Тим Каррэн - Мертвое море (ЛП)
К семи вечера ветер поднялся до тридцати узлов, и судно шло с сильным креном. Что не удивительно, учитывая перевозимый груз. Палубы были полностью заполнены, трюмы плотно забиты бочками с готовым бетоном и ящиками с асфальтом для Сакса и его команды, модернизированными дизельными двигателями, горными бурами, контейнерами со стальными балками, и различными другими материалами, необходимыми в Кайенне.
"Мара Кордэй" держалась твердо на волнах, и, казалось, никакой ураган не был ей страшен. Высокая, гордая и неутомимая, она была настоящей "рабочей лошадкой" морей. Еще многие десятилетия она могла бы совершать свои рейсы, пока что-то не встанет у нее на пути.
И это что-то ждало своего часа.
5
В тот вечер они ужинали посменно.
Сперва капитан, его помощники и старший механик. Затем экипаж в кают-компании, группами по четыре человека. Наконец Сакс, и его люди. Они выбрали есть последними, чтобы дать желудкам чуть больше привыкнуть к корабельной жизни. Еда была хороша. Густая говяжья тушенка с булочками и рогаликами. Множество фруктов. Бутерброды с толстыми кусками ветчины. Яблочный пирог и мороженое на десерт. Морская жизнь была не по душе никому из людей Сакса, но еда пришлась им по вкусу.
- Эй, Фабрини, - сказал Менхаус с набитым хлебом ртом, - как бы ты кастрировал южанина?
- Дал бы его сестрице с ноги в челюсть.
За столом раздалось несколько смешков, но не так много. В течение последних двух недель, с того момента, как Сакс собрал команду, мужчины много времени проводили вместе, и спустя некоторое Менхаус и Фабрини стали раздражительными.
- Где мои баланда с сухарем? - спросил Джордж, усаживаясь за стол и наливая себе стакан воды.
Сакс вытер соус с губ.
- Будь я проклят, - сказал он. - Разве это не Джордж Райан? Крутой ирландский сукин сын, который не страдает от морской болезни, в отличие от вас, сосунков?
- Да пошел ты, - огрызнулся Джордж.
Остальные - Сакс, Фабрини, Менхаус, Кушинг, Сольц, и Кук - жадно поглощали пищу. Их желудки привыкли, и они обнаружили, что корабельная жизнь разожгла их аппетит. И ветер, и погода, и море вызывали у них чувство голода. Джордж думал, что не сможет проглотить ни куска... но теперь, увидев всю эту еду, он с жадностью набросился на нее.
- Эй, придурок, - рявкнул Сакс на Кука, - подай-ка нашему Джорджу немного тушенки, слышишь? Он - последний из крутышей.
Фабрини хихикнул.
- Ага, крутой, как яйца Сольца.
Менхаус нашел шутку уморительно смешной. Его пузо заходило ходуном, и он хлопнул Сольца по плечу. Тот выплюнул морковку.
- Пожалуйста, - взмолился он. - Дайте поесть.
Все считали Сольца сплошным недоразумением. Он был склонен к облысению, носил очки, был бледным как снег и пухлым как младенец. Такого сложно представить за рулем экскаватора или катка. Живот у него был такой большой, будто он проглотил пляжный мяч. Но это был не жесткий жир, как за поясом у Сакса, не пузо, как у Менхауса, которое тот носил с гордостью, а мягкое сало. С задумчиво-виноватым лицом, аллергией, и полными розовыми губами (которые он обычно мазал бальзамом для губ), он больше походил на мальчика для битья, на ребенка, которого самым последним звали в игру.
Он просто не вписывался в их компанию.
- Да, оставьте там маменькиного сынка в покое, - сказал Фабрини.
- Сакс? Я, что, должен это терпеть? - спросил Сольц.
- Ага, таких больших плохих мужиков, как мы, - усмехнулся Менхаус.
- Так, хватит, - рявкнул Сакс. - Оставьте его в покое, педики.
Джорджу даже стало жалко парня. В подобной компании нужно уметь постоять за себя, отвечать уколом на укол, и не принимать все близко к сердцу.
- Скажи, чтобы они поцеловали тебя в задницу, Сольц, - сказал он.
Кук подтолкнул к нему поднос с тушенкой. Это был худой парень с тонкими чертами лица и мягкими, как пух светлыми волосами. Он говорил мало, и остальные с их пролетарской чувствительностью редко понимали, что он имеет в виду. Но это не волновало Кука, он уже получил свою порцию дерьма, и, казалось, находился в постоянном восторге от "школьного" менталитета окружающих. Он никогда не улыбался и не хмурился. Он просто принимал все таким, как оно есть.
- Ешь, давай, крутыш, - сказал Сакс.
Фабрини ухмыльнулся.
- Если еще голоден, могу дать тебе кое-что пожевать.
- Перебьюсь как-нибудь, - ответил Джордж, и все расхохотались. Даже на суровом лице Кука мелькнуло какое-то подобие улыбки.
Закончив с едой, Сакс оттолкнул от себя поднос и рыгнул.
- Это мой поцелуй для тебя, Фабрини. - Он закурил сигару. - Ешьте, парни, хорошо, и отдыхайте. Когда попадем в джунгли, вы будете вкалывать от рассвета до заката, иначе скормлю ваши задницы крокодилам.
Еще пара колкостей пролетела в направлении Сакса. Он смеялся вместе со всеми. Иногда остальные не знали, что о нем думать. Никто не был уверен, пустобрех он или серьезный мужик. Это был невысокий крепыш, похожий на цементную плиту. У него были мускулистые руки в татуировках и бочкообразная грудь. Загорелое, обветренное лицо, и бледно-голубые глаза навыкате. Несмотря на свои почти пятьдесят пять, он продолжал красить свои редеющие волосы и жесткие как щетина усы в радикально черный цвет. Он съездил в составе инженерно-строительных частей ВМС в две командировки во Вьетнам, где под шквальным огнем расчищал пляжи и прокладывал взлетно-посадочные полосы. Вскоре после этого основал собственную подрядную фирму. Работал по всей Центральной и Южной Америке. Прокладывал дороги через джунгли, строил лагеря и железнодорожные станции.
Для себя Джордж решил, что Сакс тот еще мудак. Еще в момент их знакомства у него закралось подозрение насчет него. Но когда они все накануне отплытия напились, и Сакс всю дорогу хвастался своими подвигами и пугал остальных, его подозрения только укрепились. Последней каплей были отжимания на одной руке от барного пола.
Постепенно разговор перешел от общих оскорблений и обсуждения сексуальных предпочтений чужих матерей непосредственно к Французской Гвиане. У Сакса было что сказать на эту тему. Он рассказал им о пресловутых исправительных колониях, которые построило там французское правительство. Самая известная называлась Остров Дьявола. Большинство сбежавших оттуда пленников либо тонули, либо становились жертвами акул. Те немногие, которые добирались до берега, вынуждены были прорубать себе путь через сотни миль первобытных джунглей к реке Марони, которая отделяла Французскую Гвиану от Датской, называвшейся ныне Суринам. И пересечь эту бурую от грязи реку было ничуть не легче.
