Алексей Атеев - Холодный человек
Верины коленки почти уперлись в подбородок.
– Я лучше на стул, – сказал Жюль Верн.
– Ну, как хотите. Чаю?
– Можно, – ответил парень.
Хозяйка удалилась.
– И о чем нам говорить? – шепотом спросила Вера.
– Как о чем? Расскажи ей, что к чему, а потом спроси…
– О чем она должна спросить? – поинтересовалась неожиданно появившаяся хозяйка.
– Мы вот зачем пришли… – начала Вера. – Помнишь детство?
– Чего-чего?!
– Детство наше! Как летом собирались…
– Ну, еще бы, – расцвела Катя. – Лучшее время жизни. Как переехали сюда, все как будто серым стало. Я очень жалею, что мы съехали с Кладбищенской заставы. Тут, конечно, вроде как лучше. Квартира трехкомнатная. До работы десять минут. Но не то. В окно глянешь – домищи эти, китайские стены. И трубы. Людишки внизу копошатся, как муравчики. Тоска! А там было раздолье. Зимой сугробы в человеческий рост, летом – трава по пояс. И птички поют в садах так сладко. Рай! Так чего вы хотели узнать?
– Ты кладбище помнишь? – спросила Вера.
– Конечно.
– А склеп фон Торнов?
– Черный такой. Из мрамора вроде…
– Вот-вот. А свои рассказы про баронессу Амалию?
– Ну, еще бы! Эта Амалия, типа, ведьмой была.
– Ты еще говорила: если прийти к склепу ночью, в ненастье, залезть внутрь и попросить Амалию о чем-нибудь, то желание непременно исполнится.
– Что-то такое припоминается. Это мне бабуська рассказывала. Бабуська много сказок знала. Как вечерами начнет болтать, заслушаешься. Только я все же не понимаю, что вам от меня нужно?
– Я вот так и поступила, – потупившись, произнесла Вера.
– Как поступила?
– Пошла ночью на кладбище и попросила…
– У Амалии?
– Ага.
– Ну, ты даешь! И что же попросила?
– Мужа.
– Мужа?! Нашла что просить. Была бы я на твоем месте, попросила, чтоб его, мерзавца, забрали к чертовой матери. Какой от него толк? Зарабатывает мало, выпивает… На баб посторонних заглядывается. Да только ли заглядывается? Уж не знаю, что и думать. Одно слово, урод! Да плевать мне на него. Дальше чего было? Дали тебе мужа?
– В том-то и дело…
– Этого, что ли? – Катя оценивающе оглядела Жюля Верна. – Очень даже неплох. Так ты меня на свадьбу звать приехала?
– Нет, не этого она мне прочит, а другого.
– А ты?
– Он мне не нравится.
– Так ей и скажи.
– Сказала уже. Другого она не желает. Говорит, самого подходящего для тебя отыскала. А я за него не пойду.
– Вот стерва!
– Помоги мне, пожалуйста.
– С радостью, но как? Сводничеством я не занимаюсь.
– Помоги избавиться от этой Амалии.
– Э-э, дорогуша! С удовольствием бы. Да я в этом ничего не понимаю. Вот бабуська, та – другое дело.
– А где бабуська? – спросил Жюль Верн.
– Да где ж ей быть? В своей комнате лежит.
– Поговорить с ней можно?
– Почему бы и нет? Она, правда, малость того… С тараканами в голове. Целыми днями молчит, а то шептать чего-то начинает. Ходит, зараза, по квартире из угла в угол и шепчет, шепчет… А чего шепчет, не разобрать. Годков-то ей, считай, девяносто. Но на это не стоит обращать внимания. Коли разговорить ее, так потом не остановишь. Хорошо бы ей налить рюмашку для разгону. Только у меня нет. Мужик мой, скотина, если дома спиртное завелось, враз найдет. Прячь не прячь, носом, гад, чует.
– А у меня с собой есть, – заявил Жюль Верн, пошел в прихожую и вернулся, неся в руках чекушку. – Хватит столько?
– Вполне, – ответствовала Катя. – Пойду посмотрю, что там бабуська делает.
