Чернильные души (СИ) - Заугольная Оксана

Соня в красках представила, как будет объясняться с Владом и убеждать, что никому не расскажет тайну пятнистых, когда бабушка позвонила в дверь.

– Такси до вас немыслимо дорого, – с порога сухо произнесла она, подставляя щеку для поцелуя. Потом цепкими холодными пальцами прошлась по щеке внучки до скулы и вопросительно посмотрела на дочь. – Ольга, оно сразу было таким большим? Это пятно?

Мать расплакалась, конечно, а Соня бросилась в ванную, чтобы убедиться в правоте бабушки. Пятно выросло и теперь почти доставало до виска. И как она не заметила!

Пока Соня разглядывала себя в зеркале, бабушка принялась хлопотать по дому. Она отличалась от других бабушек, так что пирожков или вязанных носков от неё ждать не приходилось. Когда Соня вернулась в комнату, бабушка держала перед Сониной мамой стакан, от которого одуряюще несло корвалолом, а рядом стоял разинувший пустую пасть большущий чемодан, который Соня не видела лет пять, не меньше.

– Сделай чаю, Софья, я сейчас подойду, – ласково произнесла бабушка, и этот тон напугал Соню едва ли не больше, чем разговоры с Субботой про убийства. Ведь там всё ограничилось разговорами, а здесь разговорами всё только начиналось.

– Я забираю Ольгу, – бабушка не любила ходить вокруг до около, из-за этого они часто ругались, но сейчас Соня была благодарна за эту честную грубость. – Она этого просто не выдержит, я свою дочь знаю. Угаснет и уйдет следом. Ты же этого не хочешь?

Соня не хотела. И пусть смотреть, как плачет мама, ей тоже не хотелось, она скорее в духе противоречия ответила:

– Может, она привыкнет и перестанет плакать? Я же не прямо сейчас умру и… ну… ребята говорят, что человек просто тает и исчезает. Никакой кровищи ведрами и кишок наружу.

Бабушка слегка приподняла бровь, давая понять, что попытка бравировать замечена и оценена.

– Дорогая моя внучка, – она вздохнула и уставилась в стену, пока сама Соня наблюдала за причудливым танцем её пальцев. Руки у бабушки были суховатые, но не морщинистые, и все унизаны кольцами с крупными камнями. Следить за тем, как эти кольца мелькают, было бы неплохим развлечением, если бы Соня не знала, что это значит – бабушка волнуется и всерьез. В прошлый раз она так дергала пальцами, когда пыталась уговорить мать бросить работу и переехать подальше от побережья. Вроде как морской воздух плохо на неё влияет.

– Дорогая моя… внучка, – повторила бабушка с легкой заминкой. – Когда в вашем городе началась вся эта история с чернильными детьми, я постаралась узнать об этом как можно больше. Ну и увезти вас с матерью, конечно. Но Ольга уперлась. У вас тут школа, друзья…

Она тяжело вздохнула и перевела потяжелевший взгляд на Соню.

– Твоя мать дура, – жестко произнесла она. – А расплачиваться придется тебе. Увы, Софья, мир вообще несправедлив, и мне правда жаль, что тебе приходится так рано это понять. Как бы то ни было, я знаю про кошмары наяву, которые преследуют тающих, и я уверена, что Ольга не сможет этого перенести. Вот и всё.

– Кошмары? – переспросила Соня. Никто не упоминал ни о каких кошмарах. – Бабушка, ты что-то путаешь!

– Возможно, твои новые пятнистые друзья не посчитали нужным поделиться с тобой этой информацией, но у меня в вашем городе еще остались подруги, которым пришлось пережить опыт близкого общения с чернильными, и они все утверждают, что в последние недели дети видели что-то ужасное. Почти не спали и описывали свои видения весьма… красочно. Удручающее зрелище, судя по всему.

– Может, тебя просто надули, – Соня понимала, что бабушке нет никакого смысла врать, но она едва-едва привыкла к мысли о том, что умрет, а тут еще и это! Всё слишком быстро, ей нужно притормозить. Как угодно, и если для этого нужно всего лишь не верить бабушке, то она готова.

– Может, – легко согласилась та. – Но не будем рисковать твоей матерью, с этим ты хотя бы согласна? Она еще молода и, если ей дать немного отдохнуть подальше отсюда, она сможет начать новую жизнь. Завести новую семью, родить ребенка…

Соня покачнулась. А вот это было больно.

