Мелисса де ла Круз - Любовь на крови
— Ты знаешь про Голубую кровь?
— Да. Само собой. Мы должны про нее знать. Но мы держимся от них подальше. Моя семья не любит… вмешательства. Но с тобой был особый случай.
— Я когда-нибудь еще увижу тебя?
— Возможно, — задумчиво протянула Фрейя, — Но я не думаю, что тебе это понадобится.
Она была права. Он не любил ее. Он любил ее прошлой ночью, и они разделили эту любовь. А теперь она уходит, и это правильно.
Оливер снова стал собой. Он помнил о том времени, когда был фамильяром Шайлер, но больше не ощущал той болезненной нужды, страдания, терзавшего его душу. Его чувства к Шайлер нe были изъяты силой. Вместо этого его любовь впиталась и растворилась в его душе. Она всегда будет его частью, но больше не причинит ему боли. Фрейя освободила его. Исцелила его. Фрейя, ведьма.
— Спасибо, — Он привстал и поцеловал девушку в лоб. — Спасибо большое.
— Ой, милый, это было для меня удовольствием.
Последнее объятие, и они расстались.
Оливер зашагал по улице в другую сторону. Его мобильник завибрировал, и, увидев номер, он тут же ответил на вызов. Несколько мгновений он слушал, а затем лицо его озарила улыбка.
— Правда? Ух ты, круто! Поздравляю! Когда? Конечно, я буду. Чтобы я это пропустил? Да ни за что!
Яичница для разбитых сердец
Рецепт от Фрейи Бичем[2]
Яйца, жирные сливки, мелко нарезанная свежая мята, соль, черный перец, сливочное масло. Нарезая мяту, повторяйте про себя:
Разбитое сердце возьмет свою дань,
Мята душу излечит.
Богиня вдохнет в тебя новую жизнь,
Найди же истинную любовь.
Взбейте яйца со сливками. Добавьте нарезанную мяту, соль и перец. Поставьте сковороду на средний огонь и растопите масло. Вылейте яичную смесь на сковороду. Жарьте две минуты, не помешивая. Осторожно переверните яичницу лопаточкой и подождите, пока она прожарится, но будет еще мягкой.
Украсьте готовую яичницу веточкой мяты.
Подается для разбитого сердца и для дружески настроенного.
Заимствовано из «Книги белой магии» Ингрид Бошам.
«И ЧТО-ТО ВЕЧНО МНЕ НАПОМИНАЕТ»
Глава 1
БОЛЬНОЙ НОМЕР ОДИН
Когда Аллегра ван Ален пришла в себя, у нее болела голова, и ей потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, где же она находится. На ней была больничная рубашка, но девушка знала, что она все еще в Эндикотте, поскольку из окна была видна часовня, обшитая вагонкой. Значит, она в студенческой больнице. Это предположение подтвердило появление школьной медсестры с полным подносом выпечки.
Миссис Андерсон, всеми любимый ангел-хранитель, опекала студентов с материнской заботой и всегда следила, чтобы в столовой были свежие фрукты. Она вошла в палату с тревожной улыбкой.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая?
— Думаю, жить буду, — уныло произнесла Аллегра, — Что случилось?
— Несчастный случай на поле. Девочки сказали, что тебе попали мячом в голову.
— Ой! — Аллегра потрогала повязку на голове и скривилась.
— Тебе повезло. Врач сказал, что Красную кровь это убило бы.
— Долго я была в отключке?
— Всего несколько часов.
— А как бы мне выйти отсюда прямо сегодня? У меня завтра контрольная по латыни, и мне надо позаниматься! — простонала Аллегра.
Как и колледж в целом, больница была довольно удобной. Под нее приспособили уютный коттедж в новоанглийском стиле, с белой плетеной мебелью и яркими занавесками с цветочным рисунком. Но в данный момент Аллегре больше всего хотелось укрыться в собственной комнате, с ее черно-белыми постерами «Сиге», старомодным секретером и недавно купленным портативным аудиоплеером, где можно было посидеть в одиночестве и послушать «Depeche Mode». Даже в больнице Аллегра слышала мелодии песен Боба Дилана, разносящиеся из открытых окон. Весь колледж слушал одну и ту же музыку двадцатилетней давности, как будто жизнь здесь за счет какого-то искривления во времени застряла в шестидесятых. Аллегра не имела ничего против Дилана, но вовсе не нуждалась во всей этой тоске.
Миссис Андерсон покачала головой, взбила подушки Аллегры и усадила пациентку обратно в этот пушистый сугроб.
— Пока нельзя. Доктор Перри специально приедет из Нью-Йорка, чтобы осмотреть тебя. Твоя мать на этом настояла.
Аллегра вздохнула. Конечно, Корделия на этом настояла. Мать пеклась о ней, точно наседка, превосходя нормы обычной материнской заботы. Корделия подходила к исполнению материнских обязанностей как к охране драгоценной вазы эпохи Мин. Она постоянно заботилась о дочери и всегда вела себя так, словно Аллегра находилась на грани нервного срыва, хотя всякому видно было, что Аллегра — живое воплощение здоровья. Она пользовалась всеобщей любовью, была веселой, спортивной и энергичной.
Опека Корделии была, мягко говоря, удушающей. Поэтому Аллегра с нетерпением ожидала, когда же ей исполнится восемнадцать, чтобы сбежать из дома навсегда. Всепоглощающее беспокойство матери о ее благополучии было одной из причин, по которым Аллегра развернула кампанию за переход из Дачезне в Эндикотт. В Нью-Йорке воздействие Корделии было неотвратимым. А Аллегра больше всего на свете хотела быть свободной.
Миссис Андерсон измерила девушке температуру и убрала термометр.
— К вам там несколько посетителей. Впустить их?
— Конечно! — Аллегра кивнула.
Головная боль немного стихла, то ли от расплавленного шоколада в знаменитой выпечке миссис Андерсон, то ли от мощной дозы обезболивающего — девушка точно не могла сказать.
— Ладно, команда, можете войти. Но смотрите, не утомляйте ее. Не хватало еще, чтобы ей опять стало хуже. Потише тут!
И, улыбнувшись в последний раз, дружелюбно настроенная медсестра покинула комнату. Мгновение спустя кровать Аллегры окружила вся ее команда по хоккею на траве. Они толпились вокруг, запыхавшиеся, так до сих пор и не сменившие спортивную форму: юбки в зеленую клетку, белые рубашки поло и зеленые высокие гольфы.
— О господи!
— Ты как, нормально?
— Ну надо же, эта фигня тебе чуть голову не снесла!
— Мы в следующий раз доберемся до этой сучки из Норсфилд Маунт Хермон!
— Не волнуйся, они свое получили!
— Боже, ты вырубилась напрочь! Мы уж думали, что не увидим тебя до завтра!
Эта радостная какофония заполнила комнату, и Аллегра улыбнулась.