Стивен Кинг - Зеленая Миля
— Это нормально?
Делакруа качнулся вперед, откинулся назад, качнулся вперед, откинулся назад. Перси смотрел на него с выражением тихого ужаса. Он ожидал чего-то такого, но совсем не этого кошмара.
Маска на лице Делакруа вспыхнула. К запаху горящих волос и губки присоединился запах горелого мяса. Брут схватил ведро, в котором находилась губка — теперь оно, конечно же, было пусто, — и бросился к очень глубокому баку уборщика.
— Пол, мне отключить ток? — спросил Ван Хэй сквозь сетку. Голос его дрожал. — Мне отклю…
— Нет! — прокричал я в ответ. Брут понял это сразу, а я гораздо позднее: нам нужно закончить. Все остальное было вторично, прежде всего нам надо было закончить с Делакруа. — Включай, ради Бога! Включай, включай!
Я повернулся к Бруту, почти не замечая того, что люди позади нас уже разговаривают, некоторые встали, некоторые кричали.
— Стой! — завопил я Бруту. — Нельзя воду! Нельзя! Ты что, сдурел?
Брут повернулся, и до него наконец дошло. Лить воду на человека под током. Отличная идея. Он посмотрел вокруг, увидел химический огнетушитель на стене и взялся за него. Молодчина.
Маска сползла с лица Делакруа, показав черты, ставшие уже чернее, чем Джон Коффи. Глаза его, теперь уже бесформенные шары белого полупрозрачного желе, выскочили из орбит и лежали на щеках. Ресницы сгорели, а пока я смотрел, вспыхнули и сами веки.
Дым выходил из выреза рубашки. А гул электричества все продолжался, наполняя мне голову и вибрируя. Я подумал, что этот звук, должно быть, слышат сумасшедшие, если не этот, то похожий.
Дин рванулся вперед, думая, видимо, что сможет сбить пламя с рубашки Дела руками, и я оттолкнул его так сильно, что он чуть не упал. Трогать Делакруа сейчас, все равно что Братцу Кролику прикасаться к Смоляному Чучелу. Электрическому Смоляному Чучелу в данном случае.
Я все еще не оглядывался и не видел, что происходит за спиной, но похоже было на столпотворение: падали стулья, люди кричали, какая-то женщина вопила изо всех сил: «Да прекратите же наконец! Разве вы не видите, что уже хватит?». Кэртис Андерсон схватил меня за плечо и спросил, что происходит, ради всего святого, что происходит и почему я не приказал Джеку выключить.
— Потому что не могу, — ответил я. — Мы уже зашли слишком далеко, чтобы повернуть назад, разве вы не видите? Все и так закончится через несколько секунд.
Но прошло еще не меньше двух минут до конца, эти две минуты длились дольше всего в моей жизни, и большую их часть, думаю, Делакруа был в сознании. Он кричал, ерзал и дергался из стороны в сторону. Дым шел у него из ноздрей и изо рта, ставшего цвета перезрелых слив. Дым поднимался с языка, как от сковороды. Все пуговицы на рубашке либо оторвались, либо расплавились. Его майка не вспыхнула, но уже тлела, дым просачивался сквозь нее, и мы чувствовали запах горящих волос на его груди. Люди устремились к дверям, как скот из загона. Они не могли выйти, ведь это как-никак была тюрьма, поэтому просто столпились у двери, пока Делакруа жарился («Теперь я жарюсь, — говорил старый Тут, когда мы готовились к казни Арлена Биттербака. — Я поджаренный индюк!»), а гром все гремел, и дождь лил как из ведра.
В какой-то момент я вспомнил о враче и поискал его. Он был на месте, но лежал, скрючившись, на полу около своего черного чемоданчика. Он был в обмороке.
Ко мне подошел Брут и стал рядом, держа наготове огнетушитель.
— Не сейчас, — сказал я.
— Я знаю.
Мы поискали глазами Перси и увидели, что он стоит прямо за спиной Спарки, застывший, с вытаращенными глазами, прикусив фалангу пальца.
Потом наконец Делакруа откинулся и обмяк на стуле, его голова с опухшим бесформенным лицом упала на плечо. Он все еще дергался, но так бывало и раньше, это просто ток еще шел через него. Шлем сполз набок, но, когда мы снимали его, почти вся кожа с головы и оставшиеся волосы снялись вместе с ним, прочно приклеившись к металлу.
— Отключай! — крикнул я Джеку через тридцать секунд, когда ничего, кроме электрических разрядов, не исходило от дымящегося куска угля в форме человека, лежащего на электрическом стуле. Гул немедленно прекратился, и я кивнул Бруту.
Он повернулся и сунул огнетушитель в руки Перси с такой силой, что тот отшатнулся назад и чуть не упал с платформы.
— Давай, шевелись, — произнес Брут. — В конце концов, ты распоряжаешься, так?
Перси посмотрел на него взглядом одновременно больным и убийственным, потом направил огнетушитель, накачал его, нажал кнопку и выпустил облако белой пены в человека на стуле. Я увидел, что ступня Дэла дернулась, когда пена попала на лицо, и подумал:
«Боже, нет, неужели придется включать еще раз?» — но больше движений не последовало.
Андерсон повернулся и раскланивался перед перепуганными свидетелями, объясняя, что все нормально, все под контролем, просто бросок электричества из-за грозы, не надо беспокоиться. Да, он еще объяснил бы им, что запах вокруг — дьявольская смесь из жженых волос, жареного мяса и свежеиспеченного дерьма — это «Шанель» номер пять.
— Возьми у доктора стетоскоп, — сказал я Дину, когда огнетушитель иссяк. Теперь Делакруа был весь в белой пене, и к самому отвратительному из запахов добавился тонкий химический аромат.
— Доктор… мне нужно…
— Не обращай внимания на него, просто возьми стетоскоп, — проговорил я. — Давай с этим покончим… и убери его отсюда.
Дин кивнул. «Покончить» и «отсюда» — эти два понятия ему нравились. Они нравились нам обоим. Он подошел к чемоданчику доктора и стал в нем рыться Доктор начал опять шевелиться, так что по крайней мере его не хватил ни инфаркт, ни инсульт. И хорошо. Но Брут смотрел на Перси далеко не хорошо.
— Иди в тоннель и жди у тележки, — приказал я.
Перси сглотнул.
— Пол, слушай, я не знал…
— Заткнись. Иди в тоннель и жди у тележки. Выполняй.
Он опять сглотнул, скривился, как от боли, а потом пошел к двери, ведущей на лестницу и в тоннель. Он нес пустой огнетушитель в руках, словно ребенка. Дин прошел мимо него, направляясь ко мне со стетоскопом. Я расправил шланги и вставил в уши. Я делал подобное и раньше, в армии, а это, как езда на велосипеде, не забывается.
Я смахнул пену с груди Делакруа, а потом пришлось подавить приступ рвоты, потому что большой горячий кусок его кожи просто сполз с плоти ниже, так, как кожа слезает с… ну, вы понимаете. Жареный индюк.
— О Боже. — Голос, которого я не узнал, почти прорыдал за моей спиной. — Это всегда так? Почему мне не сказали, я бы в жизни сюда не пришел!
«Слишком поздно, дружок», — подумал я.
— Уберите этого человека отсюда, — бросил я Дину и Бруту, да и всем, кто слышал. Я сказал это для того, чтобы убедиться, что могу говорить, не боясь, что меня вырвет прямо на дымящиеся колени Делакруа. — Отведите всех к дверям.
