Майк Гелприн - Уцелевшие
– Ничего. Боюсь, я немного запутался. Получается двойное убийство, так?
– Нет, не так, или, скорее, не совсем так. Знакомо ли вам, Антон, такое понятие, как экстраполяция?
– Да вроде помню, в институте учили. Кажется, это что-то наподобие попытки продолжить закономерное действие в будущее. Или в прошлое, вот тут точно не помню.
– Приятно иметь дело с человеком интеллигентным. Позвольте лишь немного вас поправить. Либо в прошлое, либо в будущее, а возможно – и в обе стороны, в зависимости от сопутствующих обстоятельств. За исключением сей детали определение вы дали почти идеальное.
– Похоже, мне сделали комплимент, – Антон улыбнулся. Он вдруг почувствовал, что между ним и графом протянулась некая нить взаимной приязни. – Так что насчет экстраполяции, Николай Иванович?
Муравьев подошел к окну и открыл форточку.
– Желаете курить, Антон? – спросил он. – Закуривайте, сделайте милость. Вот, прошу вас, пепельница. Засим насчет экстраполяции. Давайте мы с вами попытаемся ее применить. На минуту допустим, что цепочка исчезновений вместе с сопутствующими им смертями простирается далеко в прошлое. Другими словами, предположим, что смерть госпожи Ивановой и исчезновение госпожи Петровой – не начало цепочки, а лишь одно ее звено, промежуточное. Что тогда?
– Не знаю, – Самарин закурил и выпустил дым к потолку. – Кровная месть, может быть? Вендетта? Но при чем здесь?.. Извините, Николай Иванович. То, к чему вы ведете, очевидно, но уверяю вас, Оля не была частью этой цепи преступлений. Могу поклясться, что не была. Она никого не убивала.
– Разумеется, не была, Антон. Ольга Алексеевна действительно никого не убивала. Убили ее, как я вам уже говорил. На этом мы с вами подошли к решающему моменту. Скажите, как бы вы объяснили все эти происшествия? Покурите, подумайте, я вас ни в коей мере не тороплю.
– Я не знаю, – после минутной паузы сдался Антон. – У меня в голове не укладывается. Прошу вас, объясните мне.
– Из тех, кому я задавал сей вопрос, на него не сумел ответить никто, – сказал Муравьев строго. – Что ж, я скажу вам. Только знаете: приготовьтесь… А впрочем, не важно, к такому не подготовишься. Видите ли, все встает на свои места, если в приведенной схеме предположить, что и Иванова, и Петрова, и Сидорова, и ваша Оля, и все многочисленные пропажи и жертвы в бесконечной цепочке – попросту одно лицо.
– Что? – опешил Антон. – Как это одно? Простите, Николай Иванович, я вообще перестал вас понимать. Чепуха какая-то. Вы меня извините, но это же полная ерунда.
– Не ерунда, – твердо сказал Николай Иванович. – Не ерунда и не чепуха. В том случае, если сделать еще одно предположение. А именно предположить, что оное «одно лицо» – лицо не человеческое.
Глава вторая
Солнце уже давно начало клониться к закату, но тень от храма Атена все никак не могла доползти до камня во дворе, на котором сидел младший храмовый писец Накти. В очередной раз посмотрев на светило, Накти вздохнул и перевел взгляд на Юти. Пятнадцатилетний юноша совершал неторопливый обход двора, время от времени останавливаясь рядом с кем-либо из учеников. Почувствовав на себе взгляд, Юти поднял голову. Накти одобряюще кивнул. Он не ошибся, когда две луны назад, перед самым началом ахета, сезона дождей, взял юношу в помощники. Еще немного – и Юти сможет вести занятия сам. Он знает, кто из учеников легко справляется с любым заданием, кто нуждается в помощи, а кому и помощь бесполезна. А ведь умение учить – не частый дар. Юти был не первым на памяти Накти, кто быстро и легко запомнил все до одного иероглифы и понял, когда подобает добавить к сложному иероглифу одиночные буквы, а когда можно обойтись без них. За долгие годы, что писец провел в Ипет-Исуте, обучая детей в храмовой школе, ему довелось повстречать немало талантливых юношей. Однако далеко не каждый из тех, кто умело владел кисточкой, был способен учить других. Тем более возиться с юнцами, думающими не о том, как правильно обозначить имя бога Хора, а о том, как хорошо было бы сейчас удить рыбу в канале. Юти не по годам терпелив, но не боится взяться и за гибкую тростниковую розгу, если видит в ней нужду. А ведь зачастую нет ничего лучше хорошей порки, если надобно направить мысли нерадивого ученика на занятия!
Накти бросил еще один взгляд на тень, упорно не желавшую двигаться с места, и раздраженно вздохнул. Почему-то именно сегодня время тянется особенно медленно.
Негромкое покашливание заставило учителя слегка повернуть голову вправо. У невысокой каменной колонны, одной из двух, обрамляющих вход во двор, стоял человек, которого Накти совсем не ожидал увидеть, – не только сегодня, но и вообще в этой жизни.
– Приветствую тебя, младший писец Накти. Позволишь ли мне войти? – церемонно произнес гость.
Накти молча распрямил ноги и опустил их вниз, затем плавно, несмотря на годы, соскользнул со своего любимого камня на потрескавшуюся от жаркого летнего солнца землю.
– Позволь мне самому подойти к тебе, гость, – проговорил он, намеренно избегая называть человека по имени, – а то эти лентяи рады любому предлогу оторваться от учебы и поглазеть по сторонам.
«Лентяи» немедленно опустили головы, возвращаясь к своим черепкам и кистям. Накти пересек двор, приблизился к гостю и негромко, чтобы не услышали чужие уши, произнес:
– Приветствую тебя, Рахотеп. Признаюсь, не думал уже встретить тебя среди живых.
– Боги были милостивы ко мне.
При слове «боги» Накти слегка поморщился, но смолчал. Он не знал, что привело к нему Рахотепа, в прошлом – одного из могущественных жрецов Амона. Уже больше двух лет минуло с тех пор, как великий фараон отказался от имени своего отца, пожелав называться Ахенатеном, что означает «полезный Атену». Даже здесь, в Ипет-Исуте, священнейшем месте Кемета, уже поднялись три храма Атену, в то время как обиталища прочих богов медленно приходили в запустение. Тот, кто начинал беседу с упоминания об этих прочих, вряд ли зашел поговорить всего лишь о нынешнем половодье.
Рахотеп тоже молчал, видимо ожидая, что же скажет в ответ Накти. Но младший писец уже давно перешагнул благословенный сорокалетний возраст, и годы научили его терпению. Уж если жрец пришел к нему, скромному храмовому писцу и детскому учителю, то пусть говорит первым.
– Я думал, ты будешь рад увидеть старого приятеля, – сказал наконец Рахотеп.
– Разве я говорю, что не рад тебе? – удивился Накти. – Я рад, что тот, с кем я когда-то вместе портил черепки в этом дворике, – писец чуть откинул голову назад, хотя и так было ясно, о каком дворике идет речь, – все еще жив, несмотря на слухи. Я надеюсь, твои, – он выделил голосом это слово, – боги будут милостивы к тебе и дальше. И еще я надеюсь, что другие слухи тоже были ложью.
