Нана Блик - Наоми
– Именно тогда-то я и понял, что ты, Лилиан, и все вы, в сущности, для меня значите. – Дядя изысканно взял Маму за руку и поцеловал внутреннюю сторону её ладони. – Помнишь своё ощущение, когда ты нашла меня, привязанного к стулу в канализационной шахте, или, когда один из демонов Галла вырвал сердце Сэму после того, как ты пошла для них на уступки?
– Я не хотела жить. Смысл для этого был мною потерян. – Мама села опять на гладко вышлифованный когда-то давно здешними водами огромный валун, устремив свой взгляд в лиловый бархатистый закат. – Но к чему всё это сейчас?
– Мы поняли, что у нас есть, когда это почти потеряли. Вся ценность нашего совместного пребывания обнаружена нами только на последней ступени лестницы жизни, но всё-таки обнаружена, поэтому-то наша лестница и не закончилась, а нарастила всё новые ступени для будущего развития. Наоми – умная девочка, но её любовь к нам скорее заложена нами, чем ею самой. Понимаешь, она не дорожит нами настолько, чтобы бояться нас потерять, она не считается с нашими мнениями, желаниями и увлечениями, они видит лишь свою сторону бытия. – Дядя сел рядом с Мамой, спуская одну руку в воду. Глубоко вздохнув, он зачерпнул немного воды и умыл своё разгорячённое от правды лицо.
– А я хотела быть для неё всем: и Мамой, и подругой, и наставником, жаль, что она мне этого не позволила. – Мама положила голову ему на плечо, прикрывая глаза от слёзной усталости.
– Мама, – вырвалось из меня, словно раскат грома среди ясного неба, – ты для меня всё! Была, есть и будешь самым дорогим и бесценным. Я действительно за свою короткую жизнь совершила слишком много ошибок, но всё же в моём сердце теплится искра надежды. Моя вера в то, что когда-нибудь я всё же смогу произнести это лично, глядя в твои шоколадного цвета глаза, пока что не гаснет и, надеюсь, что не погаснет уже никогда. Я хочу, чтобы ты знала и услышала это, потому что я безмерно тебя обожаю и очень люблю! – Когда я договорила, одинокая скупая слеза вырвалась из моих глаз и ударилась о спокойную водную гладь.
– Наоми! – Мамины глаза уставились на меня, словно она увидела моё отражение в одиноко падающей солёной капле.
То ли от страха, то ли от неожиданности моя душа, подхваченная потоками попутного ветра, устремилась наверх, в махровое пространство прожитой мною двенадцатой двери, не давая мне ни единого шанса при попытке поговорить с моей любимой и теперь самой бесценной и дорогой Мамой.
Красная комната и отсутствие чувств – вот, что ждало меня наверху, одни только рефлексы и инстинкты. Ничего не вижу и абсолютно ничего больше не чувствую.
– Что ты творишь? Если бы ты не вернулась, то за тобой отправили бы демона Галла, а тот не всегда доставляет монстров живыми. – Лорд кричал на меня, мотыляя из стороны в сторону. – Наоми, то, во что ты себя превратила, есть отвратительная глупая тварь. Твоя Мать с меня, когда узнает, спустит все шкуры, но ты просто невыносима. С тобой же не договориться, ты срываешь всякую сделку. Видит создатель и твоя Мать, я старался, как мог, но мне не удалось тебя сохранить. – Где-то внутри себя я понимала его речь, и, как бы странно они ни звучала, в душе я с ним соглашалась.
Ещё минут пять или десять содрогания моего тела и тринадцатая последняя дверь была Лордом открыта. Он пихнул меня, приговаривая: «Постарайся, Наоми, до конца всё не испортить! Я тебя жду!».
Ужасный водоворот подхватил меня, вероятно, не зная, что же мне предоставить в качестве испытания напоследок, не желая делать заключительный штрих простым мазком кисти. Эта картина не должна вырисовываться на моём холсте запросто, я должна её выстрадать буквально каждой клеточкой своего организма. Ну что ж, надо так надо, не буду медлить, чем быстрее начну, тем быстрее закончу.
– Я не подведу тебя Лорд! – крикнула я, когда за спиной захлопнулась дверь, а впереди показался свет новой заключительной жизни.
Глава 17
Дверь тринадцатая – «И всей жизни не хватит»
Туша пожар, что сам разжёг,
Мне было явно невдомёк,
Что, заливая всё водой,
Топил я стержень жизни свой!
Быстро и без разбору заскочив в чьё-то чужое тело, моя душа моментально ощутила странную головную боль. Я попыталась заставить всё ещё инородное и чужое мне тело, в которое всего-то около пяти минут как вселилась, открыть хотя бы глаза, но после того, как это произошло, моему взору явилась масса жужжащих вертолётиков или мушек. Кажется, судя по странным симптомам, мы были пьяны, и, к сожалению, мне не удастся понять, кем же я стала до полного своего протрезвления, а тогда уже я буду не я, и душа Наоми соединится с душой этого человека. Очень продуманно и коварно со стороны моих испытателей было вселить меня в человека, который в себя-то придёт только на следующее утро. Чем вам не самый заковыристый хитросплетённый поворот в моей нелёгкой судьбе прохождения чужих человеческих жизней. Но я торжественно клянусь стараться ни во что не вмешиваться, чтобы явиться в красную комнату хотя бы с малой долей сознания, которая и так дремала во мне где-то в самых дальних отделах моего головного мозга, теряясь в глубинах рассудка.
Наступило утро. Как и ожидалось, от Наоми не осталось и следа, а существовал только седовласый, но не от возраста, а скорее от образа жизни мужчина, которому с трудом-то можно было присвоить полтинник, но в реалии ему было всего-то тридцать два. Запитый, неухоженный, с жёлтым потрескавшимся лицом и красными от суррогатного алкоголя глазами мужчина лежал на грязном испачканном временем и испражнениями диване и звал кого-то на помощь.
– Пить, я хочу пить, – охрипшим и осипшим голосом я стонал, в душе, определённо, зная, что кто-то должен ко мне подойти.
– Держи, папочка, – слегка шепелявя и картавя, произносит подошедший ко мне ребёнок лет четырёх, протягивая наполненный до краёв стакан воды.
Я выпиваю полную кружку воды, поданную мне маленькими дрожащими ручонками с плохо вымытыми погрызшими ногтями, а затем резко усаживаюсь на диван. Немного помедлив, но не для того, чтобы вспомнить, память для Наоми уже была восстановлена полностью, а для того, чтобы выпустить пары отвратительной алкогольной отрыжки, я хлопаю мальчонку по плечику. Оказывается, у меня двое детей: четырёхлетний Кевин, который и подал мне спасительную кружку воды, и двухлетняя Сара. Симпатичные мордашки, хотя им и не мешало бы немного ухода, но у меня и гражданской жены на это просто не было времени. Всё наше время тратится на очередные попойки: междоусобные или коллективные с соседями и друзьями по рюмке.
– Где мать? – взяв себя за голову, я потряс копной спутавшихся когда-то в прошлом медных, а сейчас бледно-серых сальных волос.
