Таинственный ключ и другие мистические истории - Олкотт Луиза Мэй

– Призрак – точнее, призраки, ибо их два – которые напугали Пэтти, это сэр Джаспер и я. Мы встречались на галерее, чтобы обсуждать важные дела, касающиеся мистера Трехерна. Если вам хочется увидеть призраков, мы с сэром Джаспером разыграем пантомиму и убедим всех в нашем мастерстве.

– Прекрасно, тогда давайте спляшем с призраками и достойно завершим вечеринку, – отвечала Роза, когда вся компания добралась до входа на галерею.

В этот миг массивные часы пробили полночь. Все сочли необходимым проводить старый год и под этим предлогом медлили у двери. Сэр Джаспер заговорил первым; он злился на миссис Сноудон, одновременно будучи ей благодарен за то, что она призналась в розыгрыше, избавив его от этой неприятной необходимости. Маскируя недовольство веселостью, сэр Джаспер обнял Розу за талию и хотел закружить ее в танце, как она и предлагала.

– Сюда, сюда! – позвал он. – Будем танцевать, чтобы поскорее наступил новый год!

Его прервал крик Октавии. Обернувшись, сэр Джаспер увидел, что сестра, бледная и дрожащая, указывает в дальний конец галереи.

В обеих стенах было по восемь узких готических окон. Как раз взошедшая полная луна глядела в окна восточной стены, и на полу лежали широкие полосы серебристого света. Никто не зажег огня в камине, не принес свечей, и там, куда не достигали лунные лучи, царила густая тьма. Всполошенные криком Октавии, все проследили за ее жестом – и отчетливо увидели высокую темную фигуру, что беззвучно пересекала светлую полосу напротив второго окна.

– Это вы подстроили? – обратился сэр Джаспер к миссис Сноудон, едва фигура скрылась во мраке.

– Нет, клянусь честью! Я ничего не знала! Я хотела только избавить Октавию от суеверного страха, показав ей, что это были наши проделки, – шепотом отвечала очень бледная миссис Сноудон, подвигаясь ближе к Джасперу.

– Кто здесь? – властно крикнул Трехерн.

Ответом стали не слова, а вздох – легкое, холодное дыхание струйкой поднялось, достигло сводчатого потолка и растаяло. А фигура, между тем, возникла в третьей с конца светлой полосе. Трепет охватил всех присутствующих; они молчали, вперив взоры в темное пространство, ожидая появления потусторонней сущности. Ближе и ближе подходил призрак; шаги его были бесшумны, а когда он поравнялся с шестым окном, отчетливее сделались его очертания. Стало видно, что это высокий, изможденный мужчина в черной рясе, с четками на поясе, и что лицо его наполовину скрыто темной бородой.

– Призрак аббата со всеми атрибутами, – бросил Эннон и хотел рассмеяться, но смеха не вышло, – ледяное дыхание коснулось каждого, и каждый содрогнулся.

– Тише! – прошептал Трехерн, бережно обнимая Октавию.

Еще раз призрак возник и пропал. Пока все ждали его очередного появления, миссис Сноудон, замершая вместе с остальными на границе света и тени, вдруг шагнула вперед, как бы желая в одиночку противостоять призраку. Он тоже вышел и застыл в светлой полосе, в сиянии полной луны. Миссис Сноудон находилась к нему ближе всех и первая разглядела его лицо. Она слабо вскрикнула и рухнула на каменный пол, рукою прикрыв глаза. Ибо ни один живой человек не мог иметь такого вида – таких жутких запавших глаз, таких белых губ. В следующее мгновение остальные тоже увидели то, что было полускрыто капюшоном, и у всех дух занялся, когда медленно поднялась призрачная рука и усохший палец указал на сэра Джаспера.

– Говори, кем бы ты ни был, не то я сам разберусь, человек ты или привидение! – свирепо выкрикнул сэр Джаспер и шагнул навстречу призраку, желая перехватить кисть, которая, похоже, предрекала ему беду.

Ледяной вихрь пронесся по галерее, и фантом медленно растаял во мраке. Подобно одержимому, сэр Джаспер ринулся в глубь галереи, но она была пуста, сам же он по возвращении выглядел очень странно. Бланш лишилась чувств, Эннон на руках понес ее прочь. Роза вцепилась в руку миссис Сноудон, Октавия прильнула к своему кузену и пылко прошептала:

– Слава богу, он указал не на тебя!

