Джон Томпсон - Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 1
Роберт поднялся с коленей, отряхнул брюки и немного зло, но все-таки боязливо ответил отцу:
— Папа, неужели ты собираешься в такой день, в день похорон Лоры Палмер обсуждать проблему с сигаретами. Ты же понимаешь, я очень взволнован, я не могу сдержать себя, и поэтому закурил.
— Роберт, нужно быть пунктуальным во всем и последовательным. Это поганая привычка — курить, недостойная цивилизованного человека, к тому же, капитана футбольной команды школы. Может быть, это единственное, в чем ты добился большого успеха, и это то, что сможет вывести тебя на светлый путь жизни. Так что погаси сигарету.
Бобби немного колебался. Наконец, он загасил сигарету о подошву ботинка.
Отец, удовлетворенный, с благодарностью посмотрел на сына. Ему и в самом деле не хотелось ссориться в такой торжественный день.
Отец и сын сели за стол. Бобби крутил в руках потушенный окурок, не зная, куда его пристроить. Отец с важным видом сидел рядом и вещал:
— Похороны — это всегда ужасно, ты слышишь меня, Бобби?
Бобби повернулся к отцу.
— Так вот, похороны — это ужасная вещь. Мне приходилось бывать на многих, может быть даже, на слишком многих. Да ты не слушаешь меня, Роберт!
— Отец, я слушаю тебя внимательно, я всегда вслушиваюсь в твои слова и нахожу в них много полезного.
— Так вот, на войне люди умирают очень часто и как правило, очень молодыми, обычно такими, как ты.
— Да, совершенно верно, — сказал Бобби, — Лора тоже умерла, и тоже очень рано, совсем такой, как я.
— И у нас, Роберт, есть ответственность перед умершими. Ответственность, — отец наставительно поднял вверх палец, — это один из столпов нашего общества.
Роберт щелкал затвором зажигалки и желтоватый язычок пламени то вспыхивал, то угасал. Это начало раздражать отца. Он взял и отнял у сына зажигалку.
— Тебе, Роберт, она не понадобится, потому что ты бросаешь курить.
— Отец, лучше верни зажигалку мне. Это будет унизительно, если ты заставишь бросить меня. Лучше я брошу сам курить.
Отец заколебался. И тогда Бобби выложил козырную карту:
— К тому же, это подарок Лоры.
Отец неохотно пододвинул зажигалку по столу к сыну. Тот сжал ее в кулаке.
— Твои поступки, сын, должны быть направлены на то, чтобы увеличить количество добра в мире. И вот тогда, когда каждый будет вести себя так, чтобы приумножать добро, а не зло, мир станет светлым и прекрасным.
Отец вскинул голову и посмотрел на идеально чистый выбеленный потолок.
— А что такое добро? Ты-то хоть знаешь, отец? — спросил Роберт.
— Добро очень важно для тех, кто уже находится в земле. Это нужно для умерших, Роберт. Не столько для живых, сколько для умерших.
— Добро для умерших? — удивился Роберт.
— Разве я сказал для умерших? — переспросил отец.
— Да.
— Конечно, добро нужно живым, умершим уже все равно.
— Ты считаешь, отец, что у меня нет силы воли? Что я не могу бросить курить? — сказал Роберт, поставил на стол зажигалку, щелкнул затвором.
Взвился вверх желтый язычок пламени. Роберт отдернул рукав пиджака и завел ладонь, остановив ее прямо над пульсирующим язычком пламени.
— Я понимаю, как тебе больно, — непонятно было, говорит ли отец о боли от огня или о боли от потери Лоры, — но ты научишься терять близких, научишься переживать боль. И тогда ты станешь настоящим человеком. Ведь умение переносить боль, невзгоды и несчастья отличают человека от животного. Животные не замечают смерти, — продолжал свою спорную мысль отец. — Я понимаю, Роберт, что сейчас тебе не хочется начинать со мной серьезный настоящий разговор об умных вещах. У нас снова с тобой в разговоре наступил пат. Как в шахматах. Но все-таки, Роберт, это неважно, когда начать такой разговор. Он никогда не сможет кончиться. Об этом можно говорить вечно.
Роберт пропускал слова отца мимо ушей. Все его мысли и изречения были давно знакомы Роберту. Он сосредоточенно держал руку над огнем, морщась от боли.
— Я обязан, Роберт, привить тебе определенную мудрость. Это иногда единственное в жизни, что ты можешь сделать для другого человека. Ведь деньги можно израсходовать и только мудрость всегда остается вместе с тобой. Ты делишься ею с другими и, в то же время, оставляешь себе.
Роберт, наконец, отдернул руку от огонька и закрыл крышку зажигалки.
— Главное, Роберт, — продолжал отец, поглядывая на свои сверкающие орденские планки, — ты, главное, не бойся смерти, потому что там, — он показал рукой в пол, — мы будем все, мы все там будем вместе.
Несмотря на то, что мистер Таундеш показывал в пол, его глаза были вознесены к потолку.
— Не бояться смерти? — удивился Роберт, — я не совсем понимаю тебя, отец.
— Да не смерти не бояться, ты боишься похорон, а их нужно пережить, перенести и тогда ты сможешь не бояться смерти.
— Я не боюсь этих чертовых похорон! — почти выкрикнул Роберт. — Ты что, отец, думаешь, я боюсь этих чертовых похорон? Думаешь, из-за этого я нервничаю? Да я просто жду не дождусь, когда они начнутся, я там все переверну на этих похоронах, я им всем покажу… я отомщу за смерть Лоры.
Мистер Таундеш немного опешил. Никогда раньше сын не позволял себе кричать в его присутствии.
Но доспорить отцу и сыну о смысле жизни, о небе и преисподней не дало появление миссис Таундеш. Она с удивлением смотрела на Бобби, который прямо-таки весь раскраснелся от крика, и на опешившего отца. Она никогда не видела, чтобы ее муж боялся сына.
— Послушайте, что произошло? — недоуменно спросила она.
Отец и сын переглянулись.
— Послушайте, почему вы ссоритесь? Ведь уже пора идти на похороны.
— Да мы и не ссорились, — сказал Бобби, — правда ведь, отец?
— Нет, мы просто разговаривали, — сказал мистер Таундеш. — Но я думаю, что перед тем, как идти на похороны, нам нужно всем прийти к согласию, и лучший способ для этого — всем вместе помолиться.
Они все втроем, одетые в черное, опустились перед домашним алтарем. Прямо над ними от серебряного распятия расходились в сторону пластиковые пальмовые ветви. На низком столике стояли в серебряных подсвечниках зажженные свечи.
Мистер Таундеш в этот раз шептал молитву про себя, хотя обычно он громко говорил ее вслух. Но сейчас ему казались неуместными громкие слова, обращенные к богу, и он проговаривал их шепотом, про себя.
Шепотом молилась и мать. А Роберт только делал вид, что молится. Он беззвучно шевелил губами, повторяя про себя проклятья, обращенные к Джозефу. Ведь он решил отомстить ему, он ненавидел этого мотоциклиста, который так нагло увел у него девушку.
Ведь это был не просто парень — Бобби был капитаном футбольной команды школы — неотразимый красавец, на которого вешались все девушки в их классе. А тут какой-то малоразговорчивый непривлекательный Джозеф, у которого только и есть, что мотоцикл, нет отца и неизвестно, чем занимается его мать.
