Лана Синявская - Последняя ночь колдуна
– А почему ты плачешь, если все так хорошо складывалось? – решилась спросить Глафира.
– Потому, что вскоре вся моя сказка превратилась в кошмар. Это произошло тогда, когда Муля о нас узнала. – Альбина сильным, злым движением утерла с глаз слезы. – Я, дура, сама во всем виновата. От счастья совсем умом тронулась, молола языком как мельница. Ну как же, замуж выхожу! За богатого, по любви! Вот счастье-то привалило. Забыла, что для Мули чужое счастье – что рыбья кость в горле. Поженились мы с Димой, свадьбу сыграли. А через месяц после свадьбы у меня вдруг задержка. Димке сказала, так он обрадовался! Как на крыльях летал, не знал, как мне угодить, желания исполнял, что твой старик Хоттабыч. И мама его тоже радовалась. Она и так-то ко мне хорошо относилась, а тут и вовсе доченькой считать стала. Пошла я, как положено, к врачу, а там… – Альбина судорожно вздохнула, сжала между колен руки и замолчала. Глаша ждала, не решаясь поторопить ее. – В общем, врач определил, что беременности моей больше трех месяцев, – произнесла Альбина убитым голосом.
– То есть…
– Ну да, да! Это был не Димин ребенок. Встречалась я до него с одним балбесом. Самое смешное, что я его всерьез никогда и не воспринимала, на расстоянии держала, не подпускала к себе. Только один раз, на даче у моих друзей, он меня напоил сильно, тискать начал. До этого самого у нас дело не дошло, но раздеть он меня раздел, и сам… не удержался. Я ему по роже надавала, выгнала, но всерьез об этом не беспокоилась. Ведь ничего же не было! Я как была девственницей, так и осталась. А вышло…Черт знает что вышло. Я потом в книжке специальной вычитала, оказывается, это действительно возможно. Жаль, поздно я об этом узнала.
Альбина продолжала тихо, монотонно говорить, а глаза ее наполнялись невыплаканными слезами, словно она заглянула внутрь себя, в свой собственный ужас. Глаша хорошо понимала тот кошмар, который пережила девушка, попав в такую безвыходную ситуацию. Даже аборт она сделать не могла, ведь ее муж уже знал о ребенке. Он ждал его, как своего, радовался, готовился. Такая новость почти наверняка разрушила бы их отношения.
– Можно было, конечно, соврать, что ребенок родился недоношенным, но и тут мне не повезло. Мы с Димкой светленькие оба, а тот, другой – жгучий брюнет. Вдруг бы ребенок пошел в него?
– Ну и что? Так тоже бывает. Придумала бы что-нибудь про дальних родственников.
– Может, и придумала бы. Да только не успела. – Альбина горько усмехнулась. – Уж как там Муля вызнала подробности – понятия не имею. Только однажды подловила она меня, да и выложила: либо я ей бабки гоню, либо она моему мужу устроит курс политпросвещения с демонстрацией наглядных пособий. Моего предыдущего парня в магазине видели, я его не скрывала. Кто же мог знать, что все так обернется?
– И много она запросила?
– Не слишком. – Рот Альбины искривился в жалкой имитации усмешки. – У нее на все про все была одна такса.
– Но ты не стала платить, верно?
– Верно. Не стала. Не только потому, что денег не было. Откуда у меня такие деньги? Просто я знала, что эта дрянь никогда не отвяжется. Она ведь намекала мне на богатого мужа. Дескать, выпроси у него на шпильки там, на булавки, вот и сочтемся. Но я ничего у него просить не стала. Решила, что судьба это и нужно все рассказать как есть. Димка ведь добрый у меня, ласковый, он бы мне поверил. Ведь правда же? – спросила она жалобно и сама же себе ответила: – Правда. Я знаю. Мы бы и для мамы его что-нибудь придумали. А потом я бы ему хоть еще пяток своих ребятишек родила. Очень мне от него детишек хотелось…
– Ты рассказала?
