Шон Хатсон - Слизни
Немного придя в себя, Рис посмотрел на Брэди, который все еще стоял нагнувшись над останками хозяина дома.
— Что могло с ним случиться, черт побери? — спросил Рис.
Брэди ему не ответил, он наконец заставил себя оторвать взгляд от скелета и посмотреть, что творится вокруг, на досках пола. Они впитали в себя кровь словно губка, но не это привлекло внимание инспектора. Какая-то слизистая субстанция, поблескивающая, как масло на поверхности воды в солнечный день, покрывала весь пол. Он заметил, что этим покрыты и останки хозяина дома.
— Как давно он мертв? — спросил Рис, вытирая пот с лица.
— Трудно сказать. Если судить по тому; что осталось от тела, я мог бы подумать, что он мертв уже несколько месяцев, но… — Он не закончил фразу. — Нам надо побыстрее вызвать полицию, — сказал он.
Согласно кивнув, довольный, что можно уйти из этой бойни, Рис выскочил из комнаты. Прислонившись к двери, Брэди продолжал свой осмотр. Он заметил, что та же сверкающая субстанция покрывала дальнюю стену комнаты, но здесь она состояла из множества длинных следов шириной примерно в два сантиметра. С сомнением потерев подбородок, он взглянул вниз. У его ног было еще больше этой субстанции. Наклонившись, он решил было потрогать ее пальцем, как делает ребенок со всем, что вызывает у него любопытство, но передумал, достал из кармана карандаш и кончиком дотронулся до блестящего следа. Теперь ясно, что здесь все вымазано какой-то густой и клейкой жидкостью. Когда он отдернул карандаш, на кончике остался кусочек слизи. Нахмурившись, Брэди положил карандаш на стол.
В последний раз осмотревшись вокруг, он поспешил покинуть дом Рона Белла.
Гудение все еще работающего телевизора неслось ему вслед.
Глава 4
Ночь принесла с собой такую высокую влажность, что многие в городе не могли заснуть. Луны не было, и только свет натриевых уличных фонарей разгонял темноту.
Часть домов на новой улице смотрела окнами на дом Рона Белла, и некоторые из жильцов видели, как приехала сначала полиция, а затем и «скорая помощь», но особого внимания на все это никто не обратил. Может быть, у одичавшего соседа случился сердечный приступ, а может быть, он просто перебрал лишку. Никто ничем не интересовался, всем было наплевать на Рона Белла. Кое-кто был даже доволен, что этого чурбана больше не будет рядом. Может быть, и дом теперь купит кто-нибудь из приличных людей, кто начнет за ним следить и кто наконец приведет в порядок участок и газон.
Итак, мысли о Роне Белле и его доме мало занимали соседей и днем, а когда наступила влажная душная ночь и они пытались уснуть в своих небольших домишках, превратившихся за день на раскаленном солнце в маленькие духовки, они и вовсе про него забыли.
В дюжине кирпичных домишек они дремали, храпели, занимались любовью, смотрели телевизоры и разговаривали о своих делах. Плакали маленькие дети, устали от жары любимые кошки и собаки, и только за домами несколько бродячих котов затеяли свои любовные бои, издавали истошные крики, шипели и старались укусить друг друга, пока кто-то не кинул в них из своего окна тяжелый поднос и не положил всему конец.
Опять везде наступила тишина.
В подвале дома Рона Белла тоже было тихо, если не считать неясного чмоканья, которое издавали слизни, переползающие друг через друга. Теперь их стало еще больше. Фактически подвал был полон ими доверху, но теперь источники питания исчезли и слизни начали голодать. Это чувство голода теперь в них доминировало и управляло их действиями, они инстинктивно стали ползти к небольшому отверстию в крышке погреба навстречу ночному воздуху. Одни рыли ходы в земле, другие двигались через заросли травы, и сверху казалось, будто чья-то невидимая сильная рука раздвигает высокие стебли. Но большинство устремилось в канализационную трубу, проходившую через сад. Проржавевшая и обросшая мхом, она была вмонтирована в бетон, растрескавшийся от времени, и слизни находили в нем множество проходов. Они ползли вниз в черную глубину трубы, радуясь ее влажной поверхности, которая помогала им двигаться быстрее. Многие падали в воду, и поток уносил их куда-то дальше. По земле, по воде, по трубам они густым потоком направлялись в сторону новых домов, невидимая, неостановимая голодная орда.
Глава 5
Мэри Форбс смотрела, как двое ее детишек скрываются за поворотом дороги, помахав ей руками, и тоже помахала им вслед, и вернулась обратно в дом. Счастливо улыбаясь своим мыслям, она подошла к окнам гостиной и распахнула их пошире. Легкий бриз ворвался в комнату и зашевелил шторы, принеся с собой тонкий запах цветущей лаванды. Мэри очень гордилась своим садом и с любовью посмотрела на великолепные огненные соцветия. Диктор по радио объявил, что сейчас ровно восемь часов пятьдесят минут, и сразу его сменил тихий, приятный голос модного певца Перри Комо. Мэри с удовольствием стала ему подпевать, переходя из комнаты в комнату и наводя везде порядок, вытирая пыль и кладя на место вещи, разбросанные мужем и детьми.
Она собрала со стола грязную посуду, оставшуюся после завтрака. Дети, как всегда, почти все оставили на тарелках. Похоже, их вообще не стоит кормить, если приходится выбрасывать уйму еды при таких высоких ценах на продукты. Недовольно покачав головой, она вилкой сбросила все в мусорный ящик.
Перри Комо продолжал петь, и голосок Мэри стал громче, когда она в кухне склонилась над раковиной с посудой. Покончив с посудой, она начала вытирать стол и споткнулась об один из шлепанцев Джека, как всегда, брошенный где попало. Она решила сделать ему вечером очередной выговор. Не приходится удивляться, что дети ничего не кладут на место, если отец подает им подобный пример.
Они с Джеком женаты уже двадцать четыре года, и не было и дня, чтобы ей не приходилось выговаривать ему за неаккуратность. Он всегда отвечал, что пора бы привыкнуть и прекратить ворчание, но Мэри так гордилась своим опрятным и аккуратным домом и потому была непреклонна, нравилось это остальным членам семьи или нет.
Воскресения были худшими для нее днями. Она вставала в восемь часов и до девяти вечера крутилась по хозяйству, не обращая внимания на протесты домочадцев и весело напевая вместе с радио.
Перри Комо кончил петь, и радио сообщило, что уже девять часов. Вытерев руки, Мэри поднялась на второй этаж за пылесосом. Каждый день соблюдалась одна и та же последовательность в ее работе, никогда ничего не менялось. Подъем в семь часов. В четверть восьмого она будила Джека и детей. Завтрак. Джек уходит на работу. Надо проверить, все ли у детей готово для школы. А с восьми часов пятидесяти минут дом полностью принадлежал только ей. Мэри просто обожала выполнять разную домашнюю работу. Около одиннадцати все уже было переделано, и она либо отправлялась в город, что занимало не больше пяти минут езды на автобусе, либо пила кофе с какой-нибудь из приятельниц. И если было что-то, интересующее Мэри больше, чем домашние хлопоты, так это всласть поболтать и все обсудить с приятельницами.
