Эдуард Катлас - Создатели
Этот путь казалось невозможным преодолеть.
Но и стоять на месте было нельзя. Дима видел, как лава быстро поднимается из глубины, готовясь затопить всю пещеру, может быть, и до самого потолка.
Воины побежали. Их оставалась едва ли тысяча, но все они побежали вперед, к тому месту, на которое указал проводник.
На этот раз к работе магов присоединился мальчик. И если маги пытались обхитрить реальность, создавая воздушные мосты над трещинами, устраивая камнепады, позволяющие перебежать через небольшой поток лавы, перепрыгивая с камушка на камушек, то мальчик менял саму реальность.
Самый широкий поток лавы, перегораживающий им путь, в один момент просто исчез, превратился в твердую скалу, не оставив ни единого напоминания о том, что здесь только что текла раскаленная река.
В другом месте, там, где лава начала перехлестывать через край трещины и разливаться во все стороны, создавая новую преграду, неожиданно образовалась пропасть, моментально поглотившая ухнувшую в нее лаву. Но недостаточно широкая, чтобы через нее нельзя было перепрыгнуть.
А главное — их путь сократился. Дима видел это, хотя не был уверен, что это заметил кто-то, кроме него.
Он видел, как исчезло полсотни метров их пути, просто схлопнулось, причем так, что края сошлись ровно, без малейшего намека на шов, на существовавший только что разрыв, на то, что здесь вообще что-то было. Часть пространства просто исчезла, что сократило их путь еще на несколько драгоценных секунд.
Но как бы ни старались маги и проводник, многие не успели. Не добежали, рухнули в пропасти, оказались залитыми неожиданными потоками лавы, заваленными обрушивающимися со стен камнями. Мир пещеры рушился и готов был похоронить любого вместе с собой. Он и создавался только как ловушка для тех, кто посмеет пойти этой дорогой.
Они перенеслись.
Лавы во втором мире было больше, а твердой поверхности — еще меньше.
Что-то цеплялось за ноги, и Дима невольно опустил взгляд вниз, задержавшись лишь на мгновения, чтобы убедиться, что нет немедленной угрозы ни для Лютика, ни для мага, ни для него.
За его штаны цеплялись руки, черные, скользкие руки мертвецов вытягивались к ним прямо из грязи и цепляли за ноги всю армию.
Только сейчас до него дошло, что низкий звук, которым был насыщен этот мир, это не просто гул, это тысячи, миллионы бормочущих, просящих, о чем-то умоляющих голосов. Тщетные мольбы грешников, которых заставил каяться лишь ад.
Они по-прежнему были в подземной пещере, но теперь понятие «подземная» приобретало второе звучание. Они были в аду, созданном для них Душителем. Гротескном, немного выхолощенном и символичном аду фантазий Данте. Дима не мог сказать точно, какой именно круг им решили продемонстрировать, да и не стал об этом даже задумываться. Потому что проводник показал вперед, на точку через пару сотен метров вдоль пещеры, туда, где стоял одинокий каменный обелиск с выбитыми на нем письменами.
Место следующего переноса.
Они вязли в море цепляющихся за них рук. Дима увидел, как одна из таких рук не дала воину перепрыгнуть через расщелину, дернув его в последний момент и послужив причиной тому, что воин рухнул вниз, в текущую по дну лаву. А голос, который сопровождал движение руки, застонал еще жалостливее, потеряв того, кому он мог пожаловаться, покаяться, попросить о прощении в тщетной попытке его получить. И рука тут же начала искать новую жертву.
— Вот же, мать его, фантазия у ублюдка! — отчетливо произнес сзади друг проводника.
И от этих слов, ясных, простых, незамутненных никакой аурой силы или ужаса, обычных слов обычного человека, многим вокруг стало легче. Они пришли в себя, стряхивая дурман окружающего мира. Отделяя себя от всхлипов кающихся — зова мертвых сирен.
Но воины продолжали гибнуть.
Один не смог сразу выдернуть ноги, отодрать державшую его мертвую руку, потом прислушался, услышал что-то, скорее всего — жалостливую историю грешной жизни, даже наклонился, чтобы слышать лучше. Его зацепило еще сразу несколько рук, и он слушал их стенания, даже не пытаясь вырваться. Очень скоро черные руки утащили воина вглубь, туда, откуда его уже никто не мог достать.
В следующий раз, когда Дима увидел воина, тоже начавшего к чему-то прислушиваться, он молча толкнул его вперед, сбивая дурман, заставляя двигаться, не позволяя услышать то, что ему хотели рассказать.
Для каждого из них в этом мире найдется своя история, которую стоит послушать, свой грех, который они могут понять, и душа, способная рассказать о своих страданиях так страстно, что ей захочется помочь.
Но у каждого из них была работа, цель, ради которой они пришли в этот мир.
И сейчас эта цель была в сотне метров впереди.
* * *Миры манили их развратом и похотью. Сладостными песнями мертвых, слушать которые можно было вечно. Миры выжигали их лавой и растворяли в кислоте. Миры этой цепочки выстраивали такие препятствия, что даже лишь видя их, многим хотелось развернуться и пойти обратно. Они воевали с мертвыми воинами и даже с камнями.
Но в конце концов оказались у цели. В мире, который принадлежал самому Душителю. В мире, из которого он не мог сбежать, потому что бежать ему было просто некуда.
Дима оглянулся. Проводник, его друг, маг Виктор и Лютик. Еще два десятка воинов. Все. Это были все, кто сумел прорваться сквозь преграды, проскользнуть мимо всех соблазнов, избежать всех ловушек.
Самые стойкие и самые удачливые, каждый из них доказал, что достоин принадлежать к этой армии.
Но достаточно ли их было, чтобы сразиться с Душителем?
Лекс
Они, все кто остался, услышали смех Душителя Снов. Даже по этому смеху можно было сразу сказать, насколько невменяем был их враг.
В этом смехе не было ни радости предстоящей победы, ни злорадства. Это был смех демона, получившего свою добычу и планирующего с ней расправиться, медленно, жестоко, извращенно.
Лекс шагнул на звук, еще не видя хозяина мира.
Но тот не стал даже прятаться. Вышел на свет из дымки, которая хозяйничала в его царстве. Серая блеклая дымка, не двигающаяся, скрывающая весь этот мир от взглядов. Здесь были только те, кто пришел вслед за Лексом, и Душитель. Все остальное было накрыто серой пеленой, и мальчик знал теперь, что в этом мире ничего больше и нет. Вообще ничего. Этот мир — предтеча, прообраз, из которого можно было лепить все, что угодно. Но Душитель не стал ничего делать, оставив лишь дымку, пепельную серость, скрывающую все.
Это был мир полного забвения.
И смех у Душителя был такой же — равнодушный и извращенный одновременно. Словно ему было скучно и он знал, что даже предстоящая расправа не способна будет эту скуку разогнать. Потому что все, что будет, также канет в эту дымку и забудется, очень скоро и навсегда.
