Роберт МакКаммон - Жизнь мальчишки. Том 1.
— Да. Да, я хорошо расслышал вопрос. Очень хорошо, — кивнул мистер Доллар. — Как скажешь, Оуэн. Как хочешь, так я и буду тебя называть. Я со всем согласен.
— Со всем соглашаться не нужно. Только с тем, что я тебе сказал.
— Все, хорошо. Нет проблем, Оуэн. Мистер Каткоут еще несколько секунд смотрел в глаза парикмахеру, словно выискивая там отблеск правды. Потом вздохнул и проговорил:
— Мне пора, — и, повернувшись, двинулся к выходу из парикмахерской.
— А как же шашки, Оуэн? — подал голос Джазист. — Мы еще не доиграли. Мистер Каткоут остановился.
— На сегодня с меня хватит игр, — ответил он, потом толкнул дверь и вышел на улицу в июньскую жару. Пока дверь не закрылась, в парикмахерскую волнами накатывал жар. Поднявшись с места, я подошел к двери и долго смотрел вслед мистеру Каткоуту, который неторопливо, засунув руки в карманы, удалялся по Мерчантс-стрит.
— Ну и что вы на это скажете? — повернулся к нам мистер Доллар. — С чего это он так взбесился? Я ничего такого не сказал!
— Он знает, что ты не поверил ни единому его слову, — объяснил Джазист и принялся собирать шашки в коробку и складывать доску.
— Так это правда или нет? — спросил отец, поднимаясь из парикмахерского кресла. Волосы вокруг его ушей были аккуратно подстрижены, а шея покраснела от поработавшей над ней в подушке пены бритвы.
— Конечно, он заливает! — фыркнул мистер Доллар. — Оуэн спятил, это всем известно! Он уже несколько лет как мелет всякую чушь!
— Так значит, все, что он рассказал, просто выдумка? — спросил я, не сводя глаз с мистера Каткоута, шагавшего по тротуару.
— Выдумка, выдумка. Он все выдумал с начала до конца.
— Откуда у вас такая уверенность? — спросил отец.
— Перестань, Том! Что стрелку с Дикого Запада делать в Зефире? И потом, не думаешь ли ты, что случай, когда мальчишка спас жизнь самому Вьятту Эрпу в О'Кей Коррал, мог не попасть в книжки по истории? Так вот, я пошел в библиотеку и внимательно просмотрел там разные книжки. В них нет ни слова о том, что какой-то мальчишка спас жизнь Вьятту Эрпу, а кроме того, в книгах я не нашел ни одного стрелка по прозвищу Кат Леденец. Сильными движениями щетки мистер Доллар раздраженно смахнул со спинки кресла остатки волос.
— Твоя очередь, Кори. Иди садись. Отворачиваясь от окна, я заметил, как мистер Каткоут махнул кому-то рукой. По другой стороне Мерчантс-стрит навстречу мистеру Каткоуту непринужденно шел Верной Такстер, как обычно, в чем мать родила, шел с очень целеустремленным видом, словно торопился куда-то, но улучил момент помахать мистеру Каткоуту. Двое безумцев разминулись и пошли дальше, каждый своей дорогой. Мне было не смешно. Мне не давал покоя вопрос: что заставило мистера Каткоута поверить, что когда-то он был стрелком, точно так же, как и то, что заставило Вернона Такстера верить в то, что у него в его прогулке нагишом есть цель. Я подошел к креслу и уселся. Закутав мою шею полотенцем и заколов его английской булавкой, мистер Доллар несколько раз расчесал мои волосы гребешком. Отец уже сидел в кресле для посетителей и читал “Иллюстрированные спортивные страницы”.
— Немного снимем сверху и подровняем по бокам? — спросил меня мистер Доллар.
— Да, сэр, — ответил я. — Это будет в самый раз. Ножницы запели свою визгливую отрывистую песнь, и маленькие мертвые кусочки меня посыпались на пол.
Глава 3
Мальчик и мяч
Когда мы с отцом вернулись домой, он уже стоял у нашего крыльца. Прямо перед крыльцом, сам по себе, опираясь на специальную выдвижную подножку. Новенький велосипед.
— Господи, — прошептал я, торопливо выбираясь из нашего пикапа. Ничего больше я вымолвить не мог. К, крыльцу я шел словно в трансе, потом, протянув руку, прикоснулся к нему. Велосипед мне не снился. Он был самый что ни на есть настоящий, и он был прекрасен. За моей спиной оценивающе присвистнул отец.
— Вот это да, потрясающий велосипед, верно, Кори?
— Да, сэр. Я все еще не мог поверить своему счастью. Передо мной было то, о чем я в глубине души так давно мечтал, с незапамятных времен. Теперь это принадлежало одному мне, и потому я чувствовал себя королем мира Позже, много лет спустя, я говорил себе, что на всем белом свете я не видел женских губ краснее и ярче, чем подаренный мне велосипед. Ни одна иноземная спортивная машина с колесами и мягко урчащим мотором не таила в себе столько мощи и скрытой жажды скорости, как мой велосипед. Никакой хром не блестел с такой чистотой, подобной серебристой луне в летнюю ночь. У велосипеда была большая круглая фара и гудок с резиновой грушей, а рама его выглядела такой же сильной и несгибаемой, как мускулы Геракла. Вместе с тем велосипед казался рожденным для скорости; его руль плавно изгибался назад, будто приглашая отведать напор ветра, черная резина его педалей не знала других подошв, кроме моих. Отец погладил пальцами фару, потом приподнял велосипед одной рукой.
— Господи, да он почти ничего не весит! — восхищенно проговорил отец. — Легче металла я в жизни не видывал. Когда он осторожно поставил велосипед на место, тот пружинисто замер на своей подножке, похожий на послушное, но еще не до конца укрощенное животное. Через секунду я уже сидел в седле. Поначалу мне пришлось приспосабливаться, потому что из-за переднего наклона руля и сиденья мне все время казалось, что я вот-вот потеряю равновесие и упаду. Голова выдавалась вперед почти над передним колесом велосипеда, спина была прямой и напряженной и могла поспорить в стойкости с рамой велосипеда. В моем распоряжении оказалась машина, которая, если я не проявлю вовремя внимания, с легкостью могла выйти из повиновения; во всем этом было нечто, что одновременно и пугало меня, и приводило в восторг. На крыльце появилась мама. По ее словам, велосипед привезли всего час назад. Его доставил в кузове своего грузовичка мистер Лайтфут.
— Он просил передать тебе напутствие Леди, Кори. Она говорит, что тебе нужно ездить на этом велосипеде очень осторожно, пока ты не привыкнешь к нему, — сказала мама. Она посмотрела на отца, который ходил вокруг нового велосипеда. — Ведь Кори может оставить его себе. Том? — спросила она.
— Я не привык принимать милостыню. И ты это знаешь, Ребекка.
— Это не милостыня. Том. Это награда за доброе дело. Отец еще раз обошел велосипед кругом. Потом остановился и легонько ударил мыском ботинка по передней шине.
— Должно быть, дорогой. Это удовольствие стоило ей немало денег. Но велосипед отличный, это уж точно.
— Я могу оставить велосипед себе? — дрожащим голосом спросил я. Засунув руки в карманы, отец некоторое время молча стоял напротив велосипеда. Раздумывая, он жевал губу и хмурил брови, потом поднял глаза на маму:
