Андрей Тепляков - Антитело
«Пока нет»
— Глеб? — голос дяди прозвучал, словно из радиопередатчика. — Ты в порядке?
— В полном.
9— Что движется?
— Не знаю. Но это не человек.
— Черт! А что это? Напугала до смерти!
— Сейчас мы увидим.
Анна ошиблась — сначала они это услышали. Высокий, неприятный звук, чем-то напоминающий шелест листвы на ветру. То, что издавало его, двигалось быстро и бесшумно: ни одна веточка не треснула, как будто оно летело над землей. И снова первым уловил движение Федор. Что-то огромное и темное перемещалось между деревьями, стремясь к ним.
— Бежим! — крикнул он и повернулся.
Анна успела увидеть, как темнота остановилась на краю небольшой поляны, где стояли они с Федором, застыла, словно присматриваясь к своим жертвам, а в следующий миг стремительно ринулась к ним, окружив душным облаком, поглотив. Журналист закричал, Анна попыталась открыть рот, но, вместо этого упала на землю, прижав ладони к лицу. В нос ударил густой отвратительный запах, а уши наполнило громкое жужжание.
— Мухи!
Сотни, тысячи насекомых окружили их сплошной пеленой. Они ползали по лицу, пытаясь пробраться в рот и ноздри, жужжали и не давали вздохнуть. Потрясая головой, словно бесноватая, Анна привалилась спиной к дереву и увидела Федора. Рядом с ним валялся фотоаппарат, сверкая на солнце, словно огромный бриллиант, а сам журналист отчаянно размахивал руками, стараясь отбиться от мух, покрывших его, словно движущееся черное одеяло.
— Нам нужно уходить!
— Я ничего не вижу! Б..дь!
Анна подползла к Федору, схватила его за руку и потянула за собой. Она почти не видела, куда движется: мухи облепили ее и лезли в глаза — приходилось полагаться на чутье. Слезы текли из-под опущенных век, а снующие насекомые размазывали их по лицу, скользя и снова карабкаясь наверх.
Людей охватило безумие. Они ползли по земле, натыкаясь на деревья, поворачивали и снова ползли. Каким-то образом им удалось не расцепить руки и не потерять друг друга в царящем вокруг кошмаре, и Анна уже смирилась с тем, что ей не удастся вырваться из леса живой, когда между деревьев показался просвет. Собрав остатки сил, она поспешила к нему.
До кромки леса оставалось метров пять, когда мухи, словно по команде, взмыли в воздух, сформировав огромный рой, и исчезли так же стремительно, как появились. Анна с Федором вывалились на дорогу и, расцепившись, поползли в разные стороны. Они не произнесли ни слова: только хрипы и стоны вырывались наружу и тут же растворялись в вязкой тишине. А они все ползли и ползли, и только оказавшись на противоположной стороне тракта, как по команде, остановились. Федор остался лежать на земле, уткнувшись лицом в ладони, а знахарка обернулась.
Всего на секунду она увидела то, что скрывалось за маской леса. На короткое мгновение оно выступило на передний план восприятия. Оно посмотрела на Анну. Узнало ее. Выделило. А в следующий момент все исчезло. Свет перед глазами померк.
День пятнадцатый
Федор разлепил глаза и увидел над собой потолок, обитый вагонкой. Он несколько минут пролежал неподвижно, пытаясь понять, где находится. Память возвращалась медленно, словно нехотя, понемногу — картинка за картинкой, наполняя голову образами: они с Анной садятся в машину, со всех сторон лес, слабый ветер пробегает волнами по траве. Федор так сильно дрожал тогда, что мотор завывал, и машина дергалась, когда он резко отпускал педаль сцепления. Память не удержала дорогу. Последним воспоминанием был сад Анны — темный, густой и страшный.
Потом они устроились возле телевизора, и Федор дрожащими пальцами нажимал на кнопки перемотки камеры. Они отсмотрели все, что он снял в лесу, сами точно не зная, что хотят увидеть. И ничего не увидели. Точнее не увидели ничего необычного, сверхъестественного: никакой подземной реки, дерево с глубокой язвой на стволе оставалось обычным деревом — никакой текущей наверх смолы — ничего. Только в самом конце на пару секунд в поле зрения камеры попал большой темный рой, а потом она упала на землю, и в кадре остались лишь смазанные размытые пятна и их собственные крики. Анна выключила телевизор.
Следующее воспоминание относилось к вечеру того же дня: они сидели на кухне, на продавленном диване и молчали. Звонил телефон, но никто не поднял трубку. В доме было жарко. Затем, снова, провал.
Федор вытащил руку из-под одеяла и вытер пот с лица. Сама рука тоже оказалась влажной, как и все тело. Было жарко и очень хотелось пить. Он задрожал, зубы клацнули, и пришлось сжать челюсти. Скулы мелко завибрировали. Федор вздохнул и закашлялся.
«Блин. Хуже, чем с похмелья. Чувствую себя рассохшимся Буратино»
Вопреки обыкновению, шутка не сработала.
Вчера случилось что-то очень плохое. И дело даже не в огромном рое мух, который смутно маячил в памяти, как черное, душное и жужжащее облако — это было лишь следствие. Причина же казалась куда более страшной: живой лес. Никаких сомнений в этом у Федора не было. Он — этот монстр — что-то сделал с ним. И с Анной.
«Анна… Что с ней?»
Федор откинул одеяло и встал. Прохладный воздух комнаты моментально окутал его невыносимой стужей, такой концентрированной, что, казалось, она проникала внутрь тела. Его затрясло, словно припадочного и пришлось схватиться за спинку кровати, чтобы не упасть. Он стоял, слабый и раздавленный, с небольшим животом над спортивными трусами, и дрожал, глядя прямо перед собой остановившимся взглядом. Он словно выключился, остановился.
Он все еще боролся с дурнотой и слабостью, когда дверь скрипнула и в комнату вошла Анна. Она остановилась на пороге, глядя на Федора большими испуганными глазами. Хватило одного взгляда, чтобы понять — ему стало хуже. Гораздо хуже, чем было вчера. Лекарства не помогли. Загадочная болезнь, пришедшая в виде роя мух, быстро прогрессировала.
«Господи, спаси!»
Она прикрыла за собой дверь.
— Тебе нужно лечь.
Федор обернулся на голос, скользнув по ней пустыми глазами и медленно сел. Прижал ладони к лицу.
— Что со мной?
— Я не знаю. Ложись.
Журналист послушно улегся в постель. Анна укрыла его одеялом.
— На вот.
Она протянула ему градусник. Федор сунул его под мышку и закрыл глаза.
— Очень плохо?
— Бывало и хуже… Но редко.
Он разлепил веки и посмотрел на Анну.
— Ты как?
— Не очень. Мы что-то подхватили в лесу.
— Этого еще не хватало.
В наступившей тишине стало слышно, как тикают часы — неожиданно громко, и звук этот неприятно стучал по ушам, отдаваясь в груди и глазах.
