Татьяна Корсакова - Дежавю, или Час перед рассветом
— Он ошибался, — сказала Ксанка, делая еще один глоток из фляжки. — Это было неправильное решение.
— К сожалению, он понял это слишком поздно. От судьбы не уйдешь. Твои приемные родители оказались никчемными людьми. Мало того, они привезли тебя в Макеевку в самый неподходящий момент, накануне самой темной ночи.
— А вы? Что делали вы?
— Саша, мне будет приятно, если ты станешь обращаться ко мне на «ты», — сказал ее настоящий отец, и голос его дрогнул.
— Хорошо, как скажешь. — Она кивнула, прислушиваясь, не родится ли в душе хоть какое-нибудь чувство, но так ничего и не почувствовала.
— Когда я узнал, что у меня есть дочь, я ушел в отставку и приехал в Макеевку, чтобы переговорить с твоим прадедом. Мне стоило немалых сил, чтобы заставить его просто выслушать меня. Он очень сложный человек.
— Он хотел меня убить, — повторила Ксанка, вспоминая слезы на морщинистых стариковских щеках.
— Он любил тебя, но ему казалось, что выбора нет, что так будет лучше.
— Для меня?
— Для твоей бессмертной души, — сказал отец очень серьезно. — Иногда смерть — это единственный возможный выход.
— Но я все еще жива. — Ксанка коснулась уже запекшейся раны.
— Я попытаюсь найти другой выход. — На лице отца мелькнула едва уловимая тень. — Но должен признать, официально ты в самом деле мертва. Твое тело скоро достанут из реки, и твои приемные родители опознают в нем свою дочь Александру. Девочка, с этого момента в твоей жизни начинается новый этап. — Все-таки он коснулся ее спутанных волос, торопливо и ласково одновременно.
— Чье тело найдут в реке? — спросила она, холодея от смутного предчувствия.
— Другой девушки. Она умерла своей смертью меньше суток назад. Не волнуйся, ради твоего спасения мне не пришлось ее убивать… — отец запнулся.
— А Лешак? — Холод внутри не мог унять даже горячий чай.
— Его я убил, — сказал отец твердо. — Если бы я этого не сделал, он бы убил тебя, я не мог этого допустить. Я присматривал за тобой, дочка, оберегал…
— Что не так с моей душой? — спросила Ксанка, крепко зажмурившись. — Что со мной не так?
— Ты особенная.
— Я это уже слышала.
— Мне трудно об этом говорить, мне даже поверить в это до сих пор тяжело, но твой прадед утверждал, что виной всему Чудо, человек, которого сто лет назад заживо сожгли в этом лесу.
— Чудо?
— Да, он был отцом Лешака и твоим прапрадедом. Он очень опасен, Саша.
— Был.
— Был и есть. Все очень сложно и странно. Ты мне не поверишь. Иногда я сам себе не верю.
— Я попробую поверить, — пообещала она. — Расскажи!
Отец говорил, а она старалась поверить. Картинки из далекого прошлого вставали перед внутренним взором — яркие, почти осязаемые. Женщина, парящая над землей в столбе зеленого света. Босоногая, простоволосая — графиня Зоя Шаповалова, ее прапрабабушка. Черный гроб с истлевшими костями. Высокий старик, высыпающий на ладонь серый, похожий на пепел порошок. Ясноглазый мальчик, завороженно наблюдающий, как мечется, объятый пламенем, привязанный к дереву человек. Все те же кости, но уже полыхающие белым огнем. Все та же женщина, но уже мертвая, с раскроенной лошадиным копытом головой. Все тот же мальчик, но обгоревший, изуродованный до неузнаваемости. Привязанное к дереву мертвое тело. Растерянно мечущийся по пепелищу старик, и медальон, ее медальон, на шее у полумертвого мальчика — ее прадеда. Теперь она знала, что случилось самой темной ночью…
— Он хотел воскресить свою мать, — голос отца разрушил страшное видение. — Приготовил для ее черной души тело Зои Шаповаловой, а когда у него ничего не вышло, он ее убил.
— Его тоже убили. Мой прадед и тот старик, настоящий Лешак.
— Убили, но, не думал, что когда-нибудь скажу такое, не до конца. Спустя тринадцать лет он восстал из мертвых, чтобы отомстить. Он убил Машу, жену твоего прадеда.
— Как?!
— Вселился в тело своего сына самой темной ночью, на время перехватил контроль. Ты можешь представить, каково это — узнать, что ты своими собственными руками убил самого любимого человека? Это страшно, Александра! Это может свести с ума.
— Он сошел с ума той ночью?
— Нет. Я думаю, нет. Но что-то все равно в нем изменилось. Пусть не Чудо, а самая темная ночь завладела его душой и сердцем.
— Чудо попытался еще раз? — Ей не хотелось слышать ответ, но она должна знать правду. — Попытался захватить его тело?
— Нет. Твой прадед, он был особенным, очень сильным, и с каждым годом становился все сильнее. С таким сложно совладать даже Чуду, а попыток у него оставалось не так уж и много. Ему нужен был кто-то одной с ним крови, но не такой сильный, как Лешак, тот, кого можно было подчинить своей воле. Ты понимаешь меня, Александра?
— У Лешака был ребенок?
— Дочь Анна. Летом пятьдесят седьмого в самую темную ночь она повесилась на дереве, у которого сожгли Чудо.
— Это он ее убил?
— Да, ему хотелось жить не раз в тринадцать лет бесплотным духом, а жить вечно в крепком, здоровом теле из плоти и крови.
— В теле Лешака, моего прадеда?
— Да. Особая кровь, особые способности, особая метка. У тебя она тоже есть, вот тут. — Отец коснулся Ксанкиной шеи. — Вы одной с ним крови, вы могли бы стать сосудом для его души, но твой прадед оказался ему не по зубам, а вот Анна… Она была несчастной слабоумной девочкой, ее манила гарь, как манит огонь неразумного мотылька.
— У нее тоже был этот особый знак? — Ксанка дотронулась до своей шеи.
— У нее не было, но она все равно могла слышать его зов и не могла ему противиться. Он заставил ее убить себя, тем самым наказывая за неповиновение ее отца.
— А мою маму? Мою маму он тоже заставил?
— Нет, это было ее собственное решение.
— Зачем? Зачем ей было убивать себя? Ведь у нее была я!
— Она тоже слышала его зов, ее тоже манила гарь, и у нее был знак.
— Он попытался вселиться в мою маму той ночью? — догадка обожгла огнем.
— Да. — Отец кивнул. — Она предпочла умереть, чтобы не стать безмозглой куклой. Она была очень сильной и очень решительной.
— А я? — Ксанка уже знала ответ, видела его на дне синих глаз Лешака, своего прадеда.
— Ты должна была стать следующей, Александра. Ты — последняя из рода. Этой ночью он заманил тебя на гарь, но что-то пошло не так. Я думаю, дело в этих парнях, твоих друзьях. Они ему помешали.
— Они тоже были на гари?!
— Да, считай, тебе повезло. Ребята спасли твою жизнь.
— А сами?
— С ними все в порядке, не надо волноваться.
Все в порядке! Только сейчас Ксанка смогла вдохнуть полной грудью, только сейчас разжались тиски, сжимавшие ее горло. Дэн жив, а это значит, что все у них будет хорошо.
