Илья Новак - Петля Мёбиуса (сборник)
Цеп вышел из ступора. Решив, что с семью казусами ему не справиться, он побежал, таща за собой Манка. Они скатились по лестнице, прошмыгнули через какой-то коридор и попали в просторную, залитую солнцем палату. Клиника ожила – со всех сторон слышались голоса, шелест простыней, шарканье ног. Цеп волочил Манка за собой, не глядя на небесных казусов в простынях и бинтах, которые корчились вокруг, мычали и хрипели. Кто-то ухватил его за плечо, Цеп вывернулся, его попытались сбить с ног, но он, взревев, растолкал всех и вместе с Манком достиг дверей на другом конце палаты. Они очутились в тупике, перед широченным окном. Стекло было разбито, но жалюзи целы. Из двери палаты появилась семерка голых казусов в колпаках.
Манок заорал:
– Ты куда завел?!
Путаясь в жалюзи, Цеп взобрался на подоконник, коленом выбил торчащие из рамы остатки стекла и глянул наружу. Стена отвесно тянулась вверх и вниз, а по бокам закруглялась. Под окном была бетонная полка, на ней сидела ворона.
Пуганув ее, Цеп спрыгнул. Манок, шелестя жалюзи, полез в окно. Слыша приближающийся топот казусов, Цеп подождал, пока он встанет рядом, подтолкнул в спину и зашагал следом, не обращая внимания на то, что постройки Нижнего и река кажутся отсюда очень маленькими. Но Манок обратил – он прошел немного и зашатался. Цеп схватил его за плечо, развернул лицом к стене и сказал:
– Иди так.
Манок стал двигаться боком, зажмурив глаза. Цеп пошел за ним. То окно, из которого они вылезли, уже скрылось из виду за изгибом стены, но показались казусы – они быстро семенили друг за другом и что-то хором выкрикивали.
* * *Разделавшись со жрецом, теночка встал на колени перед богом Войны и Солнца. Огромная статуя, в правой руке которой был лук, а в левой – пучок стрел, возвышалась до потолка. На шее висело ожерелье из черепов жертв, у ног стоял священный сосуд, в нем дымилось сердце. Льдистая нить больше не появлялась – Висотла видел то, что видел, слышал то, что слышал, был тем, кем был.
Солнцу нужна энергия крови, а где ее взять теперь, когда все до единого теночки исчезли? Он выпрямился и посмотрел на детей у своих ног. Тот, что помладше, неподвижно лежал, завернутый в серое одеяние, второй что-то бормотал, трогая его. Луч солнца упал на лицо теночки, он оглянулся – свет проникал сюда через нишу в стене. Яркий свет, нежно-желтый. В нем клубились пылинки. Что это там сияет?
* * *Снули увидел, как невысокий узкоглазый человек, которого один из взрослых называл Ву, склоняется над ним. Ву взял его за шею и приподнял, рассматривая.
– Отпусти… – попросил Снули, ему было больно.
Ву повернул его, не отпуская, наклонился и поднял с пола скальпель. Тонкая полоска стали целиком исчезла в его сморщенной ладони.
Острый ритуальный нож с широким каменным лезвием, как раз по руке. Висотла ногой скинул с алтаря тело предыдущей жертвы и уложил ребенка на ее место. На алтаре валялись пропитанные кровью веревки, теночка стал связывать ребенка. Алтарь широкий, новая жертва легко поместилась на нем.
Ву пристегнул тонкие руки Снули ремнями. На ремнях темнели кровяные разводы. Яркий луч солнца упал на лицо Ву сквозь порванные жалюзи. Снули повторил: «Ну отпусти», – и заплакал.
Ребенок произнес что-то непонятное и заплакал. Яркий свет упал на лицо Висотлы. Он сощурился. Да что же это так сияет?
* * *Чина держал пакет в вытянутых руках, желая заглянуть в него и одновременно страшась этого. Сколько времени пакет пролежал в полутемной комнатке позади кабинета Десадо Старшего… Ничего с ним не сделается, если еще какое-то время ни один взгляд не проникнет в глубину Никотина. Двигаясь как сомнамбула, Чезарио вышел в кабинет. Забыв о том, что недавно происходило в конференц-зале, он открыл дверь, и двузубец разрядника выбил облачко бетонной пыли из стены у его виска.
Чина пришел в себя, только когда увидел Десадо Младшего, стоявшего в нижней части лестницы с поднятой рукой. Захлопнув дверь, Чина лихорадочно огляделся, подскочил к столу, положил Никотин и схватил пистолет.
Десадо медленно пошел вверх, не опуская разрядник.
– Да ладно вам! – прокричал он. – На самом деле вы великий человек, даже гений. Кто я такой, чтобы убить гения? Отдайте пакет, и…
Дверь вверху распахнулась. Десадо замер – из двери высунулась рука с пистолетом. Младший напрягся, пытаясь ощутить страх… ничего. Он шумно выдохнул, поднатужился, силясь испытать хотя бы разочарование из-за того, что не может ощутить страх… нет. «Он сейчас убьет меня, а ведь я хочу жить? Да. Значит, я должен бояться смерти? Нет. Я хочу жить, но я не боюсь смерти – опять пустышка. Никаких эмоций, никаких красок, что же это, все такое серое…» Пистолет громко кашлянул. Что-то обожгло ухо Младшего, он качнулся и шагнул на следующую ступень.
«Совсем ничего. Нет даже сожаления от того, что ничего нет. Отстраненное, холодное удовольствие от созерцания произведений искусств – вот мой удел. А может, если я убью его, это пробьет заслон? А если он убьет меня – это уж точно пробьет заслон? Какие богатые чувства я должен ощутить, умирая! Любопытная мысль…»
– Нет, все-таки не хочу вас убивать! – прокричал он. – Потому что тогда вы больше ничего не создадите! – Он сделал еще шаг. – Молчите? Я поднимаюсь…
– Я отдам его, – прозвучало из-за двери. – Я хочу только взглянуть…
– Еще не смотрели? Как раз это я бы не рекомендовал делать. Неизвестно еще, как перестроились эти мемы после бомбардировки. Почему, думаете, погибли все прежние владельцы?
– Вам лучше знать. Ваш отец? Отчего он умер?
Десадо сделал еще шаг.
– Его мозг перестал быть мозгом человека. Таким, каким мы его себе представляем. Мозг разжижился. Проникшие в него похозяйничали внутри, а потом исчезли. Я предполагаю – мемы вроде наноботов, контролирующих сигналы между нейронами. Встраиваются в структуру и меняют ее, перестраивают под себя. Отец был смертельно болен, возможно, они определили это и поняли, что… э-э… вселенная, в которую они попытались переселиться, скоро разрушится? Возможно такое?
Чина склонился над Никотином.
– Внутри очень красиво! – прокричал он. – Механические и электронные детали. Все такое мглистое, что-то движется, туманности клубятся, галактики мигают – почти как у меня в голове, когда я отравился. Тогда были такие же ощущения. Тусклые. Я сначала не знал, как справиться с проблемой: видеть, что внутри, но чтобы они при этом не рассеялись. Обычное стекло не подходило, сквозь него мемы могли просочиться. Поверхность из прозрачного стеклопласта, очень плотного и твердого, но сейчас в ней почему-то трещина. Вообще, это вершина моего искусства. Никакая голограмма с этим не сравнится. Там настоящая глубина, понимаете?