– А ты предусмотрительный, – с добродушной насмешкой произнесла Вера, обращаясь к Жюлю Верну. – Водкой вон запасся.
– Всегда таскаю в кармане мерзавчик на всякий случай. Ведь не знаешь, когда пригодиться сможет.
– Бабуська не спит и поговорить с вами может, – сообщила вернувшаяся Катя. – Я ей сказала, зачем пришли, так она обрадовалась. Скучно ведь целыми днями по дому бродить или в телик пялиться. Идемте.
В бабуськиной комнате царила спартанская нищета. Здесь имелись лишь кровать, тумбочка и пара стульев, а из предметов роскоши настенный коврик с пасущимися оленями. В комнате кисло пахло старухиными юбками и давно не мытым телом.
Сама же бабка, в отличие от внучки, оказалась высокой и костистой, а вид имела суровый и даже как бы надменный. Только голубые глаза по-молодому поблескивали на изборожденном глубокими морщинами лице.
Старуха с любопытством взирала на гостей.
– Прихворнула я чего-то, – в ответ на приветствие сообщила она.
– А мы вас полечим, – заявил Жюль Верн.
– Сию минуту все организую, бабуся, – засуетилась Катя.
Вскоре на тумбочку был поставлен жостовский, расписанный кроваво-красными розами поднос, на котором высилась старинная рюмка мутно-голубого стекла, имелись тарелка с кислой капустой, сдобренной луком и постным маслом, наполовину опустошенная селедочница и кусок черного хлеба.
Жюль Верн откупорил бутылку и налил старухе полную рюмку.
– Ваше здоровье, – чинно произнесла она, одним глотком выпила рюмку, ухнула и громко испортила воздух.
– Фу, бабуська! – поморщилась Катя. – Как не стыдно! При чужих-то людях.
– Ничего, – отозвалась старуха. – Воздух чище будет. А то тухлятиной который день воняет. Катюшка полы помыть ленится. Так чего вам, милые, из-под меня надоть?
– Расскажи им про старое кладбище.
– Про кладбище-то? Это можно. Только, молодец, – обратилась она к Жюлю Верну, – налей-ка мне еще рюмашку.
– А как вас величать, бабушка? – поинтересовался Жюль Верн, выполняя требуемое.
– Зовут ее Ефросинья Филипповна, – сообщила Катя. – Можно просто: баба Фрося.
Последовал еще один стремительный глоток, потом бабка захрустела капустой. Вера обратила внимание: зубов у старухи во рту еще довольно много.
– Про кладбище рассказывать можно долго, – сообщила баба Фрося. – Чего вас на ем интересуеть?
– Про ведьму им расскажи, – ввернула Катя.
– Про Амальку безбожную? Охотно, ребятки, охотно. Эта самая Амалька родных сестриц извела. Со свету сжила, другими словами. Ну, ее и прикончили. Батюшка родный приказал, а женишок ейный исполнил. Так, без креста, без отпевания, и схоронили. Ночью гроб притащили и в склепину засунули. И стала та Амалька заложной покойницей. Неприкаянной, другими словами. В ад Сатана ее не взял, а на небо вовсе путь заказан. Вот и бродит она по земле, людям пакостит.
– А почему ее в ад не взяли? – полюбопытствовала Вера.
– Думаю, потому, что ее на освященной земле схоронили, – сказала баба Фрося. – А таким на кладбище не место. За оградой таковских закапывать надобно. Но они богатые были. Че хотели, то и делали. Там и другие такие имеются. Вот, скажем, купец Брыкин. Опился до того, что синий огонек изо рта показался. Мальчишка еще, который заживо в смоле сварился. Это уже в нашу пору случилось. Мальчишка-то чего удумал… Ловил кошек или там собачонков, залазил на леса и животину эту с верхотуры кидал в бак с кипящей смолой, смотрел, значит, как она мучается подыхая. Вот его Господь и покарал. Сам следом свалился. Ну и другие некоторые имеются. Вот они ночами встают из могил и бродят. Добрым людям вред приносят.
