Демон-император - Сертаков Виталий Владимирович

Артур присел на колено, метнул два ножа. Кто-то схватил его сзади за горло и поперек груди. Последовал рывок вверх, ноги оторвались от земли.

Это был длинноногий, так похожий на паука. Он что-то застрекотал, наверняка призывал своих поскорее тащить веревки. Артур не успел набрать воздуха, стал задыхаться. Тонкая костлявая ручища все туже обвивала шею, ноги болтались в метре от земли.

Первый лысый ползал на четвереньках и харкал кровью. Второй лысый перескочил через раненого и помчался на помощь длинноногому. Ему оставалось шагов семь, когда Артур вытянул назад свою левую ручищу и сломал пауку плечо. Просто сжал пальцы и раздробил сустав. Длинноногий завопил, выронил добычу. Артур приземлился на больную ногу, в глазах почернело. Уцелевший лысый уже нажимал курок. Видимо, передумал брать живьем.

Пуля чвакнула о дерево, вторая просвистела в сантиметре от виска. Артур кувыркнулся в кусты, выпал на асфальт и…

И едва не пересек желтую линию. А лысый выскочил на проспект метров на десять левее. О желтую границу он споткнулся, словно наступил на змею, сиганул назад, но не успел.

Лысого подстрелили в прыжке. Снайпер с желтой стороны бил откуда-то сверху, из громадного сгоревшего универмага.

Кузнец еле успел вжаться в ствол ближайшей ивы, потому что с ветки открыл огонь хвостатый карлик. Затем к нему присоединился еще кто-то. Дерево Артуру досталось не слишком толстое, пришлось встать боком. С другой стороны пули врезались с визгом, кора отлетала кусками. Нападавшие выкрикивали что-то, палили поочередно, но к границе своей территории не приближались.

Артуру оставались две возможности. Отступать обратно через лесопарковую полосу, где его наверняка подстрелят. Или бежать через улицу, через границу, к подъездам домов… и угодить под пули желтого снайпера.

Пока хвостатый отвлекал, кто-то подкрадывался слева. Услышав шум, Артур рванул вдоль границы зелени. Целью себе он наметил завалившуюся набок беседку. Но до беседки не добрался. Периферическим зрением Артур засек стремительно падавших птиц. Трое, нет, четверо, пикировали, развернув широкие полупрозрачные крылья, как у летучих мышей.

Беглец не успел понять, с желтой или красной стороны улицы спускались планеристы.

В шею и плечо впились иглы. Рука мгновенно онемела, головой пошевелить он тоже не мог. В последний миг Артур вплотную увидел дрожащее кожистое крыло, раздутую грудную мыщцу, перевитую венами и когти на черных пальцах.

И мир окутала тьма.

5

Красный Токио

Он очнулся в душном железном ящике. На щиколотках звенели стальные кандалы. Кожа нестерпимо чесалась в тех местах, куда попали иглы, но узник не мог даже пошевелить головой. Шея и кисти рук оказались зажаты в толстом деревянном брусе. Свет проникал сквозь дырки в крыше. Под мокрой гнилой соломой пищали крысы.

Артур попробовал перекатиться на бок. С третьей попытки это удалось. Тело онемело, он не мог понять, сколько времени провалялся в беспамятстве. Ему оставили только одежду. Оружие, обувь и остатки еды пропали. Губы пересохли, язык распух.

– Эй, ты русский, что ли?

Артур приник глазом к дырявой стенке. Окликнувший его человек находился в соседнем ящике. Точнее – их там было трое, двое спящих азиатов и один волосатый, со славянскими чертами, не связанный.

– Ру… русский, – Кузнец закашлялся. – А ты откуда знаешь?

– А ты пить просил, матюкался во сне… – сосед подполз ближе. Оказалось, он молодой, мускулистый парень, весь в ссадинах и синяках.

– Слышь, земляк, ты тоже из Владика?

– Из Владика? – Артур изо всех сил разрабатывал затекшие ноги. – Нет, кажется, я из Питера. Точно не помню, память отшибло…

– А, бывает, – посочувствовал сосед. – Суки они, подпоили нас, весь товар отняли, а потом продали этим… А где это – Питер? Что-то я не слыхал.

– Далеко это.

– А, вона как! Видать, не на море. На море-то я все города знаю. Меня Гаврей звать, Гавриил то есть, а прозванием Белобрюх. Это потому что китов мы с батей белобрюхих били. А тебя как звать?

– Артур… Кузнец.

