Челси Ярбро - Костры Тосканы
Сестра Сигнале вдруг смолкла и отвернулась.
— Простите, синьора. Я не хотела отчитывать вас. Я просто забылась.
Эстасия затрясла головой.
— Нет-нет, дорогая сестра! Продолжайте. Вам давно следовало мне все это сказать. Тогда, быть может, я не вела бы себя… так… — она умолкла, подыскивая слова, — так глупо… так безрассудно…
Эстасия порывисто шагнула к монахине и взяла ее за руки.
— Но… скажите, вы и вправду испытываете этот восторг? Неужели любовь к Христу столь прекрасна? — Она нетерпеливо переступила с ноги на ногу, словно большой капризный ребенок.
— О, милая донна!
Глаза монахини заблестели, она обняла Эстасию и притянула к себе.
— Нет ничего в мире прекрасней этого чувства. Никакие утехи и удовольствия не идут в сравнение с ним. Любовники, деньги, достаток, успех — все суетно, все тщетно, никчемно! Вся слава мира — в Христе! В его сиянии! В его силе и сути! У меня не хватает слов, чтобы выразить, какой сладостный трепет наполняет мое сердце при одной только мысли о нем!
Вслушиваясь в слова селестинки, Эстасия рассеянно оглядывала свою келью. Ее убранство всегда казалось ей уродливым и убогим. Беленые стены, низкий сводчатый потолок, каменный — в трещинах — пол. Узкая койка, на ней одеяло и жесткий, набитый соломой матрас, рядом — сундук, служащий одновременно и стулом, и подставкой для свечки.
В этот момент солнечный луч коснулся распятия, висевшего на стене. Темная деревянная фигурка Спасителя вдруг засияла, и унылое помещение волшебно преобразилось. Изумленная Эстасия отпрянула от монахини и, отобрав у нее свое платье, торопливо оделась. Потом, двигаясь словно во сне, она легла на кровать.
— Донна Эстасия? — неуверенно окликнула ее селестинка.
— Все хорошо, сестра, — пробормотала вдова.
— Вам все-таки надо поесть.
Эстасия улыбнулась.
— Хлеб питает плоть, разве не так? — спросила она, закрывая глаза.
И, уже погружаясь в дрему, добавила:
— А что, как не плоть, вводит нас в искушение?
В церкви дочитывали последние молитвы. Сестра Сигнале присоединилась к монахиням, машинально повторяя давно затверженные слова, но помыслы ее были обращены к подопечной.
— Как она там, сестра? — спросила ее аббатиса, когда молебен закончился.
— Не знаю, — честно ответила селестинка. — Она вроде бы успокоилась, и это хороший знак, но я все же тревожусь.
— Как вы думаете, рассудок ее ясен?
— Похоже, да. — Сестра Сигнале нахмурилась.
— Но вы все же чем-то обеспокоены. Скажите мне: чем?
Аббатиса редко проявляла в расспросах дотошность, и монахиня терялась в догадках, чем вызван ее интерес.
— Ей хорошо бы покаяться. Возможно, тогда припадки бы прекратились. Демоны являются к ней не сами.
Девушка замолчала.
— Продолжайте, — кивнула сестра Мерседе. — Если выводы ваши ошибочны, Господь вас поправит, но если вы на верном пути, ваши слова многому могут помочь.
— Как вам будет угодно, сестра Мерседе, — сказала девушка, ощущая сухость во рту. — У донны Эстасии было много любовников после того, как она стала вдовой, они разожгли ее похоть. Она далека от раскаяния, ибо мечтает лишь об одном, во всем потакая своей буйной фантазии. Ей трудно забыть прошлое и изменить свою жизнь. — Сестра Сигнале вздернула подбородок и посмотрела аббатисе в глаза. — Я думаю, демонов она вызывает сама. То, что с ней происходит, скорее не болезнь, а распущенность.
Сестра Мерседе задумчиво покивала.
— Что ж. Мне доводилось встречать таких женщин. Обычно они немолоды и некрасивы. Но бывают и исключения. — Настоятельница вздохнула и устремила в лицо собеседницы пристальный взгляд. — Ее кузен Сандро Филипепи хочет завтра встретиться с ней. Что вы думаете об этом?
— Пусть повидаются.
— Но он собирается забрать кузину домой. Можем ли мы поощрить это решение?
Сестре Сигнале понадобилось время, чтобы ответить.
— Нет, я думаю, до тех пор пока она не покаялась, ей лучше остаться у нас.
Аббатиса пожевала губами.
— Я полагаю, вы правы, сестра, и молю Господа помочь мне убедить в этом синьора художника. Конечно, тем самым мы добавляем себе немало хлопот, но совесть наша будет чиста. Кто знает, что может случиться с бедняжкой без нашего в ней участия?
Сестра Сигнале молча кивнула и соединила молитвенно руки. Она продолжала молиться, когда настоятельница ушла.
* * *Текст двух писем одинакового содержания, написанных в одном случае левой, а в другом правой рукой графа Франческо Ракоци да Сан-Джермано и направленных им чиновнику Синьории Градаццо Онданте и капитану ландскнехтов Ипполито Андреа Чинквекампи.
Уважаемому чиновнику Синьории Градаццо Онданте (капитану ландскнехтов Ипполито Андреа Чинквекампи) граф Франческо Ракоци да Сан-Джермано посылает поклон, надеясь, что дело, изложенное ниже, будет рассмотрено без проволочек и в законном порядке.
Довожу до вашего сведения, что вчера я присутствовал на приеме, устроенном Синьорией в честь праздника апостола Джиокоппо. Уходя из дому, я отпустил на празднество всю прислугу, оставив в своем палаццо лишь дворецкого Руджиеро, человека честного и трудолюбивого, но достаточно пожилого и недостаточно крепкого, чтобы считать, что жилье остается под надежной охраной.
Впрочем, в этот особенный для Флоренции день, когда помыслы всех христиан устремляются к благочестию, у меня не возникло никаких опасений на этот счет. И, как выяснилось, напрасно. Вскоре после моего ухода в палаццо вломились неизвестные люди и, угрожая дворецкому шпагами, связали его, после чего беспрепятственно принялись рыться в моих вещах. Очевидно, они искали драгоценности или деньги, поскольку в основном пострадала лишь та комната, где я держу кое-какие инструменты для опытов и произвожу расчеты с наемными работниками и поставщиками. Грабители устроили там настоящий разгром, поломали приборы и забрали с собой три чаши от пружинных весов с каким-то количеством находящихся в них золотых.
Не стану перечислять мелочи, но к крупным пропажам хочу отнести исчезновение двух рукописных книг в кожаных переплетах, одна из которых очень важна для меня. Ее ценность во много раз превышает ценность украденных злоумышленниками монет.
В связи со всем сказанным прошу вас направить в палаццо да Сан-Джермано кого-то из ваших помощников или прибыть лично для оценки причиненного мне ущерба.
Позвольте напомнить, что мои гости и слуги уже страдали от рук неизвестных молодчиков. Магистр Бранко все еще не оправился от нанесенных ему ран. Весьма сожалею, но я вынужден во второй раз задаться вопросом: будут ли законы республики в отношении меня соблюдаться или мне следует прибегнуть к иным средствам, чтобы себя защитить?
