Ольга Крючкова - Слуга Люцифера
Сержио так и остался в карете мадонны с её камеристками, проявляющими к нему живой интерес. Сantante, как зрелый мужчина, опытный в любовных делах, прекрасно понимал, чем вызван интерес прелестных юных особ. Трико обтягивало стройные ноги Сержио, выгодно подчёркивая его прекрасно развитую физиологию. Камеристки пребывали в отличном расположении духа, постоянно перешептывались и посмеивались. На самом деле они сговаривались: кто первой посетит cantante в предстоящую ночь.
Перуджа встретил кортеж морем цветов. Епископ Перуджийский, ставленник понтифика, организовал встречу на славу. Для этого он лично отобрал сто самых красивых девушек города, приказав нарядить их в небесно-голубые платья, те же должны были осыпать кортеж возлюбленной дочери Александра VI лепестками белых роз.
Аромат цветов распространился по всему городу, казалось, Перуджа превратился в цветущий розарий.
Кортеж, осыпанный нежными лепестками, подъехал к дому епископа, который лично приветствовал невесту и помог ей спешиться. Для Лукреции и её свиты были приготовлены лучшие комнаты в доме епископа, он хотел, таким образом, ещё раз подчеркнуть свою благодарность и верность семейству Борджиа.
Лукреция, утомлённая дорогой, особенно верховой ездой на ослице, хотя да неё было изготовлено специальное дамское седло, с удовольствием удалилась в свои покои в окружении любимых чернокожих служанок, Камиллы и Катеринеллы, а также камеристок: Иоанны де Монкада, Друзиллы Пикиминни и Анжелы Сиенской.
Нового cantante она приказала разместить в комнате по-соседству.
* * *Служанки расшнуровали роскошное платье Лукреции, она осталась в тонкой шёлковой рубашке из нежно-лилового шёлка. После осмотра придворным лекарем – понтифик лично обязал его заботиться о здоровье возлюбленной дочери – мадонна, наконец, легла в постель: пышная перина из отборного лебяжьего пуха приняла её свои объятия.
Лукреция устала, она закрыла глаза, камеристки и служанки притихли, боясь потревожить её покой.
– Камилла и Катеринелла останьтесь со мной… Иоанна, Друзилла и Анжела – вам я желаю приятно провести ночь в объятиях cantante, мне кажется, он того стоит…
Камеристки хихикнули и удалились, шурша пышными юбками.
* * *Камилла и Катеринелла хлопотали около мадонны Лукреции, золотя ей волосы. Та же, подчиняясь обстоятельствам, сидела в кресле, проклиная отвратительный запах раствора для золочения волос. Наконец, служанки завершили процесс, помогли мадонне подняться и выйти на балкон, дабы высушить волосы на солнце, отчего они приобретут более естественный вид, нежели высушить их около камина.
Лукреция удобно устроилась в широком кресле со множеством подушек, её одолевали совсем не весёлые мысли. Она была не настолько глупа, чтобы не понимать, какой ценой должна стать герцогиней Феррары, будучи уверенной, что понтифик купил согласие Эрколе I, отца её жениха, которого она, кстати, видела только на миниатюрном портрете.
Прекрасно зная характер Александра VI и его аппетиты на Форли, соседнее с Феррарой королевство, Лукреция предполагала, что тот непременно будет использовать её в своих политических играх, возможно, даже придётся прибегнуть к канторелле. Мадонна не желала никого травить, она устала от жизни в Риме, полной интриг и разврата, ей хотелось покоя и простого женского счастья. Но как его получить с таким-то отцом?
Лукреция запнулась на последнем вопросе: ведь её настоящий отец – вовсе не Борджиа, а – Амодео ди Неро. Отчего он так долго не проявлял себя? Ответ напрашивался сам: ди Неро также использовал мадонну в своих целях.
Мадонна почувствовала, как из глубины души поднимается жгучая ненависть: ко всем мужчинам Борджиа, к ди Неро и даже к будущему супругу Альфонсо д'Эсте.
– Камилла, – окликнула она служанку. – Посмотри, высохли ли локоны?
Девушка дотронулась до золотистого локона госпожи.
– О, да, мадонна, ещё немного.
– Скоре бы, я уже изжарилась на солнце. Чего доброго, ещё и кожа на лице потемнеет от загара, буду словно крестьянка. Да, кстати, Камилла, позови Сержио. Я желаю развлечься…
Сержио, приобретший теперь уже статус придворного сantante, облачённый в гербовые цвета Лукреции, предстал пред своей госпожой.
Мадонна окинула взглядом молодого мужчину, заострив внимание на трико: «По словам моих камеристок – он превосходен в постели. А уж, если он ублажил сразу троих, то мне будет достаточно вполне…»
– Спой мне Сержио.
– Что изволите, мадонна: печальную балладу или, напротив, полную веселья и жизни?
Лукреция задумалась: действительно, что она хочет?
– Не знаю…Спой, то, что хочешь.
Сержио прекрасно понял: мадонна томима сомнениями и ожиданием перед свадьбой.
– С вашего позволения, спою о любви.
Мадонна почти не дыша слушала придворного сantante: его приятный голос заставлял трепетать её женское естество. Она резко встала.
– Идём в мою спальню, там ты допоёшь свою песню.
Сержио, не прерывая пения, последовал за госпожой, вовсе не собираясь разочаровать её.
* * *Мадонна Лукреция настолько увлеклась «пением» сantante, что не спустилась в трапезную, и её камеристки отобедали без своей госпожи. Молодые девушки, поняв истинную причину её отсутствия, не преминули ещё раз обменяться мнением по поводу мужских достоинств Сержио. На что Анжела заметила:
– О, если бы он был знатен! Я бы, не раздумывая, вышла за него замуж!
Иоанна и Друзилла рассмеялись.
– Теперь, наш славный сantante, принадлежит мадонне. Вряд ли она пожелает с ним расстаться, даже, переступив через границу Феррары, – сказала Друзилла, отпивая вино из бокала.
– Ещё не известно. Я слышала, что Альфонсо д'Эсте – сильный мужчина, – заметила Иоанна, перекладывая аппетитную гроздь винограда с серебряного поноса на свою тарелку.
– Сильный муж и сильный любовник – одно другому не мешает, – мудро изрекла Анжела.
…Мадонна Лукреция не торопилась покинуть Перуджу и следовать далее в Читта-дель-Кастелло.
Епископ Перуджийский настолько окружил дочь своего патрона заботой и роскошью, что наивно полагал: мадонна не желает покидать его дом, оттого, что ей здесь очень нравится.
Но Иоанна, Анжела и Друзилла знали наверняка: госпожа потеряла голову из-за безродного сantante.
* * *Родриго Борджиа, папа Александр VI, позаботился не только о здоровье своей возлюбленной дочери, но и о соглядатае, который при каждой остановке, отписывал понтифику о положении дел.
В своём последнем донесении поэт Эванджеллисто Каподифферо, умевший слагать не только изящные баллады в честь мадонны Лукреции и её окружения, но и исправно доносить, писал:
