Монтегю Джеймс - Мистер Хамфриз и его наследство
Обуянный Ужасом, он не дерзал Обернуться и попытаться выяснить, не удалось ли ему каким-либо образом Оторваться от Погони. И, словно подобного Напряжения Сил и самого по себе не было достаточно, его, вдобавок, постоянно подстерегала Опасность угодить в Ров или в одну из Ловушек, о которых ему ранее случалось слышать, а теперь выпало и воочию узреть таковые, иные но сторонам, а иные посреди Аллеи. По его словам, более Кошмарной Ночи, чем проведенная им в Лабиринте, не случалось испытать ни единому из Смертных, и ни Драгоценный Камень, лежавший в его Кошельке, ни все богатства, вывозившиеся когда-либо из Индии, не могут послужить достаточным возмещением за выпавшие на его долю Муки.
Не стану рассуждать Далее о Злосчастии, поскольку уверен, что пытливый Ум моего Читателя уже подсказал ему сокровенный смысл начертанной мною Аллегории. Ибо разве тот Драгоценный Камень не являет собой истинный Символ Удовлетворения, каковое Человек чает извлечь из Суетных Утех нашего Мира, и разве Лабиринт не есть Образ самого Мира, в коем по простодушному общему Поверью, таковое Сокровище пребывает?»
Немало подивившись тому, что ему достало «Терпения» дочитать опус до конца, Хамфриз задумался о том, не попадалась ли «Притча» его дядюшке, а коли попадалась, то не по ее ли прочтении он, проникшись неприязнью к самой идее лабиринта, велел его закрыть? С этой мыслью молодой человек отправился спать.
Следующий день начался с хлопот но усадьбе, предпринимавшихся вместе с хотя и многословным, но прекрасно справлявшимся с делами мистером Купером. Веселый и бодрый, явившись точно в назначенный час, он сообщил, что все необходимые распоряжения насчет лабиринта им даны и работы там уже ведутся, а его дочь сгорает от нетерпения, предвкушая интересную экскурсию. Кроме того, им была выражена надежда на то, мистер Хамфриз спал всю ночь сном праведника, не испытывая никакого беспокойства, а равно на то, что погода и впредь останется благоприятной. За завтраком мистер Купер разглагольствовал о картинах в столовой, указав при этом на портрет строителя храма и лабиринта. К этому холсту Хамфриз присмотрелся с интересом.
Портрет кисти итальянского художника был выполнен, когда прежний мистер Уилсон еще юным джентльменом посещал Рим, свидетельством чему являлся изображенный на заднем плане Колизей. Характерными чертами облика молодого путешественника являлись бледное, худощавое лицо и большие глаза. В руке он держат частично развернутый свиток, на котором можно было различить план круглой в сечении постройки (скорее всего, храма), а также часть лабиринта. Желая рассмотреть последний чертеж получше, Хамфриз даже встал на стул, однако недостаточная четкость изображения делала бессмысленной попытку его скопировать. Это, однако, навело Хамфриза на мысль сделать собственный план лабиринта и вывесить его в холле для удобства посетителей.
Позднее это решение окрепло, ибо когда горевшие желанием побывать в лабиринте миссис и мисс Купер прибыли на экскурсию, ему, как ни странно, не удалось провести их к центру. Садовники уже успели убрать использовавшиеся ими метки, и в этой ситуации даже призванный на помощь Клаттерхэм оказался бессилен.
— Тут ведь в чем загвоздка, мистер Уилсон… то есть, прошу прощения, мистер Хамфриз, бормотал он, — Эти лабиринты, они специально так устроены, чтобы сбивать с дороги. Но все же, сэр, думаю, коли вы последуете за мной, то я выведу вас, куда надо. Тут особой хитрости не требуется: просто положу вот здесь свою шляпу и такой меткой обозначу исходный пункт. Сказано сделано: он оставил на земле шляпу, повел всю компанию за собой и, спустя минут пять, к той же шляпе ее и вывел.
— Да, сэр, любопытно, — Клаттерхэм выдавил смущенный смешок. Шляпа-то была положена у куста ежевики, а тут, гляньте, никакой ежевики нет и в помине. Если позволите, мистер Хамфриз, — вас ведь так зовут, сэр? — я просто велю кому-нибудь из работников отметить это место.
В ответ на его громкие призывы (но далеко не сразу) появился малый по имени Уильям Крэк, также столкнувшийся на пути с определенными затруднениями. Странно, но когда все вроде бы видели его идущим по ближней дорожке и даже переговаривались с ним, он, спустя мгновение, неведомо как оказывался на дальней.