– Значит, я тебе дороже, чем родной брат? – шепнул в ответ Трехерн.

Словесного ответа не последовало, зато одна маленькая ручка как бы невольно сжала его ладонь, а другая вытянулась в направлении Джаспера, который как раз приблизился – бледный от потрясения, внешне спокойный, даже притихший. Желая разрядить обстановку, он вымученно улыбнулся и помог встать миссис Сноудон.

– Прислуга дурачится. Глупые шутки не стоят нашего внимания. Успокойтесь, Эдит, вы на себя не похожи.

– О нет, Джаспер, то был не человек, и вам это известно не хуже, чем мне. Зачем только я привела вас сюда! Теперь вы столкнулись с фантомом, который предрек несчастье!

– Чепуха! Если мой срок не за горами, призрак нашел бы меня где угодно. Я не верю в нелепые предрассудки, я смеюсь или игнорирую их. Идемте вниз и выпьем за мое здоровье! Вино будет из погребка, что принадлежал самому аббату Бонифацию.

Однако продолжать веселье никто уже не хотел и не мог. Мало того, выяснилось, что Эннон всполошил намеками леди Трехерн. Пришлось все ей рассказать, она же увидела в произошедшем дурной знак, чем усугубила замешательство компании. По распоряжению леди Трехерн дом обшарили до последнего закоулка, а слуг подвергли допросу. Словом, были предприняты все усилия, чтобы установить природу явления.

Да только напрасно: в доме царил обычный порядок, а лакеи и горничные дружно бледнели от одного предположения, будто можно в полночь пойти на северную галерею. По просьбе миледи все обещали ни словом не упоминать о призраке, после чего наконец-то разошлись по комнатам, чтобы вкусить сна – если, конечно, получится.

Мрачны были лица гостей и хозяев, собравшихся за завтраком. Когда, по обыкновению с опозданием, вошел сэр Джаспер, на него устремились исполненные тревоги взгляды, сам же он имел вид человека беспечного и всем чрезвычайно довольного, ибо ни разу еще ни единое серьезное событие не оставило достаточно глубокого впечатления на непостоянной, словно ртуть, натуре сэра Джаспера. Скорее уж, про́клятым казался Трехерн – очень бледный, осунувшийся, сидел он за столом, и лицо его светлело, только когда он смотрел на Октавию. Все утро Трехерн ходил за Джаспером как тень, чем вызвал досаду молодого джентльмена. Миледи и Октавия тоже буквально пасли Джаспера, и их лица выражали плохо замаскированный страх за сына и брата.

К полудню терпение Джаспера иссякло. Он восстал против нежной опеки, приказал, чтобы седлали коня, и заявил решительно:

– Нынче в доме все жуть какие мрачные, мне это надоело до смерти. Надо проветриться. Добрый галоп будет в самый раз, не то я взорвусь или сам предамся унынию.

– Джаспер, поедем со мной в экипаже. Мы давным-давно не катались вместе, прогулка доставила бы мне огромное удовольствие, – сказала миледи, удерживая сына.

– Миссис Сноудон явно не помешает свежий воздух, а то ее розы поблекли. Катание в экипаже, запряженном вашим пони, матушка – это именно то, что ей нужно, а я только рад буду уступить миссис Сноудон свое место, – со смехом отвечал Джаспер, высвобождая руку, которой завладела миледи.

– Прокати Розу, Бланш и меня в кларенсе [34], Джаспер. Нам нужен воздух, а ты лучше всех владеешь кнутом. Прояви галантность, скажи «Да».

– Благодарю покорно, но нет, сестричка. Роза и Бланш спят, да и ты жаждешь подняться к себе в спальню – после вчерашнего бдения. Как мужчина и как брат советую: ляг, отдохни, а мне позволь проехаться верхом.

– Позови для компании Эннона, – с напускным спокойствием предложил Трехерн.

Сэр Джаспер нахмурился, резко обернулся к нему и отчеканил, за шутливым тоном скрывая раздражение:

– Тебя послушать, так я либо мальчишка, либо и вовсе младенец. Хватит меня опекать! Ты очень ошибаешься, если решил, что я теперь буду влачить свои дни в постоянном страхе перед несчастьем. Нет, я намерен развлекаться, пока могу, невзирая на призрак. Предпочитаю брать от жизни все, пусть даже жизнь моя будет коротка. Так что прощайте все, до ужина!