Гильермо дель Торо - Штамм. Закат
– Наемники… – произнес Сетракян.
Гус счел это слово за комплимент.
– Мы драим наш большой пол их молочной кровью. Мы крепкий карательный отряд. Отличные истребители вампиров. Или, может, просто вампирские говнодавы – то есть давим всякое вампирское говно.
Анхель кивнул. Ему нравился этот парень.
– Эти самые Патриархи, – сказал Гус, – они думают, что все это – согласованная акция против них. Нарушение их правил кормления, попытка подвергнуть их риску обнаружения… В общем, «Шок и трепет»,[38] я полагаю…
Фет подавил смешок.
– Ты полагаешь? Ты что, шутишь? Вы, гребаные убийцы-недоучки, вообще понятия не имеете, что тут происходит. Вы даже, по сути, не знаете, на чьей вы стороне.
– Тише, тише, пожалуйста. – Одним движением руки Сетракян заставил Василия умолкнуть, после чего погрузился в размышления. – Они знают, что ты пришел ко мне?
– Нет, – ответил Гус.
– Скоро узнают. И это им не понравится.
Гус заметно встревожился. Сетракян воздел обе руки, успокаивая его.
– Не стоит волноваться. Все это действительно очень большая беда, просто ужасная ситуация для любого, у кого в жилах течет красная кровь. Я очень рад, что ты снова нашел меня.
Фет радовался, когда глаза старика начинали блестеть, – это означало, что у профессора появилась очередная идея. Заметив искорки в глазах Сетракяна, Василий немного расслабился.
– Думаю, кое в чем ты сможешь мне помочь.
Гус коротко взглянул на Фета, как бы говоря: «Ну что, съел?»
– Скажите, что сделать, – кивнул Гус Сетракяну. – Я вам многим обязан.
– Ты отведешь меня и моего друга к Патриархам.
Резиденция ФБР «Бруклин-Куинс»
Эф сидел один-одинешенек в допросной, уперев локти в исцарапанный стол. Сидел спокойно, без тени волнения, медленно и задумчиво потирая руки. В комнате витал застарелый запах кофе, хотя самого кофе здесь и близко не было. Лучи потолочной лампы косо падали на зеркало одностороннего видения, высвечивая одинокий отпечаток человеческой ладони – призрачный след недавнего допроса.
Странное ощущение, когда знаешь, что за тобой наблюдают, даже изучают тебя. Это влияет на все, что ты делаешь, на то, как ты себя ведешь, – вплоть до позы. Влияет на то, как ты облизываешь губы, на то, как ты смотришь – или не смотришь – на себя в зеркало, за которым таятся твои тюремщики. Если бы лабораторные крысы знали, что за их поведением следят самым внимательным образом, то все эти эксперименты с лабиринтом, в конце которого лежит кусочек сыра, приобрели бы дополнительное измерение.
Эф ждал вопросы фэбээровцев, возможно, даже в больше, чем те ждали его ответы. Он надеялся, что сами формулировки подскажут ему, куда движется расследование, а если так, он выяснит, в насколько точно органы правопорядка и сильные мира сего представляют себе размах нынешней вампирской инвазии.
Когда-то он прочитал, что, если подозреваемый засыпает в ожидании допроса, это служит важнейшим признаком его виновности. В качестве доводов приводилось что-то довольно смутное: мол, невозможность физического проявления тревоги изнуряющим образом действует на мозг виновного, к этому добавляется неосознанное желание спрятаться или бежать, – а то и другое вместе вызывает сонную реакцию.
Эф был крайне измотан, все тело болело, но сильнее всего он испытывал… облегчение. С ним, Эфраимом Гудвезером, покончено. Он арестован. Взят под стражу федералами. Больше – никакой беготни, никакой борьбы. Во всяком случае, Сетракяну и Фету от него было совсем мало пользы. Теперь, когда Зак и Нора благополучно покинули зону заражения и несутся в вагоне поезда на юг, в Гаррисберг, Эфраиму казалось, что лучше уж сидеть здесь, в ФБР, на штрафной скамье, чем отсиживаться там, у Фета, на скамейке для запасных игроков.
В комнату вошли двое агентов ФБР. Не представившись, они надели на Эфа наручники, и это показалось ему странным. Агенты сковали ему руки не за спиной, а спереди, затем подняли Эфа со стула и вывели из комнаты.
Они прошли мимо камер, по большей части пустых, к лифту, который приводился в действие ключом. Пока они ехали вверх, никто не произнес ни слова. Двери лифта раздвинулись. За ними оказался безликий служебный коридор; агенты провели по нему Эфа к короткому лестничному пролету, упиравшемуся в дверь, которая, очевидно, вела на крышу.
