Емельян Аввакумов - Завещание вурдалака
– Потом суп с котом! – неожиданно ответил дед. – Неплохо бы спрыснуть встречу, а? Не каждый день такие бывают!
– Не вопрос, дядя Евсей! Ты мне дорасскажи, а потом уж мы в магазин… Все чин чинарем.
– Ну ладно, верю. Внуку Нюркиному грех не поверить… Что, говоришь, потом было? А потом, Пашка, война началась, – посерьезнел Евсей Ильич. Светлые, выцветшие глаза старика слегка заволокло туманом, чуть дрогнули углы губ, глубже залегли морщины на лбу. – Матвей в сорок первом ушел добровольцем на фронт. А через год пришло на него извещение, мол, пропал без вести, скорее всего, пал смертью храбрых. Выяснять никто не стал, официальных родственников у Матвея не было, а Нюрка – так, ни жена, ни невеста.
Евсей Ильич замолчал и принялся почесывать пятерней под бейсболкой, будто стараясь таким способом пробудить дремавшие много лет воспоминания. Павел не мешал старику. Он отвернулся, обозревая окрестности. Какие-то крупные цветы, похожие на золотые шары, торчали за невысокой оградкой палисадника, возле которого помещалось незатейливое «казино». Что-то едва ощутимо ёкнуло в сердде, словно Павел услышал далекий голос из детства. Он помнил эти цветы – тогда они казались ему чуть ли не размером с солнце, яркие и праздничные, как новогодние игрушки…
– Нюрка очень горевала, – снова заговорил Евсей Ильич. – Черт ее знает, любила она Матвея или нет, может, просто жалела. Она во время войны сестрой милосердия в госпитале работала, здесь, в Глинске. Очень ее дар пригодился. Солдаты на нее прямо молились, и доктор наш Нюрку ценил. Так в госпитале она одного бойца и спасла от верной гибели. Кузьма его звали.
– Мой дед тоже Кузьма был, – вставил Павел.
– О нем и речь. Кузьма безнадежным считался, тяжелая контузия, осколочные ранения. А Нюрка его подняла, можно сказать, со смертного одра, выходила, к жизни вернула. Расписались они. Кузьма на Путейскую переехал. Только недолго они прожили. Скоро он совсем оправился, здоровехонек стал, как и не было ранения вовсе. Пошел, записался снова в армию. «Не могу, – говорит, – в тылу сидеть. Стыдно». Нюрка ни слова ему не сказала, но по тому, как провожала, было видно – не чает снова увидеться. Чувствовала, наверное, что-то… И действительно, за три месяца до победы похоронка пришла. Нюрка тогда беременная ходила. Дочка у нее в мае сорок пятого родилась…
– Это моя мама.
– Ну вот, Пашка, восстановили мы с тобой ход истории! – довольно хлопнул себя по колену Евсей Ильич. – Не зря, стало быть, на выпивку потратиться пришлось?
– Не зря, – заверил его Павел, вкладывая в ладонь старика стольник. – Спасибо.
– То есть, я так понимаю, пить ты не будешь.
– Нет, дядя Евсей.
– Брезгуешь?
– Что вы! Просто сегодня еще много дел. Да и, признаться, пить я не умею…
– Нюрка тоже не умела… – хмыкнул старик, как-то уж слишком самодовольно и подозрительно улыбаясь. Не желая углубляться в причины подобной осведомленности, Павел поднялся.
– Пойду, дядя Евсей.
– Иди, Паш. А насчет того, что после войны тут было… – заметил напоследок, так сказать, в качестве постскриптума Евсей Ильич. – Это тебе надо документы почитать. Старики, которые все помнили, уже поумирали. Я тебе тут не помощник – на отсидке был.
– За что срок-то мотал, дядя Евсей? Пришиб кого?
– Да нет, по торговому делу, – неопределенно ответил старик. – К разговору нашему отношения не имеет… А в документах, я слыхал, много чего любопытного про послевоенную нашу жизнь имеется.
– Темните, дядя Евсей.
– Темню, – буркнул старик. Похоже, ему уже не терпелось закончить разговор и поскорее отправиться в магазин. – Ладно, Паша, бывай. Заходи, ежели что.
– Обязательно, – пообещал Павел и, не оглядываясь, пошел прочь.
* * *
Вечер субботы и все воскресенье прошли в неприятной, а главное, неравной борьбе с гигантскими тараканами, прочно оккупировавшими ткачевский люкс. Очевидно, столь престижные апартаменты проезжающие арендовали не часто, и рыжим усатым созданиям не терпелось хоть на ком-то выместить накопившуюся за время вынужденного одиночества злобу. Тараканы поджидали Павла в засаде на краю белой фаянсовой раковины; внимательно, наклонив головы набок, следили за ним с подоконника; трясясь, словно юродивые на паперти, протягивали рыжие усы с журнального столика и длинной вереницей, будто с американских горок, скатывались с железных набалдашников широкой двуспальной кровати. В их поведении прослеживалось что-то исконно русское, настырное и неугомонное, до невозможности изобретательное и вместе с тем бесшабашное. Когда Павел в бешенстве бросался против несметных полчищ со свернутой в трубку прошлогодней газетой «Коммерсантъ», обнаружившейся здесь же, в номере, тараканы умирали, но не сдавались. На место павших тут же вставали другие, еще более отважные и дикие. Ни газета, ни иные спецсредства (подошвы ботинок и даже пластиковая бутылка из-под минеральной воды) не дали положительного результата. В конце концов Павел позорно ретировался с поля битвы, словно Наполеон после сожжения Москвы и отступления по Смоленской дороге, бросив на произвол судьбы остатки армии и военного имущества. Французский император бежал в Париж, Павлу же такая перспектива не светила. Его устремления были много скромнее – стойка администрации на первом этаже.
Вездесущая Раиса Юрьевна только руками развела, когда взбешенный постоялец люкса скатился по лестнице и на повышенных тонах потребовал немедленно и окончательно убрать насекомых из его номера.
– Сожалею, но вы хотите невозможного, – пропела пухленькая администраторша, выходя из-за стойки с лейкой в руках и устремляясь к кадке с пальмой. – У нас всегда тараканы были. Чем только ни травили – толку ноль. Мы их в правом крыле поморим – они в левое перебегут. В левом начнем травить – они снова на прежнем месте. Неуязвимые какие-то. Знаете, я тут намедни в газете прочла, что бывают тараканы-мутанты… Так те величиной чуть ли не с крысу. А эти – так, мелочь.
– Я заплачу, – упавшим голосом предложил Ткачев.
– А что толку? – пожала плечами Раиса Юрьевна. – Ну заплатите. Ну поставлю я вам в номер ловушки. А завтра все равно тараканы от соседей прибегут. Так что не нервничайте, молодой человек, ложитесь спать. Свет не до конца гасите, ночник оставьте. Тараканы только в темноте по лицу ползают, а при свете боятся.
– Вы что, серьезно полагаете, что я смогу спать, когда у меня по лицу кто-то ползает?
– Ну что вам посоветовать… У нас есть расслабляющие процедуры – массаж, сауна, соляная пещера. Посетителей мало, для вас специально организуем. Попробуйте, может, легче к жизни относиться будете.