Наконец работник добрался до всех прочих и после недолгого и непродуктивного обсуждения ситуации был поставлен на манер караульного рядом с так и лежавшей на дорожке шляпой Клаттерхэма. Но и столь изощренная стратегия не привела к желаемому результату: спустя добрых три четверти часа, проведенных в бесплодных блужданиях, Хамфриз, видя, что миссис Купер основательно устала, вынужден был предложить прервать прогулку и пойти выпить чаю.
— Во всяком случае, сказал он, извиняясь перед мисс Купер, — в лабиринте вы побывали, а значит, пари с мисс Фосгер выиграли. Я же обещаю вам в скором времени нарисовать надлежащий план, с обозначением всех дорожек.
— Это то, что нужно, сэр, подхватил Клатгерхэм. — План — вещь просто необходимая, без него никак. А то ведь какая может приключиться неловкость: забредет сюда кто, попадет, скажем, под проливной дождь, а назад дороги не найти! Будет блуждать часами, вымокнет до нитки… Можно, конечно, прорубить дорожку прямиком к центру, только тогда это будет уже не лабиринт. Уж не знаю, сэр, вам решать.
— Нет, с этим мы повременим. Сперва я сделаю план и дам вам снять копию. Ну а там посмотрим: возможно, придется подумать и о вашем предложении.
Будучи крайне пристыжен и раздосадован своим фиаско, Хамфриз просто не мог успокоиться, не предприняв в тот же вечер еще одной попытки добраться до центра лабиринта, и его раздражение лишь усилилось оттого, что на сей раз она удалась сразу же, без единого неверного шага. Он даже подумывал о том, чтобы не откладывая взяться за составление плана, но этому помешала надвигавшаяся темнота.
На следующее утро, захватив с собой чертежную доску, карандаши, компас, бумагу и прочее необходимое снаряжение (кое-что нашлось в библиотечных шкафах, а остальное пришлось позаимствовать у Куперов), он — снова без малейших затруднений — вышел к центру лабиринта и разложил там свои инструменты. Однако с началом работы получилась небольшая заминка: дело в том, что его внимание привлекла уже очищенная от ежевики и плюща центральная колонна. Сама каменная опора не представляла собой ничего особенного и напоминала те, на которых обычно располагают солнечные часы. Но вот шар не мог не вызвать интереса. Как уже упоминалось выше, его покрывала тончайшая гравировка из цифр, надписей и изображений, при первом ознакомлении принятых мистером Хамфризом за знаки небесной сферы. Однако ближайшее рассмотрение показало, что эти символы не вполне соответствуют его представлению о подобных вещах. Одно изображение опоясывающий шар по линии, на земном глобусе обозначающей экватор, крылатый змей — Draco — казалось знакомым, но большую часть верхней полусферы занимали распростертые крылья неведомого существа, покоившаяся на полюсе голова коего была сокрыта под прикрепленным к вершине шара кольцом и окружена ободом с различимой надписью princeps tenebrarum[6]. На нижней полусфере имелось пространство, испещренное пересекающимися линиями и отмеченное как umbra mortis[7]. Рядом находился горный хребет, а среди гор долина с поднимающимися над нею языками пламени, обозначенная (удивитесь ли вы?) словами vail is filiorum Hinnom[8]. И над и под Draco были начертаны фигуры, походившие на обычные изображения созвездий, но все же отличавшиеся от них и, судя по надписям, имевшие иные названия. Обнаженная мужская фигура с воздетой палицей именовалась не Геркулесом, а Каином, другая, погруженная по пояс в землю и простирающая руки, — не Ophiuchus[9], a Chore[10], третья же, подвешенная за волосы к спутанным, как клубок змей, ветвям дерева, являла собой Авессалома. Рядом с последней красовалось изображение человека в долгополом одеянии и высоком головном уборе, стоявшего в центре магического круга на виду у двух ждущих снаружи демонов. Сей персонаж, названный Hostanes magus[11], Хамфризу знаком не был. Общее впечатление сводилось к тому, что сферу украшают образы прародителей зла, возможно отчасти навеянные творчеством Данте. Сочтя это свидетельством довольно своеобразных вкусов своего прапрадеда, Хамфриз, впрочем, предположил, что тот не стал утруждаться пристальным рассмотрением сего изделия, ибо едва ли оставил бы его под открытым небом на милость дождя и ветра, имей оно в его глазах хоть какую-то ценность. Постучав по металлической поверхности судя по всему, шар был полым, — молодой человек продолжил работу над планом. Примерно через полчаса ему стало ясно, что без разметки на местности дело не пойдет, а потом он размотал взятую у Клаттерхэма бечеву по дорожкам от входа до центра, привязав конец к кольцу на вершине шара. Это позволило сделать до ланча черновой набросок и давало надежду, что к вечеру дело будет сделано. Время шло к чаю, когда в лабиринт заглянул интересовавшийся, как продвигается работа, мистер Купер.