Так и есть. Крыша. А на ней вертолет. Винты набирали обороты – лопасти со свистом рассекали ночной воздух. Было слишком шумно, чтобы задавать какие-либо вопросы, поэтому Эф, пригнувшись, дошел с агентами до «птички», залез в ее брюхо и плюхнулся на сиденье. Агенты уселись рядом и застегнули на Эфе ремень безопасности.
Вертолет оторвался от площадки и стал набирать высоту. Сначала под ними плыли только крыши района Кью-Гарденс, а затем открылся вид на Бруклин. Эф увидел горящие кварталы. Пилоту вертолета приходилось лавировать между гигантскими султанами густого черного дыма. Картина бешеного, свирепого разорения. Слово «сюрреалистический» даже близко не подходило для описания этого зрелища.
Только осознав, что они пересекают Ист-Ривер, Эф всерьез задумался над тем, куда же все-таки его везут. В глаза бросились вращающиеся огни мигалок полицейских и пожарных машин на Бруклинском мосту, однако ни движущихся автомобилей, ни людей он не увидел. Южная оконечность Манхэттена приближалась довольно быстро, пилот взял ниже, и самые высокие здания заслонили обзор.
Эф знал, что управление ФБР размещалось на Федерал-Плаза, в нескольких кварталах к северу от ратуши. Однако их курс туда не лежал, они вроде как не собирались удаляться от финансового квартала.
Вертолет опять набрал высоту, а затем устремился к единственной освещенной крыше на много кварталов вокруг: красный круг посадочных огней обозначал вертолетную площадку.
«Птичка» мягко села на крышу. Агенты отстегнули ремни Эфа, заставили его подняться с сиденья – при этом сами они остались на местах – и выпихнули пленника наружу. Выпихнули буквально. Ногами. Эф ощутил два болезненных пинка.
Он застыл на площадке, пригнувшись и вобрав голову в плечи. Секущие порывы воздуха ударили по его одежде. Вертолет снова взмыл в воздух, повернулся на небольшой высоте и, стрекоча, унесся туда, откуда и прилетел, – в сторону Бруклина. Эф остался на крыше один. В наручниках.
Он ощутил запах гари и соленого океанского воздуха. Тропосфера над Манхэттеном была под завязку забита дымом. Эф вспомнил столб пыли над Всемирным торговым центром, огромный бело-серый плюмаж, который поднимался вертикально, а потом, достигнув какой-то определенной высоты, уплощался и растекался над линией горизонта облаком горя и отчаяния.
Это облако было черным. Оно полностью замарывало свет звезд, отчего темная ночь становилась еще темнее.
Совершенно озадаченный, Эф повертелся на месте, затем вышел за пределы круга алых посадочных огней и приблизился к одной из гигантских установок системы кондиционирования. Обогнув ее, он увидел открытую дверь – из проема сочился слабый свет. Подойдя ближе, Гудвезер постоял немного, вытянув вперед скованные наручниками руки. Поразмышлял – заходить внутрь или не заходить. Затем понял, что выбора у него все равно нет: надо либо срочно отращивать крылья, либо пройти весь этот путь до конца.
Слабым красным светом горел указатель с надписью «Выход». Длинная лестница вела вниз – к еще одной открытой и подпертой чем-то двери. В проеме виднелся убранный ковром коридор с дорогостоящим направленным освещением. Эф спустился по лестнице и заглянул в проем. Ровно на полпути к концу коридора стоял мужчина в темном костюме. Стоял спокойно, сложив руки на уровне пояса. Эф остановился, приготовившись дать деру.
Мужчина не проронил ни слова. Не сделал ни малейшего движения. Насколько мог видеть Эф, это был человек. Не вампир.
Рядом с мужчиной виднелся вделанный в стену коридора логотип: черный круг, рассеченный пополам линией синевато-стального цвета. Корпоративный символ «Стоунхарт груп». Эфу впервые пришло в голову, что этот логотип сильно смахивает на затменное Луной будто подмигивающее Солнце.
В крови забурлил адреналин, тело автоматически приготовилось к схватке. Однако мужчина все так же спокойно повернулся, прошел в конец коридора к двери, открыл ее и придержал для Эфа.
Гудвезер осторожно приблизился к нему, проскользнул мимо незнакомца и вошел внутрь. Вместо того чтобы проследовать за гостем, мужчина молча закрыл за ним дверь и остался в коридоре.
Глазам Эфа открылся гигантский зал. Его стены украшали произведения искусства – немыслимых размеров холсты с дикими, кошмарными пейзажами и бешеными абстракциями. Еле слышно играла музыка, – казалось, она вливается в уши на одном, выверенном уровне громкости, где бы Эф ни оказался в этом зале.
