Чарльз Линдли - Книга привидений лорда Галифакса, записанная со слов очевидцев
– Ты сняла с меня тяжкое бремя, которое давило на меня с тех самых пор…
– С каких? – взволнованно спросила я, в этот момент любопытство пересилило страх.
– С тысяча четыреста восемьдесят шестого года, – ответил призрак.
Тут, к моему облегчению, послышался стук в дверь.
«Это Кэролин (моя служанка), пришла помочь мне переодеться, – подумала я. – Интересно, увидит ли она ужасное создание».
– Входи, – позвала я и проснулась.
И в самом деле, это была Кэролин. Она распахнула ставни, и в комнату устремился веселый солнечный свет. Я села в кровати и обнаружила, что ночная сорочка на мне промокла от пота. Я спустилась вниз, поглощенная мыслями о своем сновидении, и более всего меня занимала одна деталь: комната хоть и была точь-в-точь как я ее помнила, но камин располагался в другом углу. Я была настолько в этом убеждена, что когда на следующий год в Гламисе посетила ту самую комнату, то обнаружила, что мой сон оказался точен, а память подвела меня. Я едва поверила глазам. Я даже рискнула вызвать насмешки хозяев, спросив у Клода, не перенесли ли они камин, что, конечно, было бы маловероятно и очень непросто, учитывая древность постройки и толщину стен.
Эта часть моего сна очень заинтересовала доктора Акланда и прочих оксфордских преподавателей как неопровержимое подтверждение теории, что мозг всегда фиксирует точную картину восприятия при отсутствии посторонних влияний. Я записала свой сон, но рассказывала о нем лишь немногим.
Год или два спустя миссис Уингфилд, дочь лорда Кэслтауна, встретилась на водах с моим братом Эриком и стала расспрашивать его о моем сновидении. С ней тоже произошел один странный случай, о котором я могу рассказать лишь с чужих слов, ибо нам с миссис Уингфилд никогда не доводилось встречаться.
Насколько я смогла выяснить, она первый раз гостила в Гламисе, в ту же неделю, если не в тот же самый день, когда мы поехали в Туллиаллан. Она расположилась в Голубой комнате, но не слышала никаких историй о бородатом графе и его призрачных товарищах. Она отправилась в постель с зажженным ночником, который был достаточно ярким, чтобы почитать при его свете перед сном. Ночью она проснулась от ощущения, что в комнате кто-то есть. Сев на постели, она увидела в кресле перед камином фигуру грузного старика с длинной бородой. Он повернулся и пристально посмотрел на нее, и она увидела лицо мертвеца. Она не была особенно испугана, но, к сожалению, не попыталась заговорить с гостем. Через несколько минут он исчез, а она снова заснула.
На следующее утро, когда мистер Освальд Смит стал рассказывать ей легенды замка, она перебила его:
– Сперва позвольте рассказать вам о том, что я видела прошлой ночью.
Неважно, было ли это явью или всего лишь сном, совпадение показалось мне любопытным. Никаких последствий наши сны не имели, но через несколько лет, по дороге из Гламиса в Кортахи, моя мать спросила, говорила ли я об этом леди Стратмор. Я ответила, что не придала этому значения, но она настояла, чтобы я изложила леди Стратмор все, что здесь написано. Когда я дошла до даты, леди Стратмор вздрогнула и обратилась к Фани Тривэнион:
– Это чрезвычайно странно.
– Это наверняка не тот год? – спросила я. – Я думала это тысяча пятьсот какой-то.
– Нет, это был тысяча четыреста восемьдесят шестой, без малого четыреста лет назад, – ответила она.
– Конечно, я могла слышать эту дату и раньше, но совершенно этого не помнила.
После 1870 года мы приезжали в Гламис каждый год, почти всегда проводя там матушкин день рождения. Часовня носила имя св. Михаила; когда ее заново освящали, его избрали патроном этого места в надежде, что он охранит дом от злых сил. Обычно меня селили в комнату, где чаще всего появлялись призраки, покои короля Малкольма, но мне ни разу не доводилось ночевать там, потому что моя матушка боялась и не любила оставаться по ночам одна, и в Гламисе я всегда спала с ней.
Мы никогда не видели и не слышали ничего сверхъестественного, и те, кто охотно верит в привидения, говорили: это потому, что в наших жилах течет кровь Лайонов, а призраки никогда не показываются представителям этого рода. Моя прабабушка со стороны матери, леди Энн Симпсон, которая была из Лайонов, очень хотела увидеть что-нибудь необычное; я часто заставала ее стоящей в комнате, прижавшись лицом к оконному стеклу в надежде увидеть Белую даму, совершенно безвредное привидение, пролетавшее, как говорили, иногда по аллее. И вот однажды по прибытии мы застали весь дом в ужасном волнении: леди Стратмор, ее племянницы и леди Гласгоу видели Белую даму из разных окон в одно и то же время. Но их впечатления были туманными и сбивчивыми.
Я должна записать еще одну историю, которую рассказал мне доктор Николсон, декан Брехина. Однажды он гостил в Гламисе и лег спать в комнате, выходившей на винтовую лестницу. Дверь была заперта, но он увидел, как вошла высокая фигура в длинном темном одеянии, сколотом на горле застежкой. Не проронив ни единого слова, фигура скрылась в стене.
Епископ Брехина, доктор Форбс, тоже гостивший в замке и весьма скептически настроенный но поводу призраков, стал подшучивать над своим другом, говоря:
– Что ж, господин декан, нам всем известно, что вы самый истовый сборщик пожертвований во всей Шотландии. Я уверен, что при случае вы достанете свою тетрадь и убедите даже привидение внести свою лепту.
На следующую ночь, к удовлетворению мистера Николсона, мэр Перта, присоединившийся к компании, рассказал, что тоже видел странного гостя, когда спал в той же комнате во время прошлого визита. Декан тут же привел его к епископу и заставил повторить историю этому неверующему прелату.
Епископ Форбс и дядя Роберт Лидделл[5], оба предлагали провести в замке обряд экзорцизма, но обряд так никогда и не был проведен. Полагаю, Клод этого боялся. Без сомнения, с замком Гламис было связано нечто странное. Капеллан говаривал, что он стал чувствовать это со временем все сильнее, а вот управляющий имением, мистер Ралстон, сдержанный, здравомыслящий, практичный шотландец, ни за что не соглашался спать в замке после того, как был посвящен в тайну. Однажды зимним вечером, когда он был в замке на спектакле, разразилась снежная буря, и дорогу к его дому замело; он наотрез отказался переночевать на диване и поднял на ноги садовников и конюхов, чтобы они расчистили путь к его дому, который, между прочим, находился в миле от парка. Леди Стратмор призналась мне, что попросила мистера Ралстона удовлетворить ее любопытство по поводу тайны. Он серьезно посмотрел на нее и мрачно сказал:
– Это счастье, леди Стратмор, что вы не знаете и не узнаете этого, иначе вы никогда более не будете счастливы.
