Стивен Кинг - Куджо
Она поглядела на труп человека в изодранной голубой рубашке и брюках цвета хаки. Полицейский.
Тэд… что с Тэдом?
«Ему плохо, – ответил внутренний голос. – Он умирает. Что ты думаешь делать? Ты ведь его мать». Что она могла? Неужели Тэду станет лучше, если она выйдет и позволит себя убить?
Полицейский. Кто-то послал его сюда. И когда он не вернется…
– Пожалуйста, – прохрипела она. – Скорее.
Уже было восемь часов, и температура поднялась только до 77. Но днем обещали 102 – новый рекорд для этого сезона.
* * *Таунсенд и Энди Мэсен прибыли в полицейский участок в Скарборо в 8.30. Мэсен послал Таунсенда на разведку.
Дежурный офицер сказал, что Стивена Кемпа отправили в Мэн. Он отказался говорить, но специалисты в Массачусетсе тщательно обследовали его фургон. Никаких следов пропавших женщины и ребенка им найти не удалось, зато у колеса фургона они обнаружили чудный маленький склад – марихуана, немного кокаина и быстродействующая смесь, известная под названием «Черная красавица». Это дало им право задержать мистера Кемпа.
– А «пинто»? – спросил Энди Таунсенда. – Где же этот чертов «пинто»?
Таунсенд пожал плечами.
– Баннермэн еще не звонил?
– Нет.
– Ладно. Передайте – пусть приедет сюда, когда они привезут Кемпа. Это входит в его обязанности, и я хочу, чтобы он сам его допросил.
Таунсенд вернулся через пять минут обеспокоенный.
– Я не могу до него дозвониться, мистер Мэсен. Диспетчер утверждает, что его нет в машине.
– Тьфу, наверное, попивает кофе на Кози-Корнерс. Ну и черт с ним, – и Мэсен закурил очередную сигарету. – Не допросить ли нам Кемпа без него?
– Что ж, можно. Мэсен кивнул.
– Все это мне совсем не нравится, мистер Таунсенд.
– Да, хорошего мало.
– Я уж думаю, не закопал ли он их где-нибудь между Касл-Роком и Твикенхэмом. Но мы его расколем, мистер Таунсенд. Я раскалывал орешки и покрепче.
– Да, сэр, – сказал Таунсенд уважительно. Он верил в это.
– Расколем, если попотеем с ним дня два.
Таунсенд каждые пятнадцать минут пытался дозвониться до шерифа. Он не очень хорошо знал Джорджа Баннермэна, но был лучшего мнения о нем, чем Мэсен, и сомневался, что он в данный момент способен пить кофе. Когда пробило десять, он забеспокоился уже не на шутку. Еще он думал, не молчит ли Баннермэн специально, чтобы досадить Мэсену.
* * *Роджер Брикстон прибыл в Нью-Йорк в 8.49 и добрался до гостиницы к 9.30.
– Ваш номер на двоих? – спросил его клерк.
– Моего компаньона срочно вызвали домой.
– Какая жалость, – безразлично сказал клерк и дал Роджеру заполнять бланк. Сам он в это время болтал с кассиром о своих планах насчет отпуска.
Потом Роджер лежал у себя в номере и пытался заснуть, но сон не шел. Донна трахалась с другим и взвалила это на Вика в придачу к этой вонючей красной каше. Теперь Донна с Тэдом пропали, и Вик пропал. Вся эта неделя прошла как в дыму. Замечательный трюк – куча дерьма, и все на вашу голову. Голова его раскалывалась от боли.
Наконец он встал, не желая оставаться наедине с головной болью и своими мыслями. Спустился вниз за аспирином, потом вышел прогуляться. Его голове это помогло мало, зато позволило обновить старинную ненависть к Нью-Йорку.
«Никогда не вернусь сюда, – подумал он. – Лучше буду развозить «пепси», только бы не тащить сюда Элсию с девочками».
Потом он зашел к заказчикам – фирма «Саммерс», размещающаяся на четырнадцатом этаже громадного дурацкого небоскреба. Секретарша улыбнулась, узнав его.
– Мистер Хьюитт только что вышел. А мистер Трентон с вами?
– Нет, его вызвали домой.
– Постойте-ка, у меня есть кое-что для вас. Пришло сегодня утром.
Она протянула Роджеру телеграмму в желтом конверте. Адресовано В. Трентону /Р. Брикстону/ Эд Уоркс.
Роджер достал ее и сразу понял, что это от Шарпа. Он принялся читать.
* * *Телефон разбудил Вика около двенадцати, иначе он проспал бы до вечера. Сон его был тяжелым и беспокойным, и проснулся он, с трудом соображая где он. Опять вернулось прежнее видение. Донна и Тэд прятались в пещере от ужасного, мифического чудовища. По пути к телефону он споткнулся и едва не упал.
«Донна и Тэд, – подумал он. – Нашлись».
– Алло?
– Вик, это Роджер.
– Роджер? – он сел. Рубашка прилипла к телу. Мозг еще не совсем проснулся, и он понимал только то, что в комнате невыносимо жарко. Сколько же он проспал? В доме было совсем тихо.
– Роджер, сколько сейчас времени?
– Времени? Что-то около двенадцати. А что…
– Двенадцать? О, Боже… Роджер, я спал.
– Что случилось, Вик? Они вернулись?
– Когда я засыпал, еще нет. Этот ублюдок Мэсен обещал…
– Что за Мэсен?
– Он расследует дело. Роджер, мне надо ехать. Нужно отыскать…
– Держись. Я звоню из «Саммерса». От Шарпа из Кливленда пришла телеграмма. Нам сохраняют заказы.
– Что?
Все менялось слишком быстро. Донна… какие-то заказы… Роджер, с его абсурдно-радостным тоном.
– Когда я пришел, мне дали телеграмму. Хочешь, прочитаю?
– Лучше перескажи.
– Старик воспринял эту историю с «Клубникой», как второй «Аламо» – нужно держаться вместе, один за всех и все за одного. Мы оказались защитниками чести фирмы.
– Да, я так и думал, – пробормотал Вик, разминая пальцами шею.
– А сын, хотя по-прежнему от нас не в восторге, считает, что разборку с нами конкуренты воспримут как признак слабости. Как тебе?
– От этого параноика всего можно ожидать.
– Они хотят, чтобы мы прилетели в Кливленд и заключили новый контракт на два года. Конечно, это не пять лет, и потом они могут попытаться нас выкинуть, но у нас будет достаточно времени, Вик! За два года что-нибудь придумаем. Мы еще посоветуем им…
– Роджер, мне нужно…
– …заткнуть свои вшивые торты в задницу! Еще они хотят обсудить новую рекламную кампанию, и тут можно подкинуть идею с лебединой песне Профессора.
– Все это прекрасно, Роджер, но я так и не знаю, что с Донной и Тэдом…
– Да. Да. Извини, что звоню в неудачное время, но я не мог держать это в себе. Меня так и распирает.
– Для хороших новостей всякое время удачно, – сказал Вик. В то же время его охватила зависть к счастливому облегчению Роджера и жалость, что он не может разделить это чувство. Но, может, и у него еще будут хорошие новости.
– Вик, позвони мне, когда все выяснится.
– Конечно. Спасибо за звонок.
Он положил трубку и сошел вниз. В кухне все еще царил разгром, от которого он опять пришел в ужас. На столе, придавленная солонкой, лежала записка:
