Не та дверь (сборник) - Варго Александр

Время тянется и тянется. Наконец Люба не выдерживает. Должно быть, тень точно ушла, ведь прошло уже никак не меньше часа. Она открывает глаза и тут же слышит то самое сопение. Тень никуда не делась. Все это время она стояла возле кровати. Люба чувствует, как ее голова сама собой поворачивается набок, и видит пылающие глаза.

Баба-яга.

Вот кто пришел к ним в комнату. Лицо ведьмы то и дело меняется. Люба узнает парикмахершу, на которую показал Женя. Тут же сквозь эти черты проступает облик самой настоящей Бабы-яги, как в старых сказках, которые есть у них на дисках, только куда страшнее.

Люба остается наблюдателем в собственном теле. Она со стороны видит, как сама приподнимается на локте и садится на кровати. Ведьма протягивает руку и помогает ей спуститься на пол. Затем она достает что-то из-за пазухи и передает Любе.

Девочка опускает взгляд. На ее ладони лежит тонкая круглая палочка. Люба знает, что такое сантиметр, ей мама однажды рассказала. Этих сантиметров в палочке будет семь или восемь.

– Сожми, – шипит Баба-яга, и Любина ладонь послушно стискивается в кулачок.

Теперь она знает, что палочка только кажется простой. На самом деле это оружие – прекрасное, жутко острое. Им можно колоть или резать, и защиты от него нет. Лезвие такое тонкое, что его почти не видно. Зато Люба слышит, как оно, подрагивая, тихо-тихо звенит.

– Иди! – слышит она и шагает к папе, лежащему на диване.

Девочка идет, хотя больше всего хотела бы убежать отсюда как можно быстрее. Но все, что может Люба, это слышать, смотреть и чувствовать.

Папа спокойно спит, лежа на боку. Но когда Люба подходит вплотную, он открывает глаза и резко садится. Дочка смотрит на него и понимает, что это он не сам проснулся и сел.

Люба стоит перед ним. Ее ладонь немного зудит оттого, что палочка едва заметно вибрирует. Оружию не терпится взяться за дело.

– Это он виноват в том, что я пришла к вам, – говорит Баба-яга, и папа вздрагивает. – Дразнил меня, смеялся надо мной. Иначе ваши мама и бабушка были бы живы.

Люба понимает, что это правда. Она видит ее в папиных глазах, которые он не может опустить.

– Ты хочешь сказать ему что-нибудь?

В голове у Любы раздается тихий звон струны. Она чувствует, что рот снова становится ее собственным. Она может говорить. Люба набирает в грудь воздух.

Ей хочется, чтобы папа сказал: «Это все неправда, доченька. Баба-яга врет, я не виноват».

Сейчас он проговорит это, и она обязательно поверит ему.

Люба открывает рот и не может ничего сказать. Только мычит что-то, и все. Она пытается снова и снова, но слышит то же самое. А папа смотрит на нее, вытаращив глаза.

– Это тоже он виноват.

Любина рука поднимается. Оружие касается папиной шеи, и на коже набухает капелька крови.

– Нет, это слишком просто и быстро. Он не успеет раскаяться. Надо начать с другого.

Люба послушно отводит оружие немного назад.

Тут ее рука вдруг резко дернулась, плечу стало больно. Люба вскрикнула и заморгала, в первый миг не узнавая ничего вокруг.

Она стояла на самом краю тротуара, светофор на другой стороне дороги горел красным. За ним Люба увидела забор с кирпичными столбами и пролетами из железных прутьев. Из-за деревьев, растущих за оградой, торчали купола с крестами.

Наваждение рассеялось. Она поняла, что находится у той самой церкви, в которую часто ходила бабушка.

Девочка посмотрела на папу. Тот ответил ей взглядом, в котором светилась мягкая укоризна. Любе стало стыдно. Похоже, она так… задумалась – да, только и всего, не хватало еще кошмарам всяким верить! – что шла, ничего вокруг не замечая. Если бы папа не держал ее за руку, то девочка оказалась бы на дороге, по которой ехали машины.

– Прости, папа. – Люба прижалась к его руке. – Я…

– Ничего, дочка. – Папа, всегда очень жестко требовавший от детей внимания на дороге и соблюдения правил, на этот раз не стал читать нотаций. – Мы все устали. Соберись, пожалуйста.

