Лео Перуц - Ночи под каменным мостом. Снег святого Петра
– Отчего же ты так сердит? – спросил Петр, слегка зевнув. Иржи Каплирж со скрипом рухнул на стул.
– Это все из-за Остерштока, – сообщил он. – Он сказал, что сейчас не может заплатить. У него, мол, ничего нет. Ну и пошло-поехало: у них-де в замке всегда так тяжело с деньгами, и уж я-то, как близкий родственник, мог бы набраться терпения и приехать как-нибудь в другой раз…
– А ты с Остерштоком и впрямь близкая родня? – полусонно спросил Заруба.
– Родня? – сердито вскричал Каплирж. – Петух моего дедушки, может быть, разок покричал у курятника его матушки – вот тебе и вся родня! А потом он повел меня к первому секретарю, и опять все сначала: «у нас ничего нет» да «откуда нам взять». Герр секретарь сказал мне, что от императора отовсюду требуют денег, и предъявил мне целую охапку прошений и заемных писем – о, небо, и все так! Знаешь, Петр, куда текут имперские деньги? Герр фон Колонич, командующий войсками в Венгрии, нуждается в золоте для содержания пограничной стражи. Комендант крепости Рааб жалуется на нехватку огнеприпасов, которую надо срочно восполнить. Вице-король Линца требует денег на строительные затеи Его Величества. Три тигра, что в прошлом году доставлены из Флоренции в зоосад императора, до сих пор не оплачены. Граф Вольф фон Дегенфельд ждет от императора милостивого подарка в качестве вознаграждения за сорокалетнюю службу. Дворцовые латники с зимы не получали жалования и уже начинают ворчать и нарушать дисциплину…
– Но говорят, – вмешался человек, сидевший за соседним столиком, – что три дня тому назад епископ Ольмюцский прислал ведомству обер-гофмейстера восемьсот дукатов на содержание императорского стола. Должно же что-нибудь от этого остаться?
– Говорят! Говорят! – передразнил Каплирж, который не любил, когда посторонние путались в его разговоры с друзьями. – Какое мне дело до того, что кто-то там болтает! Глухой услыхал, как немой рассказал, будто слепой видел, как ягненок плясал на проволоке.
Он бросил уничижительный взгляд на человека за соседним столом и, обратясь к Зарубе, продолжал:
– После всего этого я им заявляю: нет денег – нет сала, и не хочу я ждать с вашей выплатой! Тут герр секретарь испугался и говорит: устроят ли вас на сей раз двадцать гульденов? И стремительно написал мне поручение, с которым я должен идти… – он запнулся, покачал головой, потер лоб и тяжело вздохнул. – Что за жизнь! Сплошная комедия про Пульчинеллу!
– Куда же тебе с поручением? – спросил Заруба.
– Держись, Петр, за стол, не упади! К еврею Мейзлу, в дом на площади Трех Колодцев. Там он выплатит мне мои деньги. Я, Иржи Каплирж из Сулавице, должен идти на поклон к еврею на его еврейскую улицу! Надо же такое придумать?!
Он достал поручение из кармана, бегло просмотрел его, а затем сложил и сунул обратно.
– После всех этих унижений, – продолжал он, – Иоганн Остершток усадил меня за императорский стол, но к тому времени у меня пропал весь аппетит. Супа я съел разве что пару ложек, а ведь это был самый настоящий potage chassieu r…
– Охотничий суп я тоже ел, – встрял в его рассказ Заруба. – И еще яичницу, заливное из курятины и такую, знаешь, замечательную закуску…
– Как? – удивился Каплирж. – Тебе все это подавали здесь? Ну-ка, ну-ка, что еще?
– Шпигованную рыбу и один Бог знает что еще… – борясь с зевотой, отвечал Заруба. – Всего было двенадцать блюд, так что я все и не упомню.
– Неужели и жаркое из фазана? – недоверчиво вопрошал Иржи. – И перепелов? А в конце – марципан, виноград и венгерский сыр?
– Ну да. Откуда же тебе это известно? Каплирж обернулся и позвал хозяина.
– Как это получилось, – спросил он, – что ты кормишь своих гостей теми же точно блюдами, какие мне подавали наверху, в замке?
– А у меня так обычно и бывает, – спокойно возразил хозяин. – И никакой тайны тут нет. Если уж на императорской кухне начнут жарить да варить, так обязательно наделают всего с избытком. Все, что остается, смотрители стола продают мне и другим хозяевам гостиниц в округе замка. Но это бывает только в будни, ибо по воскресеньям остатками кормят бедняков, которые не могут платить по три серебряных гроша за обед.
Петр Заруба побледнел. Всю его сонливость как рукой сняло.
– Иржи! – выдавил он через силу. – Выходит, я ел за столом императора?!
– И правда! – засмеялся Каплирж. – Да что из того? Разве я не говорил тебе, что жизнь – это сплошная комедия масок?
Но у Петра Зарубы на сердце словно упал мельничный жернов.
– Я ел за столом императора! – шептал он. – Что будет с тобой, евангелическая свобода? О, моя золотая Чехия, что станет с тобою?
Мой репетитор, студент медицины Якоб Мейзл, к которому я, в то время пятнадцатилетний юнец, ходил брать уроки на Цыганскую улицу, закончил историю Петра Зарубы и императорского стола следующими словами:
– Когда Заруба входил в сад при гостинице, он подумал: «Не головой же я рискую!» Тут-то он и ошибся. На самом деле обед стоил ему головы, ибо через двадцать два года, после битвы при Белой Горе, пан Петр Заруба вместе с 24 другими господами из чешской знати был казнен на Круглой площади Старого Града. Я рассказал тебе эту историю для того, чтобы ты убедился в том, насколько профессора истории, учителя гимназии и прочие господа, что сочиняют исторические книжки для школ, ничего не знают и не понимают в своем предмете. Они будут тебе твердить, доказывая с точностью до волоска, что чешские повстанцы проиграли бой при Белой Горе потому, что на имперской стороне командовал Тилли, а чешский полководец, граф фон Мансфельд, застрял в Пльзене, или же потому, что чешская артиллерия была неправильно расположена, а венгерские вспомогательные силы практически не принимали участия в деле. Все это чушь. Чешские повстанцы проиграли бой при Белой Горе потому, что Петр Заруба тогда, в саду при гостинице, не имел ума спросить у хозяина: «А как это, приятель, ты подаешь двенадцать таких роскошных блюд всего лишь за три богемских гроша? Ведь это, дружок, экономически невозможно». Нет же, вместо этого он позарился на дешевизну. Вот таким-то образом Чехия потеряла свою свободу и стала австрийской, и у нас теперь есть императорская и королевская табачная монополия, военно-морская школа, император Франц-Иосиф и процессы о государственной измене. И все это потому, что Петру Зарубе мало было честной чешской требухи, которой его кормила хозяйка, и он-таки поел за столом императора!
III. РАЗГОВОР СОБАК
Однажды, в зимний субботний полдень 1609 года, еврей Берл Ландфарер был схвачен в своей каморке, которую он снимал в домике на малой набережной пражского гетто, и отведен в тюрьму Старого Града, называемую местными евреями «Пифоном» или «Рамзесом» в память о египетских узилищах. На следующее утро его должны были повесить на живодерне между двумя собаками и таким образом лишить бренной жизни и предать вечной смерти.