Эдуард Веркин - Правда о привидениях
– А что? – матушка с удовольствием посмотрела вокруг. – Не нравится?
– Да не, нравится... Просто дом такой здоровенный, а никто не живет. Странно...
– Не знаю, кто раньше тут жил, но сейчас тут живем мы. Значит, это наш дом. У тебя, кстати, будет своя комната. И у Катьки. Вон по той лестнице на второй этаж. Бери свой компьютер и тащи давай.
– У меня нога болит, – снова соврал я, сам не знаю почему. – Бурсит застарелый...
– У тебя все время что-то болит, – сказала матушка, выбрала узел побольше и потащила вверх по лестнице.
Я вздохнул, проклял производителей громоздкой компьютерной техники и поволок коробки с железом наверх.
Моя комната была крайней по коридору. Рядом были небольшие комнаты для гостей, спальня родителей и комната Катьки. Я остановился перед дверью, опустил на пол коробки и достал из одной специально припасенную для такого случая штуку. Букву «М» (что означало «мужик») со специальной присоской. Я подышал на присоску и приладил ее к полированной двери. Затем вошел внутрь.
В комнате не было почти никакой мебели, только кровать и письменный стол у окна. Скорее всего, ее просто не успели обставить. От прежнего хозяина остался лишь плакат на противоположной от кровати стене. Волк с красными глазами, с клыками, шерсть дыбом. Вообще у меня были другие пристрастия, но этот плакат я решил не снимать, плакат мне, пожалуй, понравился. Он, правда, немножко отклеился, я взял скотч, отрезал два кусочка и прилепил нижние углы. Порядок.
Сунул коробки с компьютером в угол, потянулся с хрустом и с разбегу грохнулся на койку. И тут произошла странная штука. В тишине я совершенно явственно услышал мяуканье.
Мяу.
Густой, низкий звук.
Я вскочил с кровати и огляделся. И сразу же увидел. За окном сидела кошка. Белая. Даже, скорее, не белая, а какая-то бесцветная.
Кошка открыла пасть и снова мяукнула. Меня как-то неприятно поразило то, что в пасти у кошки я не заметил зубов. Красное отверстие, и все. Кошка положила лапу на стекло и повела ею вниз. Звук получился такой, как будто по стеклу провели гвоздем, от этого звука у меня заломило зубы и я даже зажмурился, а когда открыл глаза, кошки за окном уже не было.
Я кинулся к окну. Кошки не было видно. Я поднял раму и выглянул вниз.
Стена была совершенно отвесная и гладкая. Отщелкнув шпингалеты, я поднял раму до упора и высунулся наружу. Кошки не было. Зато я увидел дом соседки.
Сверху он выглядел совсем по-другому, сверху он выглядел как-то угрожающе. Дом будто тянулся в нашу сторону. Из стен его лезли какие-то длинные штуки, похожие на щупальца, сощурившись, я увидел, что это не щупальца, а просто засохшие ветки каких-то гибких деревьев вроде лиан.
Я задвинул окно, дернул за веревочку и затянул жалюзи. И тут я подумал, что кошка была какая-то ненормальная. Какая-то слишком приземистая, с толстыми кривыми лапами и крупной головой. Такой головой кошка могла запросто пробить стекло вместе с жалюзи. Но не пробила. И как она удерживалась за окном?
– Поздравляю, – сказал я сам себе. – Сначала тебя посетил безумец, затем тебя навестила белая кошка-мутант. Следующим будет Годзилла [2].
Я засмеялся, но мне было совсем не смешно, от этого происшествия на душе остался какой-то мутный осадок, я хотел было заняться сборкой компьютера, но этот самый осадок мешал мне предаться любимому делу, поэтому я решил воспользоваться давно испытанным приемом – сбросить этот осадок еще на кого-нибудь. Кроме Катьки никого подходящего под рукой не было, поэтому я сразу направился к ней.
Катькина комната мало чем отличалась от моей. Кровать, стул, стол у окна, комод. Стены выкрашены в цвет незрелого лимона. Над кроватью миленькая акварельная картинка. Горы, озеро, снежные вершины. Рамка из розоватого теплого дерева. Красиво.
Катька занималась своей излюбленной деятельностью – собирала кукольный дом для своей тупой куклы Барби и ее дурацкого приятеля. Я вошел в ее комнату, пнул какую-то плюшевую розовую свинью и уселся на пол. Катька сразу же схватила свинью и стала ее качать на руках и утешать. Мне же она сказала:
– Придурок.
Я проигнорировал ее высказывание, схватил ближайшую пластиковую куклу, свернул ей башку и закинул под кровать.
– Чего тебе надо? – спросила сестра уже миролюбивее.
Этих девчонок надо держать в кулаке, дашь слабину – на шею сядут.
– Скажи мне, Катька, – спросил я. – Ты когда-нибудь с мальчиком целовалась?
– Нет... – растерянно протянула Катька.
– Это ты зря, – я мрачно улыбнулся. – Зря...
– Почему? – обиженно спросила Катька.
– Потому что ты скоро помрешь, – совершенно спокойным голосом сказал я. – Коньки отбросишь в северном направлении.
– Как это? – испугалась Катька.
– Так. Умрешь в расцвете лет. Ты кошку белую тут не видела?
– Видела... – прошептала сестра. – Она на крыше избушки сидела...
– Какой еще избушки?
Катька указала пальцем в окно.
– Это не избушка, – покачал головой я. – Это не избушка, это обитель зла. Понимаешь, там живет одна бабка. А она поклялась, что все девочки, которые будут жить в этом доме, умрут, не достигнув тринадцати лет...
– Врешь...
– Когда она была маленькой, ей тринадцатилетняя девочка выбила камнем глаз. И теперь она мстит всем тринадцатилетним девочкам. Смотри, на ночь окно закрой, а то белая кошка придет за тобой. Белые кошки гораздо страшнее...
Катька рванула в родительскую комнату. «Мама!» – орала она по пути. – «Мама!»
Через минуту в комнату вошли матушка и заплаканная Катька.
– Ты чего сестру пугаешь? – спросила матушка.
– Я? – удивился я.
– Ты, ты. Страшные истории ей какие-то рассказываешь...
– Страшные истории? Я ей просто сказал, что если она не избавится от прыщей, на нее ни один парень не посмотрит...
– У меня нет прыщей! – завизжала Катька. – Ты все врешь!
И она кинулась на меня, растопырив пальцы. Но я был ловчее, я увернулся от Катькиных когтей, проскользнул под рукой матери и укрылся в своей комнате.
Мне полегчало.
Через некоторое время мать принялась стучаться в дверь, но я не открыл, сделал вид, что меня вроде как нет. Мать сказала, что к ужину я могу и не спускаться, так как она не хочет меня видеть. Я не очень расстроился, я знал, что ко времени ужина мать отойдет. А пока, чтобы скоротать время, принялся разбирать коробки.
Но очень скоро мне и это надоело, и я высыпал все, что было в этих коробках, на пол и улегся рядом отдохнуть. Я лежал, смотрел в потолок и снова думал о рассказе Гороха, и мне почему-то казалось, что старухин дом как-то подслушивает мои мысли. Я осторожно подкатился к окну и выглянул из-под нижней планки жалюзи.
Дом стоял на месте. В сумерках он превратился в большое мутное пятно и выглядел мертвым.