– Не успела я… – Альбина всхлипнула. – Муля раздобыла Димкин телефон. Заранее готовилась, наверное. И позвонила. И что-то такое ему рассказала, что он как с ума сошел. Мне потом в милиции сказали, что он сам в эту стену бетонную врезался. Разогнался сильно и… – Голос Альбины надломился, из горла вырвались ужасные рыдания.
– Что вы натворили! – раздался возле Глаши гневный возглас. Пожилая женщина ворвалась в кухню. Глаза ее метали громы и молнии.
– Я не хотела! Простите, ради бога. Я не знала ничего… – залепетала Глаша, немедленно вскакивая на ноги.
– Уходите, уходите теперь. Немедленно. Аля, девочка, успокойся. Выпей водички. – Женщина суетливо схватила стакан, принялась лить в него воду из графина. Руки ее дрожали, и вода все время расплескивалась. С трудом ей удалось наполнить стакан наполовину. Она протянула его Альбине, заставляя выпить. Девушка не хотела пить, давилась. Вода стекала по подбородку, а женщина заботливо вытирала ее краем чистого полотенца. – Вы все еще здесь? – воскликнула она раздраженно, обнаружив застывшую как соляной столб Глашу.
– Простите. Я ухожу.
– Мама, не гоните ее. Она не виновата, – слабо запротестовала Альбина. Но женщина уже теснила незваную гостью прочь из кухни.
– Я не хотела расстраивать вашу дочь, – оправдывалась Глаша, пока женщина пыталась справиться с дверным замком. Его заело, и он не желал открываться.
– Альбина не моя дочь, девушка, – устало поправила ее женщина. – Ее мама умерла от инфаркта, когда все это произошло.
– А вы?..
– Я мама Димы, ее мужа. У нас с Алечкой теперь одно горе на двоих. Я ее не брошу. Она мучается от чувства вины, страдает, но я давно простила ее. Жизнь по-разному складывается. У меня погиб ребенок, и Алечка стала мне дочерью, а ее малыш – внуком. Вот подлечу ее немного, успокою, а потом перевезу в наш с Димой дом. Она, глупая, после его смерти наотрез отказалась от всего, мыкается вот здесь, как будто сама себя наказывает… Лучше бы бог ту страшную женщину покарал, чем моих детей. Но нет, видно, в мире справедливости.
– Есть. Та женщина умерла. Об этом я и хотела сказать Альбине.
Глаша вышла на лестничную площадку оглушенная. Валя, услышав ее рассказ, долго хмурилась и качала головой, потом мрачно изрекла:
– Знала я, что Муля мразь, но чтоб настолько…
– Хорошо, что ее господь прибрал, – добавила Глаша. – Иначе после сегодняшнего я бы ее своими руками удавила.
Глава 24
Дину в подробности истории Альбины решили не посвящать. Рассказали только про запасной ключ, который, как оказалось, давным-давно имелся у пронырливой Мули. Этот факт существенно менял дело. Глаша давно не могла отделаться от мысли, что на вечеринке присутствовал кто-то чужой. Но при наличии единственного ключа от черного хода, с которым не расставалась директриса, и запертой с вечера двери все Глашины догадки казались беспочвенными. Теперь выяснилось, что был как минимум еще один ключ. Им могли воспользоваться как сама Муля, впустившая кого-то тайком в своих целях, одной ей ведомых, так и кто-либо еще. Надо было попытаться выяснить, кто мог воспользоваться запасным ключом. Этот кто-то был опасен, и Глаша отдавала себе отчет в том, что она здорово рискует, однако преступника требовалось найти. Интуиция подсказывала ей, что история не закончена и не известно, кто может стать следующей жертвой. Заглянувшая к ним на чаек Наташка долго и с удовольствием разглядывала Глашины порезы, преувеличенно громко ахая и сокрушаясь. Помешанная на собственной красоте, она всегда испытывала удовлетворение, обнаруживая неожиданные дефекты в чужой внешности, будь то вскочивший некстати прыщик, неудачно покрашенные волосы или набранные после праздников лишние килограммы. Девчонки знали об этом, но прощали ей ее маленькую слабость. Ее тоже ввели в курс дела по поводу запасного ключа. Со свойственной ей непосредственностью Наташка предложила немедленно прижать к стенке Карину и выбить из нее всю правду.
