Евгений Константинов - Тайна Медвежьего черепа
— Рассказывай!
— Сколько прошло времени? — облизнув губы, спросил тот.
— Торопишься?
— Медведь! На остров приплывет медведь!
— Когда?
— Скоро. Он чувствует, когда дотрагиваются до черепа. Освободи меня, Посельский!
— Как все это действует? Каким образом здесь появилась моя Людмила?
— Откуда такая вонь? — наконец-то подала голос девушка.
— Быстрей, освободи меня! — закричал Борисенков. — Я все объясню, но потом, когда мы уберемся с этого проклятого острова…
— Мы с Людмилой не станем дожидаться медведя, — усмехнулся Федор. — Просто оставим тебя тут, а сами уйдем. Понял?
— Но, что ты скажешь про нее на заставе, сержант? Как объяснишь ее появление здесь?
— А как ты объясняешь? Говори! — Федор замахнулся автоматом, примеряясь ударить старшего лейтенанта прикладом в пах.
— Это мистика! Мистика, колдовство! — быстро заговорил Борисенков. — После того, как я ранил медведя… Ты ведь помнишь? Ты помнишь! Этот медведь меня околдовал. Следующей ночью меня что-то потянуло сюда. И я пошел, ничего не соображая. Очутился здесь, на острове, когда начало светать. Я, машинально, понимаешь, машинально приложил руки к черепу, и тут же на жертвеннике появилась моя жена. Я подумал о ней, понимаешь, держась за череп, я представил свою жену на этом алтаре, и она по-настоящему перенеслась сюда…
— Где я? — вдруг закричала Людмила. Федор встретился с ней взглядом. Ее лицо было очень бледным, если не сказать — зеленым. Она узнала его и собралась что-то спросить, но вместо этого зажала рот руками, впрочем, это не помогло — содержимое желудка вырвалось наружу.
— Но твоя жена вернулась домой живой и здоровой… — обратился Федор к Борисенкову.
— Да! И она ничего о той ночи не знает. Она не успела проснуться. А я приложил руки к черепу, мысленно представил, что она лежит на своей кровати, и она исчезла, вернулась домой.
— Врешь!
— Освободи меня, я докажу!
— Как докажешь?
— Все дело в черепе. Он… я не знаю, как объяснить… При помощи черепа…
— Говоришь, достаточно до него дотронуться и представить? — Федор закинул автомат на плечо и встал в изголовье алтаря. Огромный медвежий череп, казалось, врос в него намертво…
Людмилу, согнувшуюся в три погибели, продолжало тошнить. Федор подумал, что когда Борисенков колдовал, она, скорее всего, сидела за праздничным столом, пила шампанское, поглощала деликатесы… Возможно, кружилась в танце со своим мужем…
Он был уверен, что Людмила справляла свадьбу в доме своих родителей. В большом деревенском доме со множеством комнат, одной из которых была спальня «его бывшей». Поднося руки к медвежьему черепу, Федор смотрел на Людмилу, вспоминая, как провел в той самой спальне самую счастливую ночь в своей жизни.
Через несколько мгновений он почувствовал легкое головокружение, и тут же Людмила словно растаяла в воздухе, оставив после себя лишь фату. Со стороны озера послышался уже знакомый Федору звериный рык.
— Медведь! — прохрипел Борисенков. — Посельский, быстрее! Сдвинь на себя и разожми эти чертовы челюсти. Уходить нам надо! Убегать!
— Свою жену ты вернул домой, а дальше? Что ты сделал после этого?
Зажмурившись, Борисенков замотал головой, твердя:
— Быстрее, сержант, быстрее! Мы не успеем, не успеем…
В подтверждение его слов звериный рык раздался значительно ближе, чем в первый раз.
— Я ухожу, — сказал Федор.
— Нет! Нет, подожди! — Замполит, как мог, приподнял голову, и теперь казалось, что его глаза вот-вот вылезут из орбит. — Я приложил руки к черепу и представил, что на алтаре появится жена Иванченко. Ефрейтора Иванченко. И она появилась…
— Что ты сделал после этого? Ну!
— Это не я! Это все медведь…
— Ну!
— Я засунул ее руки в пасть, привел в чувство и ушел.
— Но перед этим снял с нее золотые украшения.
— Да. Так хотел медведь. Каждая драгоценность, — возвращение листьев на березу, в которую попала моя пуля. После того, как вся береза оденется в зеленую листву, медведь перестанет иметь надо мной власть.
Рев раздался совсем близко.
— Девушку Сударина ты тоже представил после того, как увидел ее фотографию? И мою бывшую — тоже?
— Да.
— А зачем ты лишал их одежды? Этого тоже хотел медведь?
— Да. Да!!!
— Он сразу пожирал их, или сначала…
— Не знаю. Я уходил.
— Какой же ты… — Федор не договорил, услышав очередной рык и громкие всплески. Вскинув и направив автомат на разрыв между валунами, откуда в любой момент мог показаться зверь, попятился к противоположному краю острова.
— Стой! — прохрипел Борисенков. — Ты не уйдешь, нет!
— Но ты ведь уходил, — возразил Федор. Больше не обращая внимания на замполита и продолжая отступать, он приложил приклад к плечу.
Что-то пестрое на мгновение заслонило просвет между валунами. Опасаясь быть замеченным, Федор присел, подался еще немного назад и… потеряв равновесие, слишком поздно понял, что достиг самого края острова, чуть левее места, где в берег упирались слеги. Ему бы за что-нибудь ухватиться, но он не позволил себе выпустить из рук автомат, и медленно, но неумолимо стал сползать по каменистому берегу в воду. Сползал до тех пор, пока не замочил подбородок. Дальнейшее погружение предотвратил лишь, заскрежетав по камням рожком автомата. Ноги так и не коснулись дна, и Федор растерялся, не зная, что делать. Стрелять из такого положения было очень неудобно — в лучшем случае прицельно получилось бы выпустить короткую очередь, которая вряд ли остановила бы медведя. Оглушительное рычание которого резко оборвало истеричные крики лейтенанта Борисенкова. После чего до слуха Федора донеслось громкое чавканье.
Сержант живо представил себе, что именно сейчас происходит на острове. Представил, что происходило, когда на жертвенном алтаре лежали жена Иванчеко и девушка Сударина, представил, что стало бы с его «бывшей», не окажись он вовремя на острове…
Под непрекращающиеся чавканье, урчание и хруст переламываемых костей Федор с трудом выбрался на берег. Вода лила с него ручьем, но это не имело значения. Взяв автомат наизготовку, он двинулся вперед. Зверь, увлеченной трапезой, седел на жертвенном алтаре к нему спиной и, опустив башку, вовсю ворочал лапами, словно разгребал перед собой кучу мусора. Его шкура была мокрой, и на ней, словно приклеенные, во множестве красовались зеленые березовые листочки.
Федор не считал зазорным расстрелять медведя в спину. Но боялся, что после первых же ранений зверь сорвется с места и прыгнет либо в сторону, либо, что наиболее вероятно, вперед, за валуны. Оба этих варианта были для пограничника смертельно опасны. После прыжка в сторону, Федор еще мог продолжать стрельбу, пусть и по движущейся цели, но если медведь убежит…
