Сьюзан Хаббард - Исчезнувшая
Счастливый час в ресторанчике «У Фло» не был счастливым в тот вечер.
Завсегдатаи сидели у стойки и в кабинках с бокалами красного вина или «пикардо» в руках. Но красное пили не все. Там и сям можно было заметить кружку с пивом или фужер с белым вином, в основном в руках смертных.
За нашим столиком никто не разговаривал. Мае с Дашай выглядели красивыми статуями.
Так что, когда дверь в заведение распахнулась, я с облегчением повернулась туда — в зал с важным видом входили Мисти с Осенью. Они семенили, выставив вперед животы, подчеркнутые джинсами с низкой талией и короткими тугими топиками. Я поправила лямку своего хлопчатобумажного сарафана и подумала, что выгляжу лет на десять.
Осень с Мисти ухитрились каким-то образом увеличить объем своих причесок. Солнечные очки у них были сдвинуты почти на темечко, глаза щедро подведены тушью и тенями. Осень взглянула на меня, кивнула и помахала. Но они не подошли. Они направились прямо к бару.
Мае с Дашай их сначала не заметили, а я наблюдала, как девочки пытаются заказать пиво.
Обменявшись несколькими репликами с барменом, Осень громко произнесла, перекрыв Джонни Кэша, поющего «Кольцо огня»:
— Разве наши деньги здесь не годятся?
Все в зале умолкли.
— Это удостоверение личности фальшивое. Я не могу обслужить вас. — Бармен (его звали Логан), высокий красивый мужчина с темно-рыжими волосами, был одним из нас. — Мы лишимся лицензии.
Осень повернулась и взглянула прямо на меня.
— Ну, ее-то вы обслужили.
Передо мной на столе невинно красовалось полбокала «пикардо».
— Это еще кто? — спросила Дашай.
— Это те девочки, с которыми ты познакомилась на днях?
Я кивнула. Осень продолжала в упор смотреть на меня, ожидая, чтобы я за них вступилась. Но что я могла сказать?
Логан рассмеялся, и напряжение в зале немного ослабло.
— Она пьет «пикардо». Это безалкогольный напиток. Хотите попробовать?
Он налил в стопку «пикардо» на два пальца и протянул Мисти. Она с сомнением поглядела на жидкость, затем поднесла стакан к губам и опрокинула его ярко-красное содержимое в рот. И сразу же закашлялась и сплюнула на пол.
— Гадость!
— К нему надо привыкнуть, — сказала я.
Кое-кто из завсегдатаев улыбнулся.
— Вам, барышни, не стоит тусоваться в дыре вроде нашей, — сказал Логан. — В «Мюррее» вам будет куда уютнее.
Не говоря ни слова, они покинули бар. Осень, проходя, бросила на меня исполненный презрения взгляд.
Логан вполголоса произнес что-то, и все сидевшие у стойки засмеялись.
— Я всегда думала, что «пикардо» алкогольный, — сказала я.
— Он и есть. — Дашай отпила глоток из своего бокала. — Причем изрядно.
Мама выговаривала Логану за шутку над Мисти и Осенью.
— Ты ж мог лишиться лицензии за то, что дал им «пикардо», — говорила она, опершись локтями на стойку.
Логан налил нам по новой порции и улыбнулся мае.
— Знаю. Но девочка хотела попробовать. Теперь она знает, что значит «горько».
Я недоумевала, почему мы выпиваем столько «пикардо» и не пьянеем. Мае с Логаном заговорили одновременно:
— Потому что мы не… — Тут они рассмеялись, и мае закончила фразу: — Подвержены действию алкоголя.
Я помогла ей донести бокалы обратно в нашу кабинку.
— Осторожнее с этими девицами, — сказала Дашай, когда мы сели. — Не нравятся они мне. — Она резко протянула ко мне руки. — Дай-ка посмотреть твои глазки.
Она легонько толкнула меня в лоб и, наклонившись ближе, взяла за подбородок. Я уставилась ей в глаза: карамельные издали, вблизи они мерцали оранжевым, зеленым, черным и желтым. Странно было смотреть в них так пристально.
Через несколько секунд она отпустила меня.
— Нет, с тобой все в порядке.
— Ты о чем? — не поняла я.
Дашай не ответила. Она смотрела куда-то вдаль.
— Ее сознание не здесь, — негромко произнесла мае. — Оставь ее.
И так мы и провели Несчастливый час в молчании, слушая, как музыкальный автомат играет странную смесь песен, пахнущих застарелым сигаретным дымом и одиночеством, и в каждой была своя печаль.
Выходя из бара, я заметила бежевый внедорожник, припаркованный дальше по улице, возле ресторана «Мюррей».
— Он похож на тот джип, который я видела вчера, — сказала я.
Он уехал прежде, чем я смогла сказать точно. Мае с Дашай меня даже не слышали. Они обе думали о Беннете.
Позже в тот же вечер, когда Дашай удалилась к себе, я вернулась в гостиную, уселась на диван и постаралась настроиться на ее мысли.
Рассуждала я просто: она мой друг; она в беде; и они с мамой явно не готовы рассказать мне, что произошло на Ямайке. Оставаться и дальше в стороне было невыносимо.
В комнату вплыла мае в белом шелковом халате, мерцавшем при движении. Она с первого взгляда поняла, чем я занимаюсь.
— Ты забыла, что я говорила о подслушивании? — яростно прошептала она. — Это дурно…
— Папа всегда говорил, что абсолютных правил в области морали практически нет, — быстро сказала я и тут же вспомнила, как он не любил тех, кто перебивает. «Искусство беседы в Америке совершенно утрачено», — сказал он как-то. — Извини, что перебила, — добавила я.
— И как ты оправдаешь подслушивание? — Она уселась в кресло напротив.
— Ну, факт вторжения в ее личное пространство перевешивается его возможным положительным результатом. — Я надеялась, что мои слова звучат убедительно. — Я люблю Дашай. Возможно, я смогу ей помочь.
— По-моему, это нелогично, — медленно проговорила мае.
— Ты позволяешь мне слушать свои мысли. Что такого уж плохого в подслушивании?
— Я позволяю тебе слушать иногда, — сказала мама и в подтверждение своих слов заблокировала мысленный фон. Для нас это не составляет труда, хотя я нередко забываю это делать. — Я не такой специалист по этике, как ты или твой отец, но, по-моему, нечестно подслушивать или лезть в мысли того, кто расстроен. Все равно что без спросу трогать чужие вещи, а это однозначно плохо.
Я сложила руки на груди.
— Даже если думаешь, что сможешь помочь? — Я впервые возражала маме и находила это восхитительным. Интересно, хватило ли бы у меня пороху, не будь в комнате так темно?
Внезапно в гостиную скользнула Дашай.
— Перестань, Ари, — сказала она.
Но я не могла не оставить последнее, как мне казалось, слово за собой:
— Дашай, ты, должно быть, подслушивала.
«Вот язва», — подумала мае. А Дашай мысленно ответила: «Совсем как ее маменька».
Несмотря на все свои аргументы, я понимала, что мае права: слушать чужие мысли значило вторгаться в личное пространство, что допустимо только при исключительных обстоятельствах. Беда в том, что в тот год едва ли не все обстоятельства казались исключительными.
