Виктор Точинов - Царь Живых
Кстати, раз уж мы, кадеты, на привале решили поговорить об истории мест и людей, – несколько поколений назад семья Ивана носила другую фамилию: односельчане называли их Сарины или даже Сарьины… В Сориных предков Ивана превратили грянувшие после революции переписи, а также малограмотность и неисправимый окающий акцент куломских аборигенов.
Настоящей своей фамилии Иван не знал.
Но память о малой семейной родине не стерлась у трех поколений, живших уже в Усть-Куломе. О Гедонье… Название сие, по большому счету, ничего не значит. Но с ним, с названием, по странному совпадению, случилось то же, что и с семьей Сарьиных. При основании деревня была наречена по-другому.
Назвали деревню Гедеонов Колодезь. Точно и емко – в честь святого старца Гедеона, приведшего паству в куломскую глушь. Уходили, понятно, от царя-реформатора, как и прочие раскольники. Но старец в отличие от коллег-староверов Антихристом Петра не считал. Лишь Предвестником. Приход Антихриста они ждали.
И готовились. Много лет готовились.
Это насчет Гедеона…
А Колодезь?
Тоже было дело.
По приходу на новое место старец… Да что я все: старец, старец… Лет сорок на вид мужику было, плечи – сажень. Старец, господа кадеты, – это в старой вере звание, типа полковника.
Так вот, по приходу старец первым делом поставил не церковь. Гедеоновцы церквей не признавали – нельзя с Ним общаться через крышу, молились на вольном воздухе. И не ,дом первым поставили, не амбар, не овин, не конюшню…
Кто сказал: нужник?
Встать! Шаго-о-ом… до кустов и обратно, две минуты на все …арш! Вот засранец…
Гедеон поставил сруб колодца. Не выкопал – колодец там был. Уже был. Поставил за ночь сруб из принесенных с собой лиственничных бревен. А может, и не лиственничных. Разное говорят. Вокруг колодца и жили…
Не всегда спокойно жили.
Поручик Преображенский Колычев, что весь край от Печоры до Вычегды от раскольников очищал…
За что очищал?
За уклонение от святого солдатского долга, от службы в армии. Не хватало царю людишек – на стены Нарвы посылать, в невских болотах топить, полтавские поля удобрять. Глуп был царь-батюшка, хоть и назвали Великим. Все хотел Карлу числом солдат задавить. Не знал, что солдаты гибнут, а побеждают – Воины.
Так вот, поручик Колычев команду послал – под государеву руку гедеоновцев вернуть. Ну и пожурить маленько…
Тяжко та команда шла, медленно – будары против течения бечевой тянули, с припасами. И с пищалями – для по-журения. Дошли иль нет – неведомо. Но не вернулись.
Что и как там случилось? Не знаю. Знаю лишь, что Гедеон паству учил не одними молитвами Антихриста встречать. Им в петровские рекруты без надобности. У них своя война шла…
Второй Предвестник, кстати, тоже команду посылал. Шаблонно они, Предвестники, мыслили… Полное впечатление, что им в одной и той же Академии одни и те же генералы лекции читали.
Так вот, второй Предвестник тоже команду послал, но хилую – семеро всего активистов.
В колхоз вступайте…
Какой, на хрен, колхоз, война у нас тут, не видите? Две атаки отбили, третью ждем, самую страшную…
Кака така война? С Антихристом? Так-так, мало что подкулачники, еще и мракобесы религиозные… Ну, пеняйте сами.
Чаво, чаво? Ет'то куда вы нас с Кулома, с мерзлоты-то, сошлете-выселите? В землю Ханаанскую, к рекам млечным?
Ну, слово за слово – и та команда не вернулась.
Но второй Предвестник был не чета первому, торопыге-недоучке. Тот-то: тяп-ляп, шлеп, чпок – на болоте городок – столица Империи…
Второй мудрее был. И страшнее. Ждать умел. У него все по плану – по пятилетнему. До следующей весны ждал, пока пороги да перекаты кул омские водой высокой не покрылись. А тогда…
Тогда прицепили баржу к буксиришке паровому с гордым именем “Товарищ Рудзутак”. На баржу – гепеушники, и не только…
Что скрывать: не любили гедеоновцев соседи – кто добирался до них порой. А кому еще добираться? – охотники, золота там не мыли от веку.
Но охотник тоже человек, обхождение любит. Как с пар-мы выйдет, ему что надо?
Да не с Пармы… Довожу, господин кадет, упрощенно: парма, если с маленькой буквы, – большое такое место, где елки растут. Тайга, короче. Или лесотундра…
Так вот, охотник, с пармы выйдя, чего ведь хочет?
Шкурок на спиртяжку поменять, да в баньку первым делом, ну и молодка если попадется сговорчивая… А тут: иди своим путем, прохожий, война у нас…
Не любили гедеоновцев. Не похожих, других – всегда не любят. Много добровольцев пошло с карабинами охотничьими… Без них, думаю, и третья бы команда – за первыми двумя отправилась…
Короче, не стоит долго о грустном…
Кто пал – тот пал.
Что сгорело – то сгорело.
Живым сказали – или едете новую жизнь строить, или…
Одни поехали – бабы да детишки… Другие остались.
С иных постов не уходят – даже мертвыми. Навсегда остаются.
Но дети выросли. Мало нас осталось. Кто жив – воюет. И учит Воинов.
Ладно, кадеты… О старых войнах можно бесконечно говорить. Но они прошли. А наша – сейчас…
Привал закончен!
Па-а-а коням!
Труба зовет.
Провожала его Наташа.
Аэропорт оказался пустынно-гулок – Наташа не была здесь несколько лет и удивилась. В памяти со школьных лет, с полетов к морю, на отдых, с родителями оставались оживленные и шумные толпы… Сейчас залы “Пулково” казались еще больше – и жизнь в них едва теплилась…
И летное поле тоже удивило Наташу – девчонкой она могла часами смотреть на него, выспрашивая отца о самых разных моделях постоянно улетающих, прилетающих, куда-то выруливающих самолетов… Сейчас на сером бетоне виднелось лишь несколько уныло-одинаковых “тушек”.
Они почти не разговаривали – слов не было у обоих.
Наташа не слишком поверила во внезапное желание Ивана посетить родные места и повидаться с уцелевшими родственниками. И она сильно подозревала, что история, начавшаяся для нее почти полгода назад, не закончилась со смертью Наи и Полухина. Но Иван ничего не объяснил и не рассказал, и Наташа знала только одно: она будет ждать и молиться, чтобы он вернулся.
Репродуктор прогнусавил о посадке на ухтинский рейс.
Наташка внутренне сжалась. Надо было прощаться – но она не знала: как? Они так и не поговорили после той прекрасно-нереальной ночи, и она не могла понять, нужен ли ей этот разговор, и доскональное выяснение взаимных отношений, и дотошное расставление всех точек над – или просто-напросто хочется другого: чтобы эта ночь повторилась снова. И повторялась еще много-много раз.
Иван попрощался с ней у стойки регистрации просто: поцеловал в губы. Поцелуй оказался целомудренным – но! – обещал все. Одновременно. Бывает и так.
