Сергей Арно - Живодерня 2
— Борис телеграфировал мне о появлении в вашем городе такого редкого в наши дни заболевания. Я, честно говоря, встревожился.
— Эдуард Робертович работал в театре вместе с водителем Петрушки, виновным во всех этих преступлениях, — сказал кукольник. — Как только я узнал от Марининой матери об исчезновении твоего, Сергей, отца и о тех странных явлениях, которые стали происходить в жизни Верочки… Извини, Сергей, но я всегда знал, что их союз не приведет ни к чему хорошему. Так вот, когда Верочке стали подбрасывать детские игрушки и звонить с угрозами, я испугался за нее. Я всячески пытался уговорить ее не заниматься расследованием исчезновения твоего отца.
— Не понимаю, почему вы не обратились в милицию, — пожал плечами Сергей.
— Да как же не обратились. Она несколько заявлений написала, но все бесполезно. Это дело тонкое, связанное с человеческой психикой, а психикой должны у нас заниматься врачи…
— Ну правильно, врачи… — подтвердил Сергей.
— Я побывал на консультации у профессора психиатрии. Он подтвердил, что в учебниках по истории психиатрии действительно описываются симптомы такого заболевания, широко процветавшего в 16–18 веках, но лично он за свою практику ни разу не встречался с подобными случаями, и ему будет интересно обследовать Петрушку, если я его приведу. В общем, получался порочный круг. Но самое главное — не было никаких следов, кроме дурацких куколок и звонков по телефону…
— Позвольте, как это не было следов. Ведь куклы и детские ухищрения — первые следы, — перебил Эдуард Робертович.
— Это для вас следы, но не для следователей, — ответил кукольник. — Поэтому я и дал вам телеграмму.
— Я, конечно, не поверил, — продолжал Эдуард Робертович. — Ведь не может такого быть, чтобы через столько лет Петрушка в человеке пробудился. Но на всякий случай приехал.
— Но было уже поздно.
— Да-с, было уже поздно. Вера Вольфовна Лухт находилась уже под следствием, ее обвиняли в убийствах… рассудок ее не выдержал горя… ну, в общем, сами понимаете, ее спасти мы не сумели. Но мы выяснили самое главное, то что бывший водитель Петрушки — Шкварин Константин Сергеевич — жив, и что внутри него, как второе Я, живет кукла. Кукла, лишенная всех человеческих чувств: у нее нет ни жалости, ни страха, у нее одно только чувство юмора… Кстати, кто-нибудь из вас видел выступление Петрушки?
Все общество отрицательно помотало головами.
— Так вот, — продолжал уродский человек. — Юмор Петрушки отличается крайней степенью грубости, так называемый, площадной юмор. Шутки его циничны и грубы. Фу! Порой они омерзительны. — Эдуард Робертович сморщил нос, отчего шишка под ним поднялась к самым ноздрям. — Сколько раз я предлагал убрать эту пошлость из театра. Но ужасный Коршунов, бывший тогда администратором театра, был против. Тупой ублюдок! Но он поплатился за свои издевательства… Так вот, мы убедились в том, что водитель Петрушки жив, но приехали мы слишком поздно — он прекратил свою деятельность. Так что нам ничего не остается, как разъехаться по домам…
— Не понимаю почему?! — воскликнул Сергей.
— А потому, молодой человек, что бороться с таким человеком можно только в тот момент, когда Петрушка проснулся в нем. А потом уже поздно — больной уже не понимает, в чем он виноват. Он обычный человек, такой, как вы, я, они… — при этих его словах Карина еле заметно улыбнулась. — Он не помнит, что произошло, и вы не в состоянии ничего доказать; и это может спровоцировать новый приступ и снова будут гибнуть люди.
— Ты, Сергей, и спровоцировал этот приступ, — сказал задумчивый кукольник. — Конечно, в этом нет твоей вины.
— Значит, его можно только грохнуть? — поинтересовалась Карина. — Это уже уголовщина.
Эдуард Робертович перевел свои выкатившиеся из орбит глаза на Карину и как-то странно посмотрел на нее.
— Нет. Важнее, чем грохнуть, — это слово он выделил интонационно, — его (можно) выявить. В момент приступа любой психиатр определит его болезнь. Теперь нужно его обнаружить и сдать в больницу. Учтите, кроме нас с вами, этого никто не сделает.
— Но прежде, чем отдать этого мерзавца докторам, — проговорил Сергей совершенно спокойно, слегка прикрыв глаза веками, и словно ни к кому не обращаясь, — я у него спрошу…
Он не договорил.
— Скажите, неужели нет никакого способа отличить его от других? — спросила Карина.
— Решительно никакого способа, — помотал уродливой головой новый знакомый. — Но… впрочем, есть один очень древний способ определения Петрушки. Я прочел о нем в старинной книге. Так вот, в ней написано, что определить Петрушку можно только геранью, это такое растение. В присутствии Петрушки она вянет. Это чувствительное растение не выносит поля его безумия. Это, конечно, легенда и в нее можно не верить, но я на всякий случай привез герань с собой.
Урод кивнул на тумбочку, на которой стояло растение.
— А что это за театр был? — спросила Карина.
— О! Это был театр!.. — ностальгически вздохнул Эдуард Робертович. — Это был единственный в стране и в мире театр.
Эдуард Робертович закинул ногу на ногу и, приняв позу вдохновенного рассказчика, начал с несколько торжественными нотками в голосе.
— Театр был основан в семьдесят восьмом году, в самый разгар так называемого застоя. Это был уникальный театр, в нем играли куклы и живые актеры. Но актеры были, как бы это сказать, с неординарной внешностью. Нужно заметить, что история знает великое множество примеров, когда уроды, только лишь демонстрируя свою внешность, зарабатывали огромные деньги. Вспомните компрачикосов. В 13–17 веках это была очень прибыльная профессия. Они похищали или покупали детей и уродовали их внешность. "Доктора" разрезали им щеки, делая на лице вечную улыбку, или переделывали другими способами. Такие уродцы служили шутами, забавляя народ своей чудовищной внешностью, из них делали акробатов, танцоров… Физическое уродство всегда привлекает человеческое внимание, рядом с ними люди видят свое совершенство и красоту. Например, в древнем Китае придумали растить уродов в сосудах. Сделав сосуд замысловатой формы, сажали туда ребенка, и он жил в нем. Тело его росло, заполняя пустоты сосуда, приобретая его странную форму, потом когда человек вырастал, сосуд разбивали и на свет выходил человек-сосуд, урод сложной конструкции. Причем с формами сосудов постоянно экспериментировали. Представьте, каких форм там только не было! Так делали в древности. А вот взгляните.
Эдуард Робертович поднял на колени старинный саквояж, отщелкнул замочки и достал несколько вырезок из журналов. Первую попавшуюся вырезку протянул Карине.