Напротив них вспыхнул зеленый человечек. Над ним пошел отсчет секунд, которые отводились людям на переход дороги. Папа потянул Любу за руку, и они пошли по «зебре».

Сестра вытянула шею и посмотрела на брата. Женька шагал с совершенно спокойным выражением лица, словно и не случилось с ними ничего. Люба от души позавидовала ему. Вот ведь везет. Небось малышу и не снились никакие кошмары – хотя бы сегодня. Не то что ей.

А Женя шел и смотрел на церковь, куда ему порой случалось заходить вместе с бабушкой. Она говорила, что там легче всего разговаривать с Боженькой. Он особенно хорошо слышит, когда Ему что-то говорят.

Поначалу Женя считал, что Бог похож на Деда Мороза. В зимнего волшебника он верил со всем возможным пылом и искренностью. Правда, прошлый Новый год Женя помнил плохо, но когда осенью Люба рассказала ему о Деде Морозе, принялся ждать его с нетерпением. Женя уже знал, что попросит большой дом для черепашек-ниндзя, совсем как тот, который то и дело показывали по телевизору, когда он смотрел мультики.

Однажды Женя сказал бабушке, что Боженька – это Дед Мороз, а та огорчилась и отчитала его. Мол, глупости какие. Потом она долго-долго пыталась объяснить внуку, что это совсем не так.

Женя тогда так ничего толком и не понял. Он запомнил только одно. У Боженьки нельзя просить подарки. Можно лишь пожелать, чтобы их меньше хотелось, и тогда они почему-то появятся. Может быть, когда-нибудь. Потому что подарки – это вообще не главное.

Женя вошел внутрь с папой и сестрой, огляделся и потянул их к небольшой скамеечке, стоявшей у стены. Там он обычно дожидался бабушку, пока та молилась, а потом шел с ней ставить свечки. Ему нравилось их зажигать.

Правда, бабушка сразу же отбирала у него свечку и втыкала ее в одну из тех больших штуковин, которые стояли перед иконами. Это короткое слово, услышанное от бабушки, было простым, Женя сразу же его запомнил.

Но папа не пошел вслед за мальчиком.

– Ты куда, сын? – услышал Женя и постарался объяснить.

Папа выслушал его, покачал головой и сказал:

– Нет, Женька. Нам сейчас все время вместе надо быть. Чтобы Баба-яга нас по одному не победила. И в церкви тоже.

Это Жене было понятно. Черепашки-ниндзя тоже становились сильнее, если сражались вместе. Тогда даже страшный Шредер ничего не мог с ними сделать, не говоря уже о Бибопе и Рокстеди.

Мальчик послушно остался стоять рядом с папой, продолжая думать о своих любимых героях. Черепашки были смелыми и сильными, а еще добрыми и веселыми. Особенно Микеланджело. Его Женя, конечно же, взял с собой. Они всегда спешили на помощь, бежали побеждать тех, кто обижал других.

Совсем как Дед Мороз и Боженька. Бабушка рассказывала, что тех, кто плохо себя ведет, Он рано или поздно больно-больно накажет, а тем, кто Его слушается и не жадничает, поможет.

Ну а Дед Мороз тоже был добрым и веселым. Так ему, Жене, говорила Люба. Он тоже помогал людям и любил поиграть с детьми, а потом дарил им подарки и радовался, получая письма.

«Вот бы и нам черепашки помогли, – подумал Женька. – Прибежали бы да побили Бабу-ягу так, чтобы она удрала далеко-далеко. А может, лучше попросить Деда Мороза? Пусть это будет подарок на Новый год, только пораньше, прямо сейчас».

Он задрал голову. Наверху, над огромной люстрой, была небольшая круглая башня с окошками, совсем как в замке для рыцарей. За ними виднелось небо и облака. Бабушка говорила, что Боженька живет на небе, а Люба рассказывала, что Дед Мороз летает на санях, которые везут лошадки.

«Наверное, если смотреть вверх, то они скорее меня услышат», – подумал Женя и беззвучно зашевелил губами.

Так всегда делала бабушка.

Когда он спросил, почему так, она ответила: «Чтобы другим людям своим голосом не мешать, внучек. Они ведь тоже о чем-то с Боженькой разговаривают».

Говорил Женя недолго. Он всего-то попросил, чтобы Боженька и Дед Мороз рассказали черепашкам про Бабу-ягу. Пусть они ее накажут. А он им обязательно поможет, потому что тоже умеет драться, как ниндзя.