Евгения Грановская - Клиника в роще
– Можете оставить его себе, – небрежно бросил он.
По тому, каким тоном это было сказано, Вера поняла, что Шевердук задумал что-то страшное. Или, может быть – сделал что-то страшное?
И вдруг Веру осенило. Она покачнулась, словно на нее упало нечто тяжелое и придавило ее своим весом, сглотнула слюну и почти прошептала – хрипло, неуверенно, испуганно:
– Иван Федорович, вы… убили Катю?
Шевердук поднял к лицу руки и посмотрел на растопыренные пальцы.
– Она засыпала и просыпалась с его именем… – с тоскою в голосе проговорил мужчина. – Я думал, что, убив Астахова, заставлю Катю забыть его… Но ошибся. Она продолжала его любить. Продолжала… Даже мертвого!
Вера прикинула расстояние до двери, пришла к заключению, что убежать не удастся, но все же чуточку подвинулась в сторону выхода. От Шевердука не укрылось ее легкое движение. Он вскинул голову и резко спросил:
– Помчитесь докладывать Черневицкому?
По спине Веры пробежала холодная волна.
– Нет, я… Нам нельзя здесь оставаться… Кто-нибудь может нас заметить.
Несколько секунд доктор просто мрачно смотрел на нее, а затем кивнул головой:
– Да, вы правы. Идите! – и посторонился, давая ей проход.
Вера сделала несколько шагов, но когда он снова заговорил, не откликнулась и не обернулась.
– Они остановят вас, – говорил Шевердук, с каждым словом повышая голос, чтобы Вера смогла услышать его. – Я предупреждал вас, чтобы вы придержали свое любопытство, но вы меня не послушались. Они не верят, что вы сможете успокоиться!
Дойдя до двери, Вера остановилась. Быстро обернулась и громко сказала:
– Иван Федорович, вы переживаете смерть жены. Вам плохо. Но я смогу вам помочь.
– Сможете мне помочь? – Шевердук мрачно усмехнулся. – Я опытный врач. А вы – всего лишь глупая практикантка. И вы хотите мне помочь?
Вера молчала, не зная, что сказать. Шевердук сунул руку в карман медицинского халата и достал блистер с белой таблеткой. Задумчиво на него посмотрел, затем усмехнулся, вынул таблетку из ячейки и сунул ее в рот.
– Всегда мечтал это сделать… – пробормотал он. – А теперь уходите.
– А как же вы?
– Уходите! – повторил Шевердук, еще повысив голос. – Я не смогу себя долго контролировать.
Вера взглянула на пустой блистер, который Иван Федорович все еще держал в руке.
– Это препарат, которым вы накачивали пациентов в лаборатории?
– Да.
– Какой у него эффект?
– Непостижимый для традиционной психиатрии. Что-то вроде чуда. Чуда, совершаемого в пределах одного, отдельно взятого человеческого сознания.
Шевердук поморщился, словно у него внезапно разболелся зуб, и сипло проговорил:
– Странно все это… Странно и удивительно. Душа человека может быть отягощена злом, которое он совершил триста лет назад… Может, в одном из прошлых воплощений вы были ведьмой, вас сожгли на костре, и сейчас боль и ужас от того пламени не дают вам спокойно спать. Чтобы излечить вас от развивающегося психоза, нужно заставить вас вспомнить тот костер. Пусть даже с момента, когда палач поднес к куче хвороста огонь, минуло полтысячелетия…
Шевердук покачнулся, и Вера поспешно взялась за ручку двери. Но доктор, похоже, не думал ее преследовать. Тогда девушка решила воспользоваться ситуацией и попытаться получить ответы на мучившие ее вопросы.
– Что случилось с Вероникой Холодовой? – спросила она.
Иван Федорович вытер рукавом потный лоб, бросил на нее мутный взгляд и ответил:
– Вероника решила провести эксперимент на себе. Но одной таблетки ей показалось мало. Вместо постепенного повышения дозы она приняла сразу три или четыре таблетки холотропина.
– И никого не предупредила?
– Нет. Холодова укрепила на штативе видеокамеру, чтобы затем, когда эксперимент будет закончен, проанализировать его результаты. Но в припадке буйства Вероника разбила камеру. Остались только какие-то обрывки… По ним нам и удалось восстановить примерную картину событий.
– И что же произошло?
– Думаю, в одном из прошлых воплощений Холодова была чьей-то пленницей… Или, вернее, наложницей. Она сбежала из плена, но не смогла уйти от погони. То ли ее сожрали собаки, то ли она утонула – этого я толком не понял. Под влиянием видений Вероника выскочила из дома и побежала к болоту. Плучек увидел ее из окна и кинулся за ней. Но спасти Веронику он не успел.
Иван Федорович снял очки и протер пальцами слезящиеся глаза. Затем снова водрузил очки на переносицу и проговорил хрипло:
– Эксперимент Вероники принес неожиданный результат. Пару минут назад я предположил, что в одном из своих прошлых воплощений вы могли быть ведьмой…
– Да, я помню, – кивнула Вера. – Исходя из вашей буйной фантазии, пятьсот лет назад меня сожгли по приговору инквизиции, и теперь по ночам меня преследует огонь того костра.
– Именно, – кивнул Черневицкий. – А теперь представьте, что из-за передозировки холотропина вы выудили из своей памяти не только тот страшный костер, но и палача, который поджег хворост.
– В каком смысле «выудила»?
– В прямом. Он был всего лишь вашим воспоминанием, но каким-то непостижимым образом стал так же реален, как любой из окружающих вас предметов.
– То есть стал… человеком?
– Точнее сказать – призраком. Визуальным образом, который видите не только вы, но и окружающие. Чем-то вроде энцефалограммы вашего мозга. Или фотографии вашего сна.
Шевердук усмехнулся, снова вытер рукавом халата мокрый от пота лоб и с усилием проговорил:
– Демоны, населяющие наше подсознание, могут вырваться наружу… Ваши кошмары могут обернуться явью и представлять угрозу для других людей…
Вдруг Иван Федорович покачнулся и вскинул руку к глазам.
– Ч-черт, кажется, начинается… – мучительно промолвил он. Взглянул из-под ладони на Веру и вдруг рявкнул: – Да уйдете вы наконец или нет?!
Вере было страшно любопытно проследить эффект холотропина, но она решила не испытывать судьбу и, развернувшись, быстро шагнула в открытую дверь.
7
Шевердук вдруг согнулся и застонал от резкой боли в животе. Чтобы не упасть, оперся рукою в стену.
Странно… Болей быть не должно. Впрочем, холотропин на всех действует по разному. Восемь месяцев назад один пациент после его приема умер. А за секунду до смерти улыбнулся и радостно воскликнул: «Я иду к тебе, Господи!» Сообщить о своих видениях врачам он ничего не успел. Быть может, кто-то из предков чудака был апостолом? Или праведником? А может быть – раскаявшимся грешником, молившимся о прощении и получившим его?
– Что же увижу я? – хрипло пробормотал Шевердук, стараясь дышать ровно и неглубоко. – Чей голос я услышу?
