Игорь Денисов - Судья
— А другая была женой и матерью до того, как убили ее мужа и отца ее дочери.
— И после того, как убили ее мужа, мать перестала быть женой и стала просто матерью дочери своего мужа.
— Вэ-вэ-вэ, — передразнил Точилин. — Шопенгауэры хреновы! Как они там?
— Держатся, — сказал Чернухин. — Но есть странности.
— Какие?
— Девочка. Даша. Она видела убийцу. Он разговаривал с ней.
— Что?
— Э, — Быстров положил ладонь ему на плечо. — Саня, ты чего? Остынь.
Точилин отпустил Чернухина. Тот отступил на два шага, оправляясь, и с легким испугом смотрел на следователя.
Точилин повернулся к капитану.
— Володя, вы с Толей остаетесь здесь.
«Ну спасибо», подумал Быстро, косясь на мертвеца. Пустые глазницы смотрели прямо на него. У Быстрова зачесались руки подойти к телу и закрыть это тошнотворное зрелище простыней. Хотя это вряд ли поможет — воображение простыней не накроешь.
— Так, — сказал Чернухин. — А мне что делать?
— Зови понятых.
— Опять я?
— Не опять, а снова. И чтоб не как в прошлый раз.
— А ты? — спросил Быстров у следователя.
Тот утер со лба пот. Притворно-спокойным голосом сказал:
— Я поговорю с девочкой.
Чернухин пошел по квартирам. Точилин повернулся к двери детской комнаты. Взялся за дверную ручку.
Быстров тронул его плечо. Точилин раздраженно взглянул на капитана.
— Саша, что с тобой?
Следователь поджал губы.
— Она видела убийцу. Я поговорю с Дашей, все выясню, и постараюсь убедить ее никому больше этого не рассказывать.
Быстров сглотнул.
— А… в суде?
— Забудь ты про суд! Нельзя дать Ему понять, как далеко мы продвинулись, как много знаем. Пусть расслабится.
Быстров нахмурился.
Безумный энтузиазм в глазах следователя ему не нравился. Так смотрят люди, которые собираются прыгнуть с крыши многоэтажного дома.
— Ты уверен, что это необходимо? Может, она все выдумала. Дети впечатлительны, особенно девочки.
Точилин покачал головой.
— Я так не думаю. Но я сразу пойму, если она врет.
Быстров кивнул. Хотя тревога не отпускала его. Это ведь Точилин.
— Хорошо. Не дави на нее. Ладно?
— Точилин усмехнулся.
— У меня сын. Я знаю, как разговаривать с детьми.
Он вошел в спальню. Закрыл дверь.
Быстров покачал головой.
«Сын? А если твой сын — свидетель убийства? На какой алтарь ты готов положить тех, кого любишь?»
Он сел на стул у стены. Толя вышагивал от окна к книжным полкам, насвистывая веселый мотивчик, который в данной обстановке звучал как похабная пень в храме. Оба старались не смотреть на труп. Но, конечно же, смотрели.
«Вот он, способ привлечь внимание», подумал Быстров. «Сдохни красиво».
Из-за двери слышался голос Точилина — монотонный, иногда — резкий, и неизменно настойчивый. В ответ звучал тихий голосок ребенка, и успокаивающий — матери.
«Точилин напал на след. Заткнул рот матери и мучает ребенка».
Быстров с удивлением обнаружил в себе невольное восхищение. Сам он не способен проявить жесткость, когда нужно. В их деле такие люди, как Точилин, неоценимы. Хотя, наверное, такие люди неоценимы в любом деле.
Капитан встал и направился к выходу. Толя, стоя у окна, мрачно взглянул на него.
— Опять курить?
— Нет. В туалет.
Толя нахмурился, но промолчал.
Быстров понимал, что нехорошо оставлять товарища в комнате, где произошло убийство. Но поделать с собой ничего не мог.
Он остановился на пороге и оглядел прихожую. Нахмурился. Все на месте. С того момента, как они вошли, ничего не изменилось.
Странно: откуда у него ощущение, что чего-то не хватает?
Его взгляд скользнул по курткам и плащам на вешалке. На полу под ними ровной линией выстроились туфли и тапочки. У стены — детский трехколесный велосипед с рожком.
Зеркало.
Быстров смотрел на слово, кровью написанное на гладкой поверхности. Кривыми буквами, похожими на детские каракули.
Он открыл рот, чтобы заорать так, что отзовутся все собаки в округе, но в последний миг прикусил язык. Нельзя создавать панику. И вообще, пора перестать вести себя, как баба.
Капитан разглядывал надпись на зеркале, и странная гордость охватила его. Каким бы великим ни был Точилин, именно он, скромный капитан Быстров, увидел это первым.
Он почти на цыпочках вернулся в гостиную (сейчас — мертвецкую), чувствуя на губах странную улыбочку, которая так часто раздвигала губы следователя.
Толя стоял у окна, сунув руки в карманы халата. Оглянулся. На лице отразилось изумление.
— Ты чего? Удачно сходил?
Капитан, продолжая улыбаться, поманил пальцем.
— Пойдем.
Они вышли. Быстров показал, и у эксперта вырвался изумленный выдох.
Они молча разглядывали кровавые буквы на зеркале. Странное слово
АЙЛАТАН
— Что это значит? — спросил Быстров. Подошел к зеркалу. От надписи исходил тяжелый запах. Кровь свежая, но словно замороженная. — Есть догадки?
— Наверное, имя.
— Имя?
— Какой-нибудь античный бог, или демон. Саня мне говорил, убийца связан с сатанистами.
Толя двинулся в гостиную.
— Ты куда?
— Нужно показать Точилину.
Быстров ощутил злость. Точилин! Все лавры этому сующему нос не в свое дело типу!
— Нет. Не мешай ему. Лучше возьми фотокамеру. Нужно сделать снимки.
— Что у вас? — спросил Точилин, возникая на пороге. Взгляд нашел кровавые буквы на зеркале. Быстров, глядя в зеркало, видел, как Точилин меняется в лице.
Следователь выхватил пистолет.
— Бегом! За мной!
Они выскочили из темного подъезда в жаркий огонь улицы. Моргая, Быстров и Точилин оглядывались по сторонам. Никого, кроме двух женщин, которые выбивали ковер на площадке перед домом. Увидев пистолет в руке следователя, женщины переглянулись, посмеиваясь. Начали озираться в поисках скрытой камеры.
— Ушел, — процедил Точилин. Сунул пистолет в кобуру и прикрыл плащом.
— Кто ушел? — спросил Быстров. У него все еще гулко стучало сердце. Он был уверен, что Точилин сейчас начнет палить куда ни попадя.
— Убийца! Он был там, понимаешь? На квартире. Пока мы осматривали труп, базарили и топали, как слоны, Он прятался в одной из комнат. Кровь на зеркале свежая.
Быстров сглотнул.
— Боже, неужели Он все слышал? Этого не может быть! — закричал он почти обиженно. — Где Он мог спрятаться?
— Не знаю, — Точилин огляделся, шумно дыша. — Прятаться там негде. Разве что в унитазе.
— Вот урод, — с чувством выговорил Быстров.
