Мишель Цинк - Хранительница врат
Прикосновение Димитрия выдергивает меня из сна. Он ласково поглаживает пальцем мое запястье, и я улыбаюсь, желая оттянуть момент, когда снова придется садиться в седло.
— Ты меня так просто с места не сгонишь, — лениво говорю я сквозь дрему.
Я чувствую, как он берет меня за руку, и что-то мягкое скользит у меня по запястью, с внутренней стороны.
— Да ты не слушаешь! — дразню я.
Голос, что отвечает мне, тих, почти неслышен.
— Все будет так просто — если только сделаешь, как велят.
Это не голос Димитрия!
Я открываю глаза и выдергиваю руку. Передо мной на коленях стоит Эмрис, держа что-то в руке. Что-то на черной бархатной ленточке.
Медальон!
— Что… Что вы делаете?! Отдайте! Это не ваше!
Я скашиваю глаза на руку, на которой нет отметины. Да, так и есть. Медальон сняли, пока я спала. Я пытаюсь высмотреть, где же Димитрий, при этом не отводя глаз от Эмриса. Однако берег у него за спиной пуст.
— Я не хочу причинять тебе боль. Просто выполняю, что велено.
Эмрис не вздрогнул, не отшатнулся — похоже, его не страшит вмешательство Димитрия, и это пугает меня сильнее всего.
Что Эмрис с ним сделал?
Я отползаю по твердой неровной земле, упираюсь спиной в дерево. Прочный, надежный ствол — однако мне у него защиты не обрести. Дальше бежать некуда.
— Пожалуйста, не трогайте меня.
Голос у меня жалобный, слабый, но я слишком испугана и не могу сердиться на себя за это.
У меня есть миг, один только миг на то, чтобы внутренне проклясть свою же глупость. Только теперь мне вспомнились слова Гарета: «Леса вам больше не грозят». А мы-то как раз в лесу! Ехали по нему столько часов — и сейчас еще в тени вековечных деревьев.
Как же мы ни о чем не догадались?
Эмрис встает и с решительным видом делает шаг вперед. На этот раз он обходится без уговоров: бросившись ко мне, хватает меня за руку и пытается прижать медальон к запястью с отметиной. Я отчаянно брыкаюсь, стараясь выдернуть руку, но мой противник гораздо сильнее меня.
Эмрис крепко держит мое запястье. Сухой бархат шелестит по коже, медальон — холодный и завораживающий, как море, в котором я чуть было не утонула — врезается в тело. Здоровенные руки Эмриса сражаются с застежкой. И тут за спиной моего врага, одержимый яростью, возникает новый персонаж этой драмы.
Я с трудом узнаю Димитрия — лицо его искажено злобой, по лбу катится струйка крови. Он одним махом сдергивает Эмриса с меня, швыряет в сторону и с неописуемой ненавистью наносит удар по поверженному противнику.
Впрочем, мне не до того. Я поспешно пытаюсь сорвать с запястья медальон, но расстегнуть застежку удается не сразу. Наконец я справляюсь с ней, и меня охватывает неудержимая дрожь. Медальон выпадает из ослабевших рук, но я и не думаю его подбирать. Он мой. Только мой. Куда бы я ни пошла, он найдет дорогу ко мне.
Не обращая внимания на медальон, я бросаюсь к Димитрию, который ожесточенно пинает Эмриса. Наш проводник корчится, перекатывается по земле, стонет и держится за живот.
— Прекрати! Прекрати! — кричу я, хватая Димитрия за плечи. — У нас нет на это времени!
Димитрий дышит часто и тяжело, грудь у него бурно вздымается и опадает, глаза полны дикого безумия. Он смотрит на меня, точно не узнаёт, и я с ужасом гадаю, не потерял ли он рассудок, помнит ли вообще, кто я такая. Внезапно Димитрий притягивает меня к себе, прижимается всем телом, зарывается лицом мне в волосы, и его дыхание слегка выравнивается.
Я отстраняюсь и осматриваю рану Димитрия — кожа рассечена на лбу у самых волос, кровь течет не переставая. Мне хочется ощупать рану, но я отдергиваю руку, боясь сделать ему больно.
— Что произошло? — спрашиваю я.
Димитрий подносит руку к виску, вытирает кровь и недоуменно смотрит на нее, точно не признает.
— Не знаю. Наверное, он треснул меня чем-то. Помню только, как стоял у реки, а потом очнулся на берегу и услышал твои крики. Тут я и рванул со всех ног.
Внезапно в нескольких шагах от нас раздается шорох листьев. Мы с Димитрием поворачиваем головы на шум: Эмрис, поднявшись с земли, бежит к лошадям с проворством, поразительным для человека, которого только что жестоко избили. Вскарабкавшись на свою кобылку, он без единого слова скачет в лес.
Мы не пытаемся остановить его. Зачем? Его услугами мы все равно воспользоваться не сможем.
Я перевожу взгляд на Димитрия.
— Он из падших душ?
Димитрий качает головой.
— Вряд ли. Падшие души куда опасней. Похоже, они хотели расправиться с нами самым простым способом: подкупили крестьянина и пообещали щедро заплатить ему, если он заведет нас куда-нибудь.
Я вспоминаю слова, сказанные мне этим самым Эмрисом: «Просто выполняю, что велено».
Вздохнув поглубже, я обвожу взглядом чащу.
— У тебя есть хоть какое-то представление, где мы?
Он качает головой.
— Не особо. К тому же, можно смело сказать, что Эмрис всю дорогу вел нас совсем не в ту сторону.
Меня одолевает отчаяние, ощущение полного краха. Отвернувшись от Димитрия, я иду к реке, поднимаю с земли медальон, обвязываю ленточкой запястье. Неужели тут нашему путешествию и конец? После всего, что мы преодолели, после всего, что прошли, — свернуть из-за какого-то слабовольного проводника, которого призрачное воинство сумело переманить на свою сторону? Кто знает, удастся ли мне вообще найти эти страницы после смерти тети Абигайль? Она одна хранила их тайну, она одна могла подготовить столь тщательно продуманное путешествие.
Но она умерла.
Димитрий хватает меня за плечи.
— Лия! Все будет хорошо! Разберемся.
Я вихрем разворачиваюсь к нему. Безнадежность, захлестнувшая меня с головой, вырывается наружу.
— Как разберемся, Димитрий? Как? Мы затеряны посреди неведомого леса. Вдобавок… — Я отворачиваюсь от него и смеюсь, но смех отдается во рту горечью. — Вдобавок, мы даже не знаем, куда идти! У нас нет ничего, Димитрий! Ничего, что направило бы нас отсюда к цели — кроме загадочного слова. — Я опускаюсь на валун на берегу ручья. Гнев вытекает из меня, точно вода. Остается одно лишь отчаяние.
— Какое еще слово? — спрашивает Димитрий.
— Что? — Я непонимающе гляжу на него.
Он подходит ко мне, приседает на корточки, так что глаза наши оказываются на одном уровне.
— Ты сказала «Ничего, что направило бы нас к цели — кроме загадочного слова». Какого слова?
Я все еще не решаюсь выдать тайну, которую доверила мне на смертном одре тетя Абигайль. С другой стороны, выбора нет: если нельзя довериться Димитрию, то у меня вообще никого не осталось. Я глубоко вздыхаю.
