Dok - Мы из Кронштадта. Подотдел очистки коммунхоза
Кстати в Кронштадте уже есть в одном из приказов пунктик об отстреле всех бегающих в неположенных местах собак, не сопровождаемых бегущими рядом с той же скоростью хозяевами. И весьма жесткие санкции для тех, у кого собака не на поводке и без намордника. Пятнадцать суток общественно-полезных работ, как называется деятельность в «отряде исправления 3 категории».
Так вот, оказывается, и до Беды каждая вменяемая собака должна была знать свою кличку, прибегать к хозяину по первому зову, а в людных местах идти слева, держась плечом у ноги хозяина. Ну, про поводок и намордник уже говорилось. Надо же. Я и не знал, как, впрочем, и сами собаковладельцы.
Вообще-то Бурш то и дело ставит меня на место и многие мои разумения пускает дымом. Мне вот казалось, что дрессура унизительна для собаки. Типа собака – она тоже личность. Но на дрессировку Фрейя рвется как на праздник, за четверть часа уже начинает поскуливать, скрестись в дверь и проявлять нетерпение. И на площадке старается изо всех своих пока невеликих сил и явно радуется, когда у нее что-то выходит. Бурш, правда, придерживается метода поощрения – потому мне приходится то давать вкусняшки, то гладить, то хвалить в устной форме, рассказывая щену, какая она умница. Она в ответ готова из шкуры вылезти. Коллега же все мои интеллигентские благоглупости разбил простым вопросом: «Дрессура значит подавление индивидуальности? А когда человеческого детеныша учат говорить, ходить и есть самостоятельно – это, надо думать, тоже подавление индивидуальности?»
Уел. А потом еще и дополнил: «Собака – стайный хищник. Потому семья хозяина – для нее своя стая. А в стае все сидят на своих полках по иерархии, согласно штатному расписанию. И либо хозяин – вожак стаи – и тогда для собаки все ясно и она с удовольствием играет по правилам, либо хозяин – пустое место и тогда она сама становится вожаком. У подавляющего количества собачников – вожак стаи – именно собака. И это грустно, потому как вместо умного существа, от которого всем радость, получается вздорная, злая и тупая скотина. Глупость хозяина всегда на собаку переходит».
Ну, не возразишь. Вот и учим собак ходить и говорить… Есть самостоятельно они уже и сами умеют. Но трудно это все…
Уже в конце занятия собаченции внезапно начинают щетиниться, урчат и пятятся.
Странная реакция. Когда рядом зомби – Фрейя лает и прыгает на месте. И на Блондинку тоже так отреагировала. И до того – был уже морф, та же реакция. А тут попятились и дернули разом в дальний угол площадки. Аллюром три креста. (Не знаю, что это такое на самом деле, но звучит красиво – и, наверное, это значит «очень-очень быстро»)
Мы с Буршем тоже, не сговариваясь, начинаем отходить за собаками. Тяну с плеча ППС. Коллега оказывается только с пистолетом. Ничего не вижу, чтоб такое уж сильно страшное было. Но то, что мы оба вооружены не так чтоб шибко, да к тому же я не в курсе как Бурш стреляет – не настраивает на боевой лад.
– Пойдем, глянем? – не очень уверенно спрашивает коллега.
– Не тянет. И одеты мы не толсто и вооружены не шибко.
– Это да… А что там? Так Фрейя уже реагировала?
– Нет, так не было ни разу. На морфов она лаяла.
Смотрим на собак. Из-за стоящего в углу площадки металлического короба, где хранится всякий нужный инвентарь, опасливо торчат два кожаных носа. Спрятались щенята.
– Что бы сделали персонажи в американском триллере? – спрашиваю я Бурша несколько нервозно.
Он косо улыбается, отчего шрам на щеке шевелится как живой, потом отвечает: «Они бы разделились и пошли посмотреть, что там за скелет танцует».
– Значит, мы что должны сделать? – пятясь, спрашиваю я его.
– Брать щенят на руки и валить отсюда – причем быстро.
И мы выполняем намеченное с мужественной непреклонностью и стремительностью.
Только выбежав на городскую улицу, останавливаемся.
Щенята нервничают, но уже не так боятся, как на площадке. Значит, нечто отдалилось.
Начинаю вызывать майора. Отзывается с задержкой. Докладываю ситуацию. Хмыкает, приказывает дать координаты места, где стоим. Передаю рацию коллеге, он лучше тут ориентируется… Майор слушает, обещает прибыть через десять минут.
– Да, а что это вы говорили о крепостной стене, рядом с которой мы стоим? – осведомляюсь у напряженно посматривающего по сторонам коллеги.
– Так вот же она у вас перед глазами – удивляется он.
– Вот этот заборчик!?
По-моему я его обидел.
– А вы заберитесь на него сначала. Вполне нормальная крепостная стена. Ну не по всему периметру сохранилась и башня только одна уцелела, но тем не менее.
Стоим, молчим. Смотрим по сторонам. Тормозим бабку с ротвейлером, которая шла явно на выгулочную площадку, где мы как раз занимались. Рекомендуем ей не переть на рожон до прихода патруля. Бабка вроде внимает голосу разума, но ее песик думает иначе и спокойно волочет старуху, не слишком обращая внимания на ее окрики, команды и прочие бессмысленные попытки удержать пса на месте.
Нелепая ситуация. Бурш выразительно смотрит на меня, на увлекаемую бабку и ничего не говорит. Он опытнее меня в собачьих делах и раз не вмешался – мне тоже не след соваться. Парочка тем временем прокорячивается в арку этой так называемой крепостной стены и бабкина ругань несколько стихает. Но очень ненадолго, потому как внезапно она становится громкой, визгливой, потом ее словно обрезает, и мы видим трагикомичную картинку – песику тоже что-то сильно не понравилось у площадки и теперь он стремительно несется обратно. Изредка успевая оттолкнуться ногами от земли, следом почти летит по воздуху бабка, наконец, она шмякается на землю и теперь пес ее волочит плашмя, отчего скорость его передвижения несколько снижается, но не так чтоб сильно.
– Может пристрелить жывотное, чтоб не мучилось?
– С ума сошли! Она хоть и старуха, а все-таки живой человек! Пункт 16-16 никто не отменял – осаживает мой порыв коллега.
– Я вообще-то про ротвейлера говорил – отвечаю я.
– Так и ротвейлер пока пункт 28 – 6 не нарушает. Бежит со скоростью хозяйки. Все в порядке.
– Помогите! – орет бабка.
– Да чем же я вам помогу – участливо отзывается Бурш.
– Джерика подержите!
– За какое место? – так же участливо вопрошает врач у протаскиваемой мимо нас старухи.
– Идиоты! За ошейник! Да сделайте что-нибудь!
– Могу Джерика пристрелить – предлагаю я, сдерживая смех и кося глазом на арку в крепостной стене.
– Нет! Не смейте! Не вздумайте стрелять, я буду жаловаться! – орет старуха.
Джерик сбавил пыл, ей удается встать на четвереньки. Я собираюсь ей помочь, но Бурш меня удерживает.