Артур перекатился еще раз, и еще, до молний в глазах, пока к плечам и бедрам не вернулась чувствительность. Колено саднило, очевидно, последние клочки мха оторвали «с мясом».

– Ага, оно и видно, здоров ты, мужик. Видал я, как они тебя тащили вчетвером-то. Наломал ты им костей, это точно.

Сверху посыпалась труха, по железу прогрохотали шаги, раздалось низкое рычание.

– Гавря, зачем мы им нужны?

– Как это – зачем? – русский поскреб в бороде. – Или в работу куда продадут, или на потеху, спаси господи, выставят. С ихними бесами драться. Уж лучше сразу сдохнуть, чем такое… Вишь, корейцы со мной, тоже рыбаки, их в море повязали. По-русски три слова, а про бесов наслышаны.

– На потеху? – Кузнец раскачался, кое-как встал на колени, уперся макушкой в крышу. Шпала на плечах тянула к земле. – А ты с бесами уже дрался?

– Кабы дрался, с тобой бы не болтал. Ходил у нас один шкипером, вдвое здоровей тебя, так он за деньги по молодости ввязался. Одной обезьяне хребет свернул, а другая его чуть не кончила. Всего изломала, точно с мишкой в тайге схлестнулся. Еле выходили потом, кривой остался…

– Обезьяну? Драться с обезьянами?! – Артур вспомнил расстрелянного павиана.

– Особливо ноги беречь надо, по ногам бьют, мигом кости переломают. И вверх норовят утащить, уж такие они прыгучие. И голову могут свернуть. А глотку ей давить бесполезно, потому как бес, он ведь не дышит, смекаешь? Этот шкипер, он по-ихнему кумекал, долго тут пожил. Он такое рассказывал… – зашептал Гавря, – мол, есть тут колдуны разные, красные и желтые, и еще какие-то, и все меж собой бьются, кто лучше беса смастерит. Давно бьются, еще до Большой Смерти начали.

– До Большой Смерти? – название показалось Кузнецу очень знакомым, точно на секунду приподнялся занавес над уснувшей памятью. – Гавря, а на фига ты сюда плыл, если так опасно?

– Я что, дурной, по своей воле в Токио швартоваться? – обиделся китобой. – Мы завсегда в Йокогаме швартуемся, там ихнего царя власть, купцы там. А этот поганый порт за семь миль завсегда обходим. Сами япошки сюда не суются, уж больно страшные слухи ходят.

– Так мы все же в Токио?

Но дальше им поговорить не дали. Крышку откинули, Артура грубо зацепили за колодку, выволокли на свет. Вокруг расстилалась панорама заводского цеха – непонятные агрегаты, чаны, трубы, рваная крыша. Артур узнал тех, кто вчера напал на него в парке. Лысый здоровяк еле сдерживал на поводках двух рычащих овчарок. У него самого клыки торчали, как у пса. Двухметровый тощий придурок с перебинтованным плечом тоже был здесь, недобро кривил синие губы. Распоряжался низкий, широкий, как комод, в потрепанной военной форме. Чешуйчатый хвост он носил в кармане. Затем явились еще двое, из ящика крюками выудили Гавриила, связали ему щиколотки, куда-то потащили.

– Братишка, помни – ноги береги! А если вырвешься, беги на юг, к Йокогаме! – прохрипел на бегу Гавря. – Там за портом уже земля ихнего царя, префекты командуют, там русскую факторию найдешь…

Кузнеца толкнули острием в спину. Уродец с кривой дынеобразной головой подхватил конец цепи и поволок пленника за собой. Отворились ворота, глаза ослепли от солнца. Его провели почти бегом по захламленной заводской территории. Всюду очень плотно обитали люди – в хибарках, в вагончиках, в контейнерах. Варили себе завтрак, стирали белье, разжигали костры, орали песни. Чуть дальше пасли тощих свиней, мотыжили огороды. Некоторые выглядели вполне привычно, обыкновенные японцы, только грязные и ободранные. Но встречались и удивительные экземпляры.

Тощий детина курил на корточках, его четыре руки свисали, как засохшие цветочные лепестки. В плоском котле что-то разминали ногами двое безруких парней. За Артуром устремилась стайка явных гидроцефалов с камнями и катышками козьего навоза. Навстречу старички, как заправские охотники, несли на плечах жердину с пойманным кабаном. Когда две группы поравнялись, стало ясно, что несут вовсе не кабана, а бочкообразную женщину, покрытую рыжей шерстью. Вытянутое рыло «кабанихи» было затянуто ремнем.