Александр Барченко - Из мрака
Что-то испуганно шарахнулось под стену, закашляло. Саммерс пригляделся, невольно вздрогнул. Четыре пары зелёных фосфоресцирующих глаз теплились совсем близко, в двух-трёх шагах.
Бродячие собаки! Он хорошо знал этих ночных хозяев мусульманского квартала. Тощие, взъерошенные, одичавшие от голода, они днём прячутся на окраинах, в тени стен и порталов мечетей. Наступает ночь — и бродячие санитары вступают в отправление своих обязанностей. Злобные и трусливые, призрачные, как вечерние тени, они шмыгают под ногами, рвут друг на друге клочьями шерсть, целой стаей провожают запоздалого путника, понемногу сокращают до него расстояние, смотрят на путника так выразительно, так плотоядно ласкают горючими взглядами его мясистые части, что рука сама тянется в карман за револьвером.
Сухой треск. И трусливая стая, заложив между ляжек хвосты, сломя голову удирает в переулок. Прошло две минуты — и снова позади напряжённые, жадно обнюхивающие острые морды.
Саммерс машинально схватился за рукоятку своего одиннадцатизарядного «Саваджа». Тотчас оставил: выстрел переполошит соседей. Эти черномазые скоты — страстные любители шумных происшествий. Поскользнувшийся на перекрёстке осёл либо воришка, настигнутый хозяином, вмиг собирают тысячную толпу. Гортанный оглушительный гвалт висит в воздухе, мелькают десятки кулаков, скрюченных пальцев, зверски вращаются выкаченные белки…
Стрелять нечего и думать.
Саммерс сделал шаг к перекрёстку. Впереди также вспыхнули четыре зелёные точки. С той стороны переулка, из-под низких сводчатых ворот медресе, змеиными движениями проползли новые тени.
Что-то снова коснулось кожаных гетр офицера. Тот наотмашь вытянул стеком. Злобный трусливый визг. Зелёные светляки на минуту потухли. Потом опять засветились несколько дальше. Сбоку зажглись зелёные огоньки.
Положение становилось глупым.
Животные точно инстинктом чуяли, что человек не пустит в дело оружия. Круг фосфоресцирующих точек сжался теснее. Тёмное облако сбежало с луны, и на освещённом пространстве, куда не доставала тень от стены, отбросили собственные тени тощие, уродливые фигуры с поджатым хвостом, взъерошенной шерстью, выгнутые спины, припавшие к передним лапам острые морды.
Добежать до дверей Раджент-Синга?.. Но офицеру королевской армии искать защиты у одалисок полицейского сипая, которого сам он дотащил кое-как до места младшего инспектора из простых констеблей в Бенаресе? К чёрту! У него были причины протежировать этой грязной скотине, но самому ему искать защиты… клянусь Юпитером, кусает за ногу!
Саммерс повернул стэк рукояткой вниз: изо всех сил взмахнул налитым свинцом набалдашником.
Удар пришёлся по черепу. Противно хряснула кость. Животное клубком откатилось от ног к стене, завыло, и разом со всех сторон в унисон поддержали разноголосые жалобные вопли. Крепко вцепившись в гибкий наконечник стэка, Саммерс застыл неподвижно.
Погребальное «у-у-у…» кончилось тонким, рыдающим «и-и-и…».
Сердито прокашляли несколько раз, будто по команде замолкли. И тотчас слева и справа к ногам потянулись продолговатые, мутные, словно влипшие в землю тени.
Струйка холода забралась за воротник офицера: поползла по спине, захолодило живот, и ушла в ноги. И колени забились неудержимой расслабляющей дрожью.
Взмахнул стэком направо — и почувствовал тотчас, как у левой икры, сорвавшись с толстой лакированной кожи гетр, противно ляскнули зубы.
Сразу затуманил голову панический ужас и отвращение. Очертя голову чудовищным прыжком бросился прямо в ряд зеленоватых огней, стиснув зубы, колотил свинцовой рукояткой по чему-то мягкому, скользкому, по твёрдому, с хрустом подававшемуся под ударом. Выхватил левою рукою револьвер, решил стрелять, — но услышал испуганный голос:
— Сахиб, сахиб! Не нужно бежать. Ради Аллаха, стойте на месте!
Раджент-Синг карьером направил коня в самую стаю, не успел ещё доскакать, и длинные тени с испуганным визгом растянулись по переулку, исчезли одна за другой на перекрёстке под воротами, под аркой мечети.
— Благодарение Аллаху. Сахиб не укушен?
— Чёрт бы побрал вашу проклятую дыру! — отозвался англичанин, напрасно стараясь вернуть самообладание. — Сам служишь в полиции, старый идиот, и допускаешь такие шутки подле дома!
Магометанин спрятал в бороду улыбку, отвесил почтительный «селям».
— Да хранит сахиба Аллах. Пусть сахиб не тревожится. Эти ракшазы не трогают людей. От них только не надо убегать.
— Идиот! Я бежал не от них, а на них.
— Пусть сахиб не прогневается на ничтожнейшего из слуг. Раджент-Синг бедный агент, ещё не зачисленный в инспекторский штат. А на этих дьяволов смотрит сквозь пальцы старший инспектор. Они помогают ему прикарманивать деньги, отпущенные на чистку стоков и выгребных ям.
— Я и не слыхал, как ты подъехал, — сказал офицер, успокаиваясь.
Раджент-Синг хитро осклабился:
— Если сахиб беспокоит себя посещением ничтожнейшего из слуг, значит, сахиб не хочет, чтобы о поездке его появилась заметка в утренних газетах. Значит, и конь сахиба должен поменьше делать шуму.
Офицер наклонился к копытам коня, обёрнутым войлоком с кожей, подтянул подпруги, достал из бумажника новенькую кредитку и сказал коротко:
— Лошадь останется у меня до утра. Придёшь за ней к мосту за час до восхода. Не опаздывать.
— Да благословит сахиба Аллах. Быть может, сахиб замолвит словечко насчёт моего зачисления в штат. Года карабкаются на плечи, как гануманы на крышу, а нештатным не полагается пенсии.
— Хорошо. Будет случай — поговорю.
— Да благословит…
Офицер поправился в седле, тронул шпорой, и невзрачный туземный пони, задрав косматую голову, переступил обутыми ногами.
IV
Саммерс, работая поводом, сдержанным шагом миновал перекрёсток, свернул по гребню стены — и прямо под ногами увидел сбегающие по крутому берегу крыши, перистые веники пальм и золотую широкую ленту, что полоскала в уснувшей Джумне луна. Шагом миновал старинные низкие ворота, поднялся в гору, спугивая на углах стаи своих недавних врагов. Проехал казармы, и патруль, ведший смену, с изумлением дал дорогу и отдал честь при виде одинокого офицера чужого полка на туземном коне в этой глухой части предместья.
Только когда позади остались башни элеваторов, когда разноцветные глазки железнодорожных сигналов, красно-слепой огнистой цепью, повернув под прямым углом, скрылись за пригорком и впереди мутно забелело давно заброшенное, Бог ведает кем и когда засыпанное шоссе, — Саммерс поднял пони в галоп, вытянул вдоль крупа стэком и через каждые десять минут напоминал ленивому животному о важности экспедиции жестокими уколами шпор.
