ЧЕЛСИ ЯРБРО - «КРОВАВЫЕ ИГРЫ»
– Я время от времени там бываю,- широко улыбнулся Тит. Чересчур широко, уязвляя Домициана.
– Благодарю. Я сам в состоянии позаботиться о себе.
Сен-Жермен не был уверен, удалось ли ему это сказать. Он пошатнулся и упал на колени. Император говорил что-то еще, публика ликовала. Мозг победителя заволокло горячим туманом. Кто-то, возможно распорядитель игр, возложил ему на голову венок. Сен-Жермен представил себе, как все это выглядит. Голый, мокрый, перепачканный кровью, он стоит перед императором на коленях и с лавровым венком на бровях. Его стал душить приступ смеха.
Распорядитель игр дал знак подручным, через мгновение на помилованного набросили красный плащ с капюшоном. Мир покачнулся и завертелся волчком.
– Принесите мои сапоги,- простонал Сен-Жермен и провалился в душную, жаркую мглу.
Выдержки из обвинительного заявления Корнелия Юста Силия, представленного в сенатскую курию.
«…Хотя мне, как добропорядочному семьянину, и тяжело обвинять в чем-то неблаговидном свою собственную жену, я с болью в сердце делаю это, ибо давно прозреваю в ней не надежную спутницу жизни, а коварного и злокозненного врага. У вас имеется отчет лекаря, неопровержимо доказывающий, что в последнее время кто-то намеревался меня отравить. Сделано три попытки, каждым приступ болезни, настигал меня после вечера, проведенного вобществе моей третьей супруги. Может, конечно, статься, что какой-либо мой тайный враг втерся в доверие к ней и без ее ведома осуществляет свои мерзкие планы, можно также решить, что на меня ополчилась за что-то кухонная стряпуха. Как эти версии ни смехотворны, я все-таки предпочел бы поверить в них, а не в то, что порочные и себялюбивые помыслы подвигли патрицианку Этту Оливию Клеменс покончить со мной. Три попытки - это уже не порыв, это указывает на решительное стремление к цели.
К данному заявлению приложены также письменные свидетельства, показывающие, что жена моя искала плотских утех в обществе гладиаторов и многих других подозрительных лиц, настаивая на насильственном завершении большей части сношений. Как я понимаю, подобные аппетиты в ней разгорелись (и соответственным образом ублажались) уже в самом начале нашей совместной жизни, но мне довелось узнать о них более чем через пять лет супружества, что и подчеркивается в предоставленных сенату бумагах. Часто случается, что пожилые мужчины не могут соперничать в пылкости со своими молодыми избранницами; то же, вероятно, произошло и со мной. Ее желания зачастую плохо соизмерялись с моими возможностями, и порой я даже не понимал, чего от меня хотят. Мог ли я подозревать, что в девице из честного и благородного дома таятся порочные склонности? Да и она сама, видно, стыдилась их, раз уж выбирала себе утешителей в кругах, которые от меня далеки. Ей, может быть, не хотелось позорить меня, одним лишь этим я себя утешаю, хотя и безмерно скорблю. Ни одному мужчине, полагаю, не доставит удовольствия мысль отом, что его супруга тешит свою похоть в объятиях кого-то другого, и, хвала небу, многие наши матроны неукоснительно чтут добродетель, однако, признаюсь, я закрыл бы глаза на тот факт, что жена моя имеет любовника, окажись тот порядочным и респектабельным человеком. Впрочем, такой любовник недолго бы. с ней продержался, ибо ему вряд ли пришлись бы по вкусу ее низкопробные притязания.
Некоторые из вас, добираясь до корней столь прискорбного поведения благородной особы, возможно, вспомнят о ее казненном родителе и братьях, посланных на арену. Яблоко от яблоньки падает, конечно, недалеко, однако в данном случае это суждение, мне кажется, совершенно неприменимо. Да, это правда, что Клеменсы, запятнали себя участием в заговоре, направленном против имперской власти, но сей удар назначался Нерону, и это в какой-то мере снимает с них часть вины. Этта Оливия Кле-менс, возможно, и разделяла настроения заговорщиков, во всяком случае их бесславная смерть ее весьма удручила, однако предполагать, что она пропитана бунтарским духом своей семьи и потому не способна вести себя благонравно, это скорее для театра, чем для реальности. Довольно того, что виновные понесли наказание. Мне не хотелось бы заострять этот вопрос.
…Свидетельские показания моего бывшего раба Моностадеса сообщают о тайных встречах моей жены с чужеземцем Ракоци Сен-Жерменом Франциском. Их свидания проходили в доме Клеменсов, где она проживала в последнее время, но они, кажется, были не частыми; впрочем, домашняя челядь, если ее допросить, возможно, скажет что-нибудь большее. Рабы подбирались ко мне с намеками, но я отмахивался, ибо верил жене. И, похоже, напрасно, потому что армянский ученый Лед Арашнур в беседах со мной утверждал, что видел их вместе не раз. Он даже незадолго до своей загадочной гибели составил для меня (правда, на греческом языке) нечто вроде отчета о своих наблюдениях; этот документ сейчас также находится в ваших руках. Нелепо считать, что жена моя имеет какое-то отношение к убийству этого армянина. Это придумали сплетники и злопыхатели, ибо нет никаких доказательств того, что она знала о трениях между Франциском и Арашнуром. Если сенат захочет дать ход этой истории и провести соответствующее расследование причастности Этты Оливии Клеменс к смерти упомянутого армянского подданного, я такое решение определенно опротестую.
…С глубоким прискорбием отмечаю, что всего вышесказанного более чем достаточно, чтобы приговорить мою жену к смертной казни. Я этого никак не хочу, но становиться на пути римского правосудия, безусловно, не стану, ибо закон - основа империи, о величии и процветании каковой все мы неустанно печемся. Однако прошу сенат учесть мою просьбу. Если откроется, что Этта Оливия Клеменс заслуживает самого строгого наказания, позвольте ей умереть достойно и не публично, вдали от людских глаз, которые далеко не всегда честны и чисты. Коль скоро именно я являюсь главным объектом ее преступных нападок, у вас нет причин не прислушаться к моему ходатайству и не принять решения, удовлетворившего бы меня.
Я понимаю, ее побег не добавляет в ваших глазах к ней симпатии и даже, наоборот, окрашивает всю историю в весьма негативный цвет, однако этомупоступку можно сыскать оправдание. Преступница, должно быть, раскаялась в том, что содеяла, и решила лучше сбежать, чем смотреть в глаза человеку, которого намеревалась отправить к теням праотцов. Умоляю вас сделать на это скидку, уважаемые сенаторы, и стремиться не к крайности, а к минимально возможному в данном случае приговору.
