Антон Грановский - Место, где все заканчивается
Но Хант его не отпускал, он продолжал сжимать руками спину Юрия. Коренев хрипло задышал, приставил пистолет к левому боку горбуна и вторично нажал на спуск. На этот раз выстрел прозвучал гулко и страшно.
Горбун пошатнулся, но не выпустил Коренева из объятий, а сдавил еще крепче, по-прежнему глядя ему в лицо своими собачьими глазами. Лицедей обмяк в объятиях горбуна, голова его свесилась ему на плечо… Пистолет выскользнул из разжавшихся пальцев убийцы и упал на жухлую траву. Вся эта сцена заняла несколько секунд.
Девушка, лежавшая на земле, слабо застонала. Глеб бросился к ней, присел рядом, быстро и бережно взял за руку, прощупывая пульс, вгляделся в ее лицо.
– Маша! – окликнул он.
Горбун у него за спиной грузно опустился на землю вместе со своей тяжелой ношей. Прижал к себе могучими руками безвольное тело Коренева, как прижимают ребенка или куклу.
– Я нарушил правило… – сипло пробормотал он. – Я нарушил правило… Прости…
Маска сползла с лица Коренева, обнажив красное страшное мясо, голова Юрия нелепо свесилась набок. Горбун бережно поправил маску, неловко пригладил волосы друга своей безобразной лапищей, не привыкшей к нежности.
– Прости меня… Я нарушил правило…
Голос Ханта сорвался. Он подхватил болтавшуюся голову друга широкой ладонью, приподнял ее и уставился на нее таким взглядом, словно только что увидел. А потом с силой прижал голову Юрия к своей груди, поднял лицо к черному ночному небу и завыл – протяжно и горестно, как воют раненые звери.
Глеб захлопнул дверцу внедорожника.
– Все закончилось, – сказал он. Посмотрел на Машу, сидевшую рядом и укрытую старым одеялом, и добавил: – Все позади.
Завел мотор, тронул машину с места и повез их прочь от свалки, от этого страшного рубежа, разделяющего жизнь и смерть, от места, где заканчивается все.
Эпилог
Глеб обвел лица своих студентов веселым взглядом и сказал:
– Вот, примерно, так. А насчет Петрова ты, Лизавета, не права! Слава богу, он – не макака. Но если ты, Петров, не будешь читать книги, ты и в самом деле превратишься в обезьяну.
– Книги, книги… – проворчал студент-двоечник. – Вы, вон, много книг прочли, а жизнь на таких раздолбаев, как я, тратите! Где же справедливость?
Ребята засмеялись. Глеб тоже улыбнулся и развел руками:
– Впервые мне нечего тебе возразить.
Прозвенел звонок. Студенты зашумели, собирая сумки. Глеб взял тряпку, стер меловые надписи с доски, отряхнул ладони и поднял со стула свой портфель.
Протолкавшись сквозь толпу высыпавших из аудитории студентов, какой-то паренек окликнул Корсака:
– Глеб Олегович! Там вас на кафедре ждет какой-то человек!
– Человек?
– Да. Сказал, что он – ваш бывший коллега.
– Гм… – Корсак закинул ремень портфеля на плечо. – Что ж, пойду посмотрю, что там за коллега. Спасибо, что сообщил!
– Да не за что.
По пути к кафедре Глеб столкнулся с каким-то мужчиной – да так сильно, что тот выронил зонтик.
– Простите! – виновато проговорил Корсак.
– Бог простит, – недружелюбно отозвался мужчина. Одарил Глеба суровым взглядом и проворчал: – Летают, не глядя по сторонам, будто они не в университете, а на рынке!
Сунул зонтик под мышку и зашагал к лифту. Глеб проводил его веселым взглядом, повернулся и продолжил путь.
На кафедре сидела одинокая секретарша.
– Ирочка, мне сказали, что меня тут кто-то дожидается.
– Да, Глеб Олегович, приходил один гражданин! – улыбнулась в ответ секретарша. – Но он уже ушел.
– Давно?
– Пару минут назад. Он оставил вам письмо.
Секретарша показала на белый конверт, лежавший на зеленом сукне стола. Глеб взял конверт, раскрыл его и вынул старую, потрепанную игральную карту. Перевернул и взглянул на картинку.
Это был джокер.
– Что-то не так? – встревоженно спросила секретарша, глядя на изменившееся лицо Глеба.
Корсак заставил себя улыбнуться:
– Все в порядке. Как он выглядел?
– Обычно. Среднего роста, лет сорока на вид… И лицо самое обыкновенное. Да, вот еще – у него был зонтик.
– Какой?!
– Обыкновенный. Черный…
Глеб выскочил из кабинета и побежал к холлу с лифтами. Ему показалось, что он увидел, как человек с зонтиком свернул за угол, но, когда Глеб вбежал в холл, лифт уже двигался вниз, а в холле никого не было.
Глеб чертыхнулся и побежал к лестничным пролетам. Пять этажей вниз, лавируя между удивленными студентами, – и вот он уже в большом вестибюле первого этажа. И тут впереди, у стеклянных дверей, в толпе студентов и преподавателей, мелькнула серая спина – человек с черным зонтиком в руке.
Глеб бросился к выходу и выскочил на улицу.
Несмотря на солнце, моросил мелкий колкий дождик. Зонтов вокруг было множество – и черных, и белых, и цветных… Корсак вздохнул.
– Глеб! – окликнул его знакомый голос.
Он повернулся:
– Маша!
Маша Любимова была одета в серое приталенное пальто и черные сапоги и выглядела чертовски соблазнительно. На шее у нее красовался легкий шарфик.
– Привет! – Маша поднялась на цыпочках и поцеловала Глеба в щеку. Губы у нее были холодные и влажные от дождя. – Ты почему здесь?
– Тебя ждал.
– А я уж думала, ты забыл, что мы договорились встретиться.
– Я? Забыл? Как ты могла обо мне так подумать!
Она проницательно прищурилась:
– Или все-таки забыл?
– Говорю тебе – не забыл!
Она изучающе посмотрела ему в глаза и вдруг сказала:
– Слушай, Глеб, я тут всю ночь думала…
– О чем?
Маша выдержала паузу, подбирая слова, и негромко произнесла:
– Когда Лицедей вез тебя на полигон ТБО… ты допускал, что я еще жива?
– Я все время был уверен, что ты жива, – сказал Глеб.
– Вот как? – Маша едва заметно улыбнулась. – И что ты собирался предпринять? Как ты собирался меня спасать?
– Я был вооружен, – объявил Корсак.
– Чем?
– Сейчас покажу. – Он сунул руку в карман пиджака и достал маленький сервировочный нож. Показал его Маше: – Видишь? Мое оружие и сейчас при мне! Таскаю его с собой в виде талисмана.
– Крупноват он для талисмана, – заметила Маша.
– Ничего, я привык.
Маша прищурила карие глаза:
– Ты собирался вступить в схватку с Лицедеем, имея при себе только этот ножик?
– Ты его недооцениваешь, – сказал Глеб иронично. – В умелых руках даже сервировочный нож способен стать страшным оружием.
– Все-таки ты у меня очень отчаянный.
– Точно, – кивнул Глеб. – Я у тебя такой!
Маша поднялась на цыпочки и поцеловала Корсака в губа. Взгляд ее стал задумчивым, и она неуверенно проговорила:
– Знаешь… Иногда мне кажется, что Лицедей и Хант все еще живы. Что они залегли на дно в какой-нибудь подмосковной деревне, питаются тем, что бог пошлет, и потихоньку зализывают свои раны…