– Разве маме не поздно? Она уже… ну, немолодая, – сама Соня пыталась подсчитать, сколько же матери на самом деле лет. Получалось плохо. Мама не переносила открыток с датами и свечек на именинных тортах.

– Вообще-то ей всего тридцать семь, – бабушка поджала губы. – Боюсь даже представить, что ты думаешь обо мне в таком случае. Ольга довольно рано тебя родила. Если бы не твой отец, она бы спокойно доучилась…

– Ладно-ладно, извини! – поспешила исправиться Соня. Бабушка могла долго говорить о том, как отец испортил жизнь её дочери, и это была основная причина, по которой они так редко виделись. Мама, обычно такая терпеливая и спокойная, твердо стояла на своем, когда дело касалось её личной жизни. Теперь Соня поняла, почему бабушка примчалась на такси. Она решила воспользоваться слабостью дочери и увезти её наконец к себе.

– Тридцать семь – самое время устроить личную жизнь, – продолжала та. – В твоем возрасте все, кто старше двадцати пяти наверняка кажутся стариками, но когда ты сама доживешь до этого возраста…

Она остановилась так резко, что, казалось, было слышно, как клацнули зубы. Да, Соне уже никогда не узнать, каково быть тридцатисемилетней. Вот ведь повезло.

С одной стороны, Соня как хорошая дочь, должна принять сторону матери и не дать ей уехать. С другой стороны, этот день был просто ужасен, а дальше что будет?

– Деньги я буду перечислять тебе на карточку, на которую присылала ко дням рождения, – словно почувствовав слабину, продолжила бабушка. – Нуждаться ты не будешь. Квартира остается тебе до… до момента, когда ты перестанешь быть. В смысле…

– Я поняла, – прервала её Соня. Говорить о собственной скорой смерти ей совершенно не хотелось. – А дальше? В смысле, мама вернется сюда когда-нибудь?

Бабушка снова уставилась на стену. Похоже, отвечать на этот вопрос ей не хотелось.

– Ты как почувствуешь, что уже всё, дверь закрой на ключ, чтобы не разворовали всё, – вместо ответа на вопрос произнесла она. – Я тебе буду позванивать, так что, если несколько раз не ответишь, приеду сама.

– А не боишься, что я сама тут притон пятнистых устрою, растащат всё и поломают? – Соня никогда не позволяла себе вот так говорить с бабушкой. Оказывается, когда ты умираешь, то позволяешь себе куда больше, чем обычно.

– Я за тебя только боюсь, Софья, – прорвавшаяся в голосе бабушке боль была до того неподдельной, что Соня от неожиданности забыла, что еще хотела сказать. – За тебя и Ольгу. Вы ведь всё, что у меня осталось. Если бы я могла вернуть всё назад, я бы за шкирку утащила вас обеих. И пусть вы ненавидели бы меня до конца жизни, это лучше, чем то, что я чувствую сейчас. Но исправить ничего нельзя.

Она глубоко вздохнула, и её пальцы замелькали еще быстрее, словно она пыталась так отвлечь саму себя. Что же, похоже Соня напрасно ждала, чтобы сказать то, что давно хотелось. Может, тогда она поняла бы бабушку до того, как обзавелась чернильным пятном. Но в одном та была абсолютно права – ничего вернуть нельзя, и нужно спасти хотя бы маму.

– Я помогу собрать вещи, – приняла окончательное решение Соня. – Маме еще лекарства назначили. Их никак нельзя забыть.

– Ты права, – серьезно ответила бабушка. – Спасибо.

Она легонько коснулась щеки внучки, и поспешно отдернула руку. И хорошо, ведь даже этой мимолетной ласки от обычно суровой бабушки было достаточно, чтобы Соня снова расклеилась. А плакать она запретила себе до самого отъезда мамы. Вот останется она одна в квартире – тогда и поплачет всласть. А пока нельзя и точка.

К счастью, собирались они быстро.

Бабушка только бормотала под нос:

– Цветов нет? Это хорошо. А то мало ли, засохли бы… Ольга, ты всё еще носишь это платье? На нем пятно величиной с кулак, выбрось немедленно. С собой его брать не стоит.

Соня не успела даже испугаться или обрадоваться, что останется одна, как они уже присели «на дорожку», ожидая приезда такси. Мама прятала глаза, а когда смотрела на Соню, взгляд отводила уже та – слишком больно было видеть, как она мучается. Бабушка же снова была совершенно спокойна, и Соня уже не была уверена, что ей не показались её чувства, когда они разговаривали наедине.