кого же и зачем они убивали?
Раз убивали, значит так было нужно. Убитые, наверняка, заслужили окончательную смерть, а чем именно — мистеру Намик-Карасару виднее. Он лишен жалости, но не справедливости. Увидев Онезима, узнав его хоть немного — даже просто выслушав, что расскажет о нем Даниэла — они полюбят его так же, как любила она.
Даниэла попыталась представить мистера Намик-Карасара, проникшегося обаянием Онезима, и помотала головой. Некоторые вещи невозможны. Ни в этой вселенной, ни в какой другой. Мистер Намик-Карасар не любил никого, кроме Занозы. Да и Занозу — только из-за того, что все время был под чарами. А вот сам Заноза, он поймет Онезима, увидит его красоту. Когда они вернутся в город, он расскажет о том, что видел, и отец позволит Даниэле принять причастие.
Все складывалось хорошо. Совершенно нечего было бояться.
— Им не нужно причастие потому, что у Занозы нет тела, — объяснила она то, что ей осенью объяснял отец. — Проклятие не-мертвых ложится на наши тела, а не на души, а у Занозы есть только душа.
У отца объяснять получалось куда лучше. Даниэла-то его тогда поняла. А сама сейчас, похоже, только сбила Онезима с толку.
— Я догадываюсь, что он не бесплотен, — Онезим улыбнулся, — ты выражаешься метафорически.
— Н-не совсем…
Лучше не стало.
— Тело есть, но оно… не считается. Как если бы его не было. Остается душа, а Заноза, — Даниэла развела руками, — ему восемнадцать лет, он просто не успел ничего сделать такого, чтобы испачкать душу.
— Большинству людей не удается сделать ничего такого за всю свою жизнь, — мягко сказал Онезим. — Для того и дана нам совесть, чтобы души оставались чистыми. Так чего они хотят, если не причастия и не моей смерти?
— Узнать вас. Я ведь рассказывала об отце, он предубежден, но прислушивается ко мне. Наверняка, это он попросил их приехать.
— А им самим, этому… Занозе, было бы не интересно? Без просьбы твоего отца?
— Не знаю. Думаю, они не поверили в вас, даже когда он рассказал. До мозга костей материалисты и прагматики, никаких сказок, тем более, никаких чудес.
— Материалист, отрицающий существование своего тела? — Онезим рассмеялся. — Даниэла, ты запуталась сама и запутала меня, могу вообразить, что же ты рассказываешь обо мне отцу, и сколько он способен понять из твоих слов. Я просто обязан встретиться с этими господами. Не предупреждай их о том, как я выгляжу. Иди домой, я тебя позову, когда мы познакомимся.
…Когда дверь за Даниэлой закрылась, Онезим негромко произнес:
— Франсуа, свяжись с блок-постом. Прикажи уничтожить обоих.
* * *
— Дипломатия — это умение вести себя вежливо даже под прицелом, — скучно сказал Хасан.
Заноза удивился:
— Под прицелом себя обычно вежливо и ведут. Для того ведь и целятся.
Ответом ему был взгляд. Нет — ВЗГЛЯД. Хасан как бы молча сказал: «да ну?», и в этом молчании Заноза услышал больше скепсиса, чем если б Турок говорил вслух.
— Вот что сразу? — ему казалось, что он вообще всегда ведет себя вежливо, пока не становится ясно, что перестрелки не избежать. — Я же ничего не делаю. А если б не ты, между прочим, я бы и не знал, что у них тут гранатометы с огнеметами, сидел бы себе спокойно и ждал, пока пропустят.
— Скорострельные пушки на обеих вышках.
— Спасибо, я помню.
Прежде чем ехать в Бакед, они тщательно изучили снимки миссии, сделанные со спутника. Прошлой ночью пришли сюда пешком, оставив машину подальше от любопытных взглядов, и провели рекогносцировку на местности, выбрав несколько точек для экстренного входа. Или выхода. Зависело от того, с какой стороны смотреть. На полосе отчуждения полно было растяжек, ветер посвистывал в спирали Бруно, а Хасан, будто этого мало, сказал, что он бы для верности еще и заминировал подходы, и снаружи, и изнутри.
