Дмитрий Глебов - Черный троллейбус
На следующий день Костет действительно пришел к Вальтеру Михайловичу, и не один. С лучшими друзьями. Выглядели все трое весьма взволнованными, запыхались, явно бежали к нему со всех ног. Толком не могли ничего объяснить, но этого и не требовалось.
— Настюха звонила? — спросил Валя, когда зашли в его комнату.
Кивок.
— А потом с Костетом говорил Кондуктор.
Кивок.
— Приглашал вас на ее публичную казнь.
Кивок.
— И особенно не скрывал, что заманивает вас в западню.
Кивок.
— Но вы все равно намерены пойти туда.
Кивок.
— Потому что будь что будет, вдруг найдется какой-нибудь способ выбраться оттуда живыми. А не пойти туда вы не можете...
Кивок.
— Отлично. Тогда я пойду с вами.
Валя рассказал «Трезвому взгляду» обо всем, что с ним произошло. Только про поцелуй ничего не сказал. Он сам пока не знал, как к нему относиться.
— Но самое главное, — размышлял он вслух. — Вы, наверное, заметили. Самое охрененное во всей этой истории, что я снова прежний. Не знаю как. Не знаю почему, но я вернулся. Пелена спала с моих глаз. Помните то зеленое озеро? Я будто бы утонул в нем. И все это время пролежал на его дне безвольным утопленником. И каждый шаг давался мне с трудом. И всякая мысль. Постоянно приходилось преодолевать силу течения, даже просто, чтобы подумать, что неплохо бы сходить в туалет.
— А у озер бывает течение? — озадачился Жека.
— Не знаю, — признался Валя. — Но теперь я здоров. Совершенно. Как заново родился, когда из троллейбуса этого сбежал.
— Клин клином, — сказал Вовка.
— Ты думаешь, это навсегда? — поинтересовался Костет.
— После той водки в Мудрове тебе тоже похорошело. Но ненадолго.
— Надеюсь, что насовсем, — поднял брови Валя. — Кто знает.
— Надежда — мой компас земной, — вспомнил Вовка.
— Жопой чую, подохнем мы там, — поделился предчувствиями жопы Жека.
— Зассал, так вали отсюда, пока не поздно, — Вовка строго посмотрел на товарища.
— Да, Евгений, у тебя еще есть шанс уйти, — сказал Валя.
— Только не факт, что они тебя потом не перехватят. Я так понял, что у Кондуктора на нас зуб за то, что мы внесли разлад в его семейную идиллию.
— Да не пугайте вы меня, пацаны, — отозвался Жека. — Думаете, страшно мне помирать? Нет. Обидно просто, молодой ведь я еще. Не нагулялся. Но если с корешами, тогда не так уже и обидно. Я и сам понимаю, что мы должны до конца это все пройти. Судьба это наша. И жопа со мной заодно. Просто высказывает свое мнение. Не могу же я ей запретить.
2. Старые знакомые
В том самом месте, где и обещал Кондуктор, «Трезвый взгляд» ожидал черный троллейбус. Двери его были призывно раскрыты, но что внутри — увидеть нельзя было ни через дверной проем, ни через окна. Только одна непроглядная тьма глядела на ребят из троллейбуса.
Несмотря на час пик, многочисленные прохожие в упор не видели троллейбуса. Он так и передвигался по улицам, почти никем не замеченный. Это была здоровая реакция. А вот если вы его вдруг узрели и поразились, чего это троллейбус тут делает, когда даже проводов не развешано, тогда это повод заволноваться. Значит, жизнь ваша уперлась в тупик, и, возможно, череда бесцельных скитаний вот-вот оборвется. Запомните эту простую народную примету. Пригодится.
Четверка бесстрашно зашла в троллейбус.
Когда двери за ними закрылись, внутри тут же стало светло, потому что в окна ударил яркий белый свет. Но из-за этого же света невозможно было увидеть, что там, за окном. Троллейбус будто бы постоянно находился в плотном светящемся облаке, независимо от своего местонахождения и времени суток.
— Это чтобы мы не знали, куда нас везут, — предположил Вовка.
Ехали долго. Не меньше пяти часов. Костету захотелось писать, он поднялся со своего места, отошел в заднюю часть троллейбуса и поссал, после чего как ни в чем ни бывало вернулся на место.
Троллейбусом никто не управлял. Он ехал на автопилоте. Руль поворачивался сам собой.
Когда доехали, свет погас, и снова открылись двери.
На выходе из троллейбуса четверых трезвовзглядовцев встречали пятеро гопников.
Ближе всех стоял Степан. Увидев Жеку, он обрадовался и протянул ему руку. Жека этот жест проигнорировал. Тогда
Степан насильно взял Жекину руку и вложил его ладонь в свою.
— Я не буду ломать тебе пальцы, — улыбнулся Степан. — Просто рад тебя видеть, парниша. Столько лет прошло.
— Это был ты! — поразился Жека. Перед ним стоял тот самый гопник, что когда-то порезал Костету бицуху, но старше.
— Мы можем принимать любой возраст, — словно прочитал Жекины мысли гопник. — А я ведь ждал тебя тогда. Был уверен, что вы еще вернетесь. Захотите отплатить нам. Но вы так и не отважились... Ссыкуны.
— Слышь, — сказал Костет и толкнул гопника-бригадира в грудь. Тот выпустил Жекину ладонь и попятился. — Рот бы закрыл свой.
— Ты у меня сейчас закроешь. — сверкнул зубами Степан. — Навсегда глаза закроешь. Ладно. Двинули!
Трезвовзглядовцев повели по улицам города. Повсюду были монстры. К старым породам добавились новые. Тут были и гигантские человекообразные принтеры, и обросшие змеями лесники, и пламенные парламентарии. Монстров было значительно больше, чем тогда, в Мудрове.
Бежать было некуда. Не было оружия, чтобы защищаться и отбить Настюху. Если, конечно, она и вправду жива. Оставалось действовать по обстоятельствам. Воспользоваться шансом, если он выпадет.
Демоны в последнее время были далеки от масштабных операций по захвату больших масс живого народа, как в Муд-рове. После того крупного поражения они решили не рисковать, а работать аккуратней и осмотрительней. Потусторонние твари партизанили, вылавливали самых опустившихся и тоскливых людишек поодиночке. В связи с этим в Питере сильно сократилось поголовье бомжей. Большой город — большое озеро, даже если кормить его малыми порциями.
От идеи монобассейна жижи решено было отказаться навсегда. Куда безопасней рассредоточить множество небольших озер по всей территории Российской Федерации. В ближайшее время планировалось открытие филиалов в Минске и Киеве. Там были свои демоны.
Демоны везде свои.
3. Праздник
Их вели под конвоем. Валя вроде узнал этот район Питера.
Судя по всему, они были именно здесь. Все эти заброшенные фабричные здания из красного кирпича... Затерянный кусок города. Затерянный навсегда. Теперь эти фабрики снова работали. На сей раз — на производство зеленой жижи.
В городе царила ночь. Вечный сумрак, какому и подобает господствовать в подобных местах.
