Алексей Атеев - Холодный человек
Вначале хочу сделать письменное признание, что именно я лишила жизни своих добродетельных сестриц Летицию и Жоржетту, коим гнусно завидовала. Этот смертный грех тяжким грузом лежит на моей душе и не даст ей упокоиться до самого Страшного суда. Полностью сознаю это обстоятельство. Прошу прощения у батюшки моего, по чьему повелению и составляю сей документ.
Теперь о вещах моих. Куклу Жанну (фарфоровая, с закрывающимися глазами, и пищит) завещаю дорогой племяннице Лотточке, пелерину и тальму – дорогой племяннице Луизочке, ей же лисий салоп. Что касается моих драгоценностей, вручаю их батюшке, пусть использует их по своему усмотрению. Прочие же предметы моего туалета пускай раздадут прислуге.
К сему
Девица Амалия фон Торн
Баронесса
P.S. Помилуй меня, Господи!
Некоторое время наша героиня думала о странном документе, размышляла, подлинный ли он и почему так хорошо сохранился. Непонятно было и другое. Как он попал на кладбище, ведь завещаниям место в семейных бумагах или, по крайней мере, в архиве нотариуса.
Мыслительный процесс Веры был нарушен воплем:
– Эй, Воропаева! Иди сюда!
«Вылез», – сообразила девушка и ринулась на зов.
– Вот он я! – весело произнес Жюль Верн. – Явился из преисподней.
Жюль Верн был перепачкан, на лице его имелись пятна сажи, но вид у парня был довольный. В руках он держал объемистый, плотно набитый мешок.
– Это все, что удалось добыть, – сообщил он, тряхнув мешком. – Будешь смотреть?
– Пожалуй.
Жюль Верн высыпал содержимое на мраморное крыльцо перед входом в склеп. Многочисленные кости он тут же отгреб в сторону, а затем стал перебирать найденные вещи и вслух перечислять их назначение.
– Пуговицы. – Он встряхнул на ладони позеленевшие кружочки с орлами и без орлов. – С различных офицерских мундиров, в том числе и с генеральских. Половинка эполета. Обрати внимание на золотое шитье и вензель «А». Эпоха Александра Первого. А может, и Второго. Вот галуны с мундиров. Сами мундиры не сохранились. Наконечники от аксельбантов. Кажется, серебряные. Обломок клинка шпаги, а это обломок ножен. А вот ценная вещица. – Он достал из кармана джинсов небольшой крестик, украшенный красной эмалью. – Орден Святого Владимира с мечами. Боевая награда, так сказать. Не понимаю, как грабители его не заметили.
– Все это, конечно, очень интересно, – без особого восторга произнесла Вера. – Но где же вещи Амалии? Ведь мы пришли сюда именно за ними.
Жюль Верн поморщился:
– Тут – ничего определенного. Есть, конечно, штучки, принадлежавшие, несомненно, женщинам, но имеет ли к ним отношение Амалия – большой вопрос. К примеру, это кружево. – Он потряс в воздухе некой грязной тряпкой.
– Тьфу! – сморщилась Вера.
– Или вот… – На свет явилась шелковая подвязка. – Но кто его знает…
– Все это не то! – заявила Вера. – Бабка толковала о черепе…
– …Или любой другой вещи, принадлежавшей Амалии. Хоть гвоздь из гробовой крышки. Хотя тут я явно чего-то не понимаю. Гвозди ведь не горят.
– А ты помнишь, в каком виде она является?
– В платье из черных кружев как будто…
– Правильно. Ничего подобного не нашел?
– Увы!
– И что теперь делать?
– Не знаю. Возможно, нам поможет экспертиза ДНК. Костей-то полно.
– Ты в своем уме?! Откуда у нас в городе подобная лаборатория? И потом, если это кости родственников, то у них и ДНК одинаков. Да и с чем сравнивать? Ерунда!
– Согласен, – уныло произнес Жюль Верн. – Значит, поиски бессмысленны.
– Твои, может быть, а вот мои…
– Что твои? Ты разве искала?
– А то нет. Как там говорится в древней книге? Ищите и обрящете? Вот я и обрела.
– Что именно?
– А вот… – и Вера показала Жюлю Верну свернутую вчетверо бумагу.
– Это что такое? Дай взглянуть.
Вера протянула бумагу Жюлю Верну. Тот развернул…
– Завещание, – прочитал он. – Подписано Амалией… Не может быть!
– А вот может!
– Где взяла?
– Нашла в кустах.
– Откуда оно там взялось? Ведь ему лет сто семьдесят, никак не меньше. Бумага старая. Хрустит, но не трескается и не разваливается. Такого просто не может быть! Это фальшивка. Кто-нибудь подбросил.
– Кому нужно подбрасывать? – возразила Вера. – Во-первых, кроме нас с тобой, тут сто лет никого не было, а во-вторых, кроме меня, эта бумажка никому не нужна. Что же касается подделки, то тебе и карты в руки. Несложно проверить.
– Ладно, пошли отсюда. Нужно еще глянуть, выкопали ли эти орелики могилу.
Жюль Верн сгреб находки обратно в мешок, и они быстро зашагали к машине.
Усевшись в «десятку», Жюль Верн хотел уж было завести машину, но почему-то остановился и посмотрел на Веру:
– Дай-ка мне еще разок взглянуть на завещание.
Он вновь развернул бумагу, потом достал из бардачка футляр с лупой, поднес увеличительное стекло к бумаге и стал внимательно изучать ее.
– Бумага подлинная, – наконец изрек он. – Очень хорошая. Похоже, даже водяные знаки имеются. По качеству близка к пергаменту. Возможно, именно поэтому и дожила до наших дней. Но вот написанное… Оно-то каким образом сохранилось? Чернила почти не поблекли, не расплылись… А ведь бумага валялась под дождем и снегом. Нет, не верю!
– Чему не веришь? – спросила Вера.
– Что завещание все это время провалялось на земле. Возможно, оно находилось в гробу, и воры вытащили его вместе с награбленным добром, а приглядевшись повнимательнее, бросили за ненадобностью. Но даже в этом случае оно провалялось на земле долгие годы. И должно было бы давным-давно сгнить.
– Но ведь не сгнило же, – закончила мысль Вера. – Хотя грязи на нем было достаточно.
– Вот-вот. Все же я думаю, его подкинули.
– Но кто?!
– Не знаю.
– Духи? – предположила Вера.
– Какие там духи! Еще скажешь: баронесса. Но даже если предположить, что это так, то тоже одно с другим не вяжется. Ей совсем невыгодно подбрасывать нам вещь, дающую шанс в борьбе с ней.
– Что ты все: шанс да шанс? А если я вовсе не желаю сражаться?
– То есть как не желаешь?
– Да очень просто. Не хочу, и все!
– Но ведь совсем недавно ты мне толковала обратное?
– У девушек семь пятниц на неделе.
– Ничего себе! Зачем же мы полезли в этот склеп?
– Тебе разве было неинтересно?
– Интересно, конечно, но…
– Вот тебе и «но»! Ладно, давай вперед!
Когда они подъехали к тому месту, где оставили могильщиков, те расслабленно отдыхали на подстеленных ватниках. На их лицах сияли благостные улыбки. Хмурая женщина исчезла, зато рядом с могильщиками валялась пустая бутылка и стояла вторая, опорожненная до половины. Могила была не докопана. Жюль Верн принялся ругаться с подчиненными, а Вера сидела в машине и бессмысленно таращилась на происходящее. Ей вдруг стали совершенно безразличны и Павел Борисович, и этот вот парень, и мертвая баронесса, которая то ли существует, то ли нет.
