Уитли Стрибер - Голод
Ее недавнее недомогание, казалось, прошло. Снова накрапывал дождь, однако Сара была этому только рада. Так приятно ощущать его всеобъемлющую прохладу. Голод все не проходил, но он лишь добавлял пикантности возникшему у нее чудесному ощущению. Она медленно двинулась в восточном направлении мимо пустых магазинов и темных зданий; более быстрым шагом прошла тихий участок между авеню Йорк и Ист-Энд. Дома здесь были более старые, а огней гораздо меньше. Поперек Ист-Энд-авеню отбрасывал мрачную тень парк Карла Шурца. Своими старыми фонарями, освещавшими дорожки, и туманом, висевшим под высокими деревьями, этот парк воскресил в ее памяти детство – она жила тогда в Саванне. Она вспомнила Бобби Дьюарта, сладкий запах его кожи, прекрасные, долгие часы, которые они проводили вместе, робко касаясь друг друга, среди надгробий старого городского кладбища Саванны. А потом они ходили вдоль доков, дышали соленым ветерком, дувшим вечером от реки, смотрели, как последние туристы выходят из ресторанчика «Дом пирата», и клялись в вечной любви.
В четырнадцать лет она и не думала о том, сколь изменчиво время. Ее отца вскоре перевели в другое место, недалеко от Де-Мойна. А Бобби Дьюарт? Она не имела ни малейшего представления о его судьбе.
И в те мгновения, когда она пересекала Ист-Энд-авеню, ощущая всей кожей чувственность ночного парка, она вспомнила свою юношескую любовь во всей ее робкой и страстной полноте. Любовь, с самого начала обреченная на смерть, – тем не менее не была ли она в каком-то смысле вечной?
Сердце болезненно защемило – она затосковала обо всех своих потерянных укромных уголках – местах тайных встреч, о ночных скамейках и заросших тропинках. Она медленно шла по тротуару, с той же сладкой, щемящей болью вспоминая все свои великие любови – и Бобби, и других, и... да, Тома тоже. Он тоже был великой любовью, она этого не отрицала. Она прошла через парк; за ним простиралась эспланада, ограниченная с одной стороны зданиями, а с другой – Ист-Ривер. Течение, всегда такое быстрое, шумело в темноте внизу. Далеко от берега по прыгающим огонькам можно было различить небольшой катер. На эспланаде блестели еще мокрые от дождя скамейки. Сразу за скамейками высились жилые дома. Террасы нижних этажей выступали, вероятно, футах в десяти над дорожкой. В темноте здания приобретали какое-то особое качество, которого у них не было днем. Сара не могла точно определить, что это такое. Конечно, не угроза, нет. Скорее, ощущение тайны.
Их пустые окна были... м-м... интересными. В том состоянии, в каком она сейчас находилась, мысль забраться на одну из этих террас не показалась ей такой уж дикой.
И что бы она тогда стала делать?
Она ощутила во рту вкус персика, и как его сладостный сок наполняет ее восторгом...
В этих домах спали люди – тысячи людей, каждый погружен в свои собственные сновидения, каждый уязвим и тих.
Сара медленно шла, полная неясной, едва уловимой тоски. Она ощущала стремление ко всему красивому, думала, что не существует на свете ничего уродливого.
Ей захотелось забраться в одну из квартир, потрогать вещи, людей, погруженных в сон, услышать тихое дыхание спящих.
Она вдруг обнаружила, что стоит на одной из скамеек. Если она вытянет руки над головой, то нижний балкон окажется в трех футах от нее. Сара припала к скамейке. Подпрыгнув, она, быть может, смогла бы схватиться за край балкона.
Что?Это же абсурд. Ее поведение не укладывается ни в какие рамки. Психопатия. И все же – мышцы ее напрягались, руки вытягивались, чтобы хватать, глаза измеряли расстояние. В ее личности не было и следа психопатического поведения. Она даже чересчур цивилизованна, если уж на то пошло.
Мгновение – и она уже висела, цепляясь пальцами за край балкона, болтая в воздухе ногами. Это было невозможно – и тем не менее она это сделала.
Ее руки и пальцы не болели, а должны были бы. Более того, они казались стальными. Подтянувшись, она оглядела террасу. Там была рама с вертелом для барбекю, пара шезлонгов и трехколесный велосипед. Правой рукой она схватилась за железный стержень решетки, ограждавшей террасу.
Она начинала ощущать странную, все увеличивавшуюся злость, стремление забраться туда и...
Она спрыгнула на землю, грохот удара разнесся по эспланаде. Тот образ, который заставил ее разжать руки, теперь заставил вжать голову в плечи и обхватить себя руками, чтобы оградиться от этого кошмарного видения.
Как могло только прийти ей это в голову?! Она любила людей, это было основой ее жизни. Как могла она, даже на мгновение, пожелать убить невинное человеческое существо, разодрать его, как... ну, так, как она себе это представила.
Как будто бы кто-то другой жил в ее теле, какое-то дикое существо, подчинявшееся нуждам, о которых она не имела ни малейшего понятия.
"Всегда ли это было во мне, далеко за пределами той меня,которую я знаю?"
Да. В скрытом виде, но было.
Теперь оно ожило. Она чувствовала, что в ней шевелится и пробуждается что-то исполинское. Оно было старо, как мир, – но также и ново. Оно привело ее сюда среди ночи, превратило такую простую вещь, как голод, в ненасытное вожделение, вызвало в ней такой ненормальный интерес к людям в квартирах.
Она быстро пошла по эспланаде, стараясь найти более открытое место, где бы она испытывала меньше соблазна так себя вести.
Когда она шла, у нее возникло жуткое ощущение, что кто-то – или что-то – движется вместе с ней, идет вместе с ней... дышит вместе с ней.
Что-то не совсем от мира сего.
Оно было высоким, бледным и быстрым, как ястреб.
Она побежала, почти неслышно, туфли на резиновой подошве тихо шлепали по тротуару. Резина поглощала звук – но не страх. Сара вдруг пригнулась, обхватив голову руками.
Казалось, огромные крылья взнеслись к небу.
Галлюцинация.
Внезапно ей вспомнился след от укола. Конечно, вот что это было. Не укус насекомого и не какая-нибудь другая невинная рана. Мириам что-то впрыснула ей с помощью шприца.
Бледное существо движется, резиновые трубки, сосуды с кровью, красная кровь...
Темно-красная кровь, как у рептилии.
Сара, обезумев от страха, бежала по парку – мимо недвижных качелей, мимо площадок для игры в мяч, мимо каталки, песочницы, мимо высоких деревьев, с которых капала вода.
«В меня что-то влили. Она дала мне кровь. Свою кровь?» Воспоминание: Мириам берет кровь из собственной вены с помощью примитивного катетера.
Сара словно вросла в землю. Голос, голос Мириам, она снова и снова повторяет: «Ты не можешь двинуться, ты все забудешь, не можешь, забудешь...»
Но голос шел не от Мириам. Он шел от того странного, нечеловеческого существа, статуи с катетером в руке, катетером, ведущим к сосуду с кровью.
