Оксана Бердочкина - Звездочет поневоле
«Убейте меня! Убейте меня!», – в приступе яростного безумия очнулся утомленный от диалогов Манжет. Терзая себя за грудь от пережившего видения, отчаянно бился в силуэте кресла, ноги его сделались ватными, а сильная бледность лица неожиданно окрасилась в красные бегающие пятна.
«Да очень вы нам нужны!», – резко высказался приглашенный демон, стягивая с себя белую салфетку, в то время как Пятнышко разделывало «по-острому» запеченную буженину.
«И не говори, размечтался. Убейте его! Убейте! Нет, друг, мы такие грехи на душу не берем!», – с усмешкой пропищал демон, заворачивая в срезанный кусочек буженины ягодный соус.
«Такую радость всем сделать! Вот если к нам по-простому на долгое лето, дело другое. Глядите, Июнь к нам пожаловал, наш теплый и ласковый месяц. Отдыхает с дорожки, аж сани занесли окаянного. Уже все подписал, от всего отрекся и совсем согласился даже войну развязать. Ну, что я говорил, недолго будет думать, времени-то у него нет. А у кого оно есть?».
«Мне кажется, что я сплю!», – простонал на самый верх разочарованный Манжет.
«Да не спишь ты», – равнодушно подсказало Пятнышко, продолжая кромсать буженину.
«Тебе еще повезет, помнишь заветную надпись? А ты психовал…».
«Кто все эти люди? Где я?», – перебивал гость, опровергая настоящее.
«Да не люди мы, а самые обыкновенные демоны», – высказался многообразный, засунув в труп мутного старика горстку грецких орехов.
«Вы в гостях! Понимаете?», – фамильярно заметил второй, эффектно сняв с головы мужской парик «Аллонж», что был когда-то наспех украден им еще во второй половине XVIII века прямо посреди дьявольского судебного процесса. Светски демонстрируя свой длинный язык, демон искусно оголял свои гнилые зубы, вслепую подрисовывая мушку – кривлялся, выкрикивая обезьянкино «У», будто упоминал о земном долге господина Манжета. Пятнышко чмокнул свою ладошку, чихнул, успешно наслаждаясь мгновением, в то время как его друг продолжил дегустировать пищу, добавляя наиважнейшее: «Вас пригласили, так ведите себя прилично. То есть вопросов желательно не задавать!». Чопорно отчитав накрахмаленного, демон тут же ударил деревянным молоточком по столу. А дальше запивал густым вином буженину «по-острому», ропща на современные души, и снова нарядился в волосы, изображая осведомленного обо всем судью.
«Бок болит! – простонало Пятнышко, глядя в ряженого. – Вот, печенки нет, а болит! Память – удивительная вещь!», – с особенным выражением покаялся постельный клоп, с диковиной уносясь в праздник стола и ночи.
Лежа на атласном отрезе, крупные агаты впитывали звездные блики через открытые настежь окна, что уходили за тянувшейся лозой. Запахи волнующего вечера еще более будоражили и сотрясали забитые обстоятельством головы, и не было в этом кончины для нечто следующего, что находило в себе нарушение и беспрепятственную расплату.
Господин «Вешайтесь Все» перевернул песочные часы, что у самого носа мелькали. В эти долгие и утомительные будни он не зря посылал свою неприязнь прочь, проводя свое личное сцепление разума в существо окружающего механизма. «Твои глупые, бессильные проклятья ничего не значат для меня и моего белого, чистого Бога», – за сказанным следовала подпись Сахарного, он еще раз придвинулся к самому краю, дабы лучше всмотреться в принесенные ему бумаги. «Господин „Вешайтесь Все“, своим излишним вниманием вы кормите убитых птиц…», – развернул затаившейся диалог уже достаточно долго ожидающий его гость.
«Мне нравятся эти мысли. Как уставшее зло и отдохнувшая доброта», – процитировал он, следом замечая качество выражения.
«Вы заметили! – со сноровкой обрадовался Волчий, пытаясь еще более приблизиться к читающему. – Здесь… нетрудно это сделать. Да и вы не побрезгуйте взять чего-нибудь с полки», – подчеркнув уютность зала, Господин «Вешайтесь Все» улыбнулся исподлобья уголком рта.
«Ну, признайте, что я прав. Это то, что нам нужно! Ну, разве я не сообразил хорошо?», – в надежде ударялся Волчий, уповая на свое грамотное решение.
«Сообразили. И есть куда спешить. Верните эти бумаги их законному владельцу со всеми почестями. Что же касается фламандского отшельника, то расскажите о нем правду, путать здесь больше нечего. Надеюсь, что господин Сатанинский закончит свою адскую историю взамен на наш добрый козырь».
«Ну, если учесть, что Сахарный является единственным свидетелем, то в данной комбинации все должно сложиться без жертв», – с надеждой помянул Волчий, потирая уложенную на теле кобуру.
«Редкую вещь произносите», – заметил «Вешайтесь Все», еще раз перевернув песочные часы, что мелькали перед его носом, символично отметив, что песок в них однажды кончится.
В ночь на пустынном летнем пляже ему были открыты все дороги – это очень редкое время жизни. Все дышало в нем, ощущая красивую стабильность, касание прочности привело его душу в спокойствие, и за его легкой спиной поднялся июньский мрак.
Петушок на палочке от хорошего человека застывал в металлических формах, когда путешественник оглянулся, припоминая скопившуюся сдачу своего кармана.
«Купите, сеньор, а то сердце Шопена вот-вот заиграет», – заметил хозяин леденцов, протягивая золотистого петушка.
«Я слышу… Теперь моя победа заняла очередь», – застенчиво промолвил Сахарный, забирая лакомство из довольных рук.
«Обратите внимание, господа, на этот пропорциональный сицилийский пейзаж!», – вскричал некто в неизвестность, явно желая привлечь к себе внимание, затем настойчиво топнул, задев впереди идущего Сахарного своей гибкой рукой.
«Ах, извините, извините, господин Сахарный, не знал… не знал, что вы в ночи прогулкой жажду утоляете».
«Так ведь звездочет поневоле…», – недосказанно перевел Шуга, заглядывая в самую глубь раскланявшегося перед ним Волчия.
«Говорят, что новые кофейни открывают вон на той улице, что за тем портиком из колонн. Говорят, что времена идут небывалые!», – очарованно проиграл Волчий, замахнувшись лакированной тростью почти над их головами, и крепко вспотел, ожидая, когда маска изо льда на лице его собеседника начнет капать от его играющих волчьих слов.
«Да вы в своем уме? Скорее Африка остынет, чем с той улицы съедет Тинторетто», – мягко заключил Сахарный, уйдя от пламенной трости в сторону.
«Ну, позвольте! Тинторетто!», – с проблемой подошел Волчий, запахиваясь в летний плащ цвета индиго и спешно догоняя уходящего прочь свидетеля, прокричал: «Кто такой любезный?! Вы нам расскажите! О, Боже, Шуга, как с вами сложно! При чем тут Тайная вечеря? При чем тут север? Я вам самое главное пытаюсь донести. Мы же с вами, в конце концов, теперь партнеры и хорошие друзья. Помогите и мне!».
