Инесса Ципоркина - Личный демон. Книга 1
Зато черный и белый клубки болтали не умолкая. Из них раздавались голоса, показавшиеся Катерине знакомыми.
— Умирает, — сказал черный клубок.
— Убегает, — возразил белый клубок.
— Далеко? — спросил черный.
— На мою сторону, — ответил белый.
— Догонишь? — хихикнул черный клубок.
— Не тебя же просить, — буркнул белый.
Старик даже бровью не повел. Видимо, ему и без глупостей черного и белого клубков было чем себя занять. Воздух вокруг вершины гудел и сворачивался в тугие кольца, безостановочно ходившие вверх-вниз, из-за чего седобородая фигура рябила и расплывалась. Старец пахал как проклятый без единого движения.
Катя еще раз вызвала у себя чувство собственного величия и причастия чему-то вселенскому. А потом глянула свысока на белый клубок, который как раз достиг подножья, размотавшись в нитку — и начал путь вверх, сам собой сматываясь обратно. Пробираясь между камней, пучков сухой травы, изломанных деревьев, цепляющихся за склон, клубок упрямо возвращал себе прежнюю округлость и величину, вот только белизна его… Вблизи он казался меланжевым, пестрым от пыли и мусора, налипших по пути к подножью. Катерине вспомнился любимый белый свитер, забытый при переезде к Игорю в груде отринутого девчачьего барахла. И когда в следующий раз Катя вспомнила о нем, выяснилось, что мама нашла его и приспособила для работы на даче. Некогда белоснежный, свитер превратился в изжелта-серый и никакое стирающее средство прежней белизны ему не вернуло. Не вернуло бы. Катя лишь тихо вздохнула над пострадавшей вещью и молча опустила ее в мешок с мусором. Всему свой срок и своя судьба. Даже свитерам.
— Катя, выпейте, выпейте, Катя! — вдруг прошептал клубок и подпрыгнул, надвигаясь на Катерину, закрывая ей лицо, точно пытаясь задушить. Катя закричала и отмахнулась. И бешеный горный водопад ударил в ее раскрытый в крике рот…
* * *— Что? Что? — беспомощно повторял Анджей, вытирая мокрое Катино лицо краем простыни. — Больно, да? Где болит?
— Кх-ха-а-а… — выдавила Катя, приходя в себя и втайне радуясь, что спит сегодня в новой, необтрепанной пижаме, а не в старой футболке с обмахрившимся подолом и дыркой вместо ворота. — Я в обморок упала. Извините, обычно я… — Катерина привычно улыбнулась неопределенной улыбкой и пожала плечами. Как правило, после этого жеста собеседник тоже улыбался и все за Катю договаривал.
Но Анджей не улыбался и явно ждал, пока Катерина закончит фразу. Это было… странно. Не так странно, как чувство горнего величия, посетившего Катю во время видения, но все-таки довольно странно.
— А где Наама? — от растерянности ляпнула Катя и почувствовала, что краснеет. Конечно же, этот, реальный Анджей не мог знать Нааму и прочих, хоть и был Цапфуэлем всего… всего несколько минут назад. Луна так и не зашла, она цеплялась за ветки деревьев, точно белый клубок на склоне горы и на ее поверхности тоже проступали серые пятна.
— Там! — махнул рукой Анджей. — На балконе. Я ее выгнал.
Катя обомлела.
Сейчас, вот сейчас она наберется смелости и спросит: «Цапфуэль, это ты?» А потом: «Так что ты решил — нужно тебе влюбляться в меня или не нужно?» Только надо расхрабриться, забыть о том, что после таких вопросов сын ее тетки, пожилой очкарик, должен счесть Катю сумасшедшей, отвести глаза, выбежать из комнаты, покидать вещи в чемодан и уехать обратно в провинцию первым же поездом — или… Или выпрямиться, засеребриться лунным блеском и надменно заявить: ее, Кати, дальнейшая судьба решена, как оно бывало всегда, без Катиного участия, так что пусть Катерина благодарит и кланяется, впереди у нее несколько лет светлой и чистой любви, жаль, жемчужинка мелковата…
— И зачем вы ее пускаете? — продолжил Анджей. — Нахальное невоспитанное животное. Может, у нее блохи! Ее бы сперва к ветеринару, привить и паразитов вывести. А вы прикармливаете и думаете, будто она вас любит.
В его голосе звучала почти детская обида, невозможная для ангела луны или кто он там среди небесных чинов, сияющий Цапфуэль.
— Я же не специально, — оторопело запротестовала Катя.
— Ну да, окна настежь, вон молоко для нее у кровати… — Анджей покосился на бутылку молока, которое Катерина, по стародавней привычке, пила перед сном и вечно забывала убрать в холодильник.
Он ничего не знает, поняла Катя. Приблудная кошка, стареющая женщина, два бесприютных существа, погруженных в себя, молоко на столике и пыльная луна в окне. Идеальная мизансцена одиночества. Без всякой мистической подкладки.
— Я больше не буду, — растроганно пробормотала Катерина. — Ее, конечно, надо помыть, — мстительно добавила она через некоторое время.
— Конечно! — с таким же мстительным чувством согласился Анджей. И ушел.
Наверное, все еще сердится, подумала Катя. Но через пару минут из ванной раздалась истошная кошачья брань. С ужасом Катерина выслушала большой матерный загиб относительно предков Анджея и Кати, их сексуальных предпочтений и физических отклонений. Когда Наама перешла на незнакомые Катерине языки, проклиная живущих в квартире до седьмого колена, Катя сообразила: все это время Анджей лишь повторяет «ну потерпи», «хорошая кошка» и «будешь чистая», а значит, виртуозного кошачьего сквернословия не понимает, слышит только отчаянный мяв! Мужчина бы не потерпел подобных высказываний о собственной матери и о собственной потенции. Не одно, так другое непременно вызвало бы возражения.
— Мыло и воду она ненавидит, — хмыкнул кто-то, как показалось Катерине, парящий под самым потолком. И лишь присмотревшись, Катя увидела сидящего на форточке Тайгерма. — Правда, пять веков тому назад и люди мылись редко, а уж кошки-то… — И котище распушил усы, прислушиваясь к стенаниям Наамы. — Зря вы так с ней. Она только пуще озлится.
— А… кто вы? — осторожно прошептала Катя.
— Мы? — задумчиво переспросил кот. — Черные кошки и коты. Числом пятьдесят. Жертвы человеческой жажды.
— Жажды чего?
— А кто вас, людей, знает, — ухмыльнулся Тайгерм. — Думаешь, нам докладывали, чего от нас хотят, когда жгли заживо на перекрестке?
— И оттого вы превратились в демонов? — догадалась Катерина.
— Сначала мы превратились в пепел, — деловито сообщил кот. — Скажи Цапфуэлю, пусть не мучает Нааму больше. Чище, чем после тайгермова огня, никто из нас не станет.
— Это не Цапфуэль! Это Анджей! — запротестовала Катя. — Он ничего про Нааму не знает!
— Всё он знает, — проворчал Тайгерм. — Только себе нипочем не признается. Как и все вы. Люди! — и презрительно подняв толстый, словно волосатое полено, хвост, кот сгинул во тьме — лишь тополя ветками качнули.
