Шарлотта Джей - Кости мертвецов
Ничего страшного, сказал Вашингтон. Прав ли он? А если выйти из-за деревьев, прямо под копья Эолы? Кража случилась совсем недавно, и тут не патрулируемая территория. У нее были все причины бояться, но она гнала этот страх. Теперь обратного пути нет. Она не может бросить все сейчас, когда оказалась уже почти у цели. Энтони Найал видел в ней свое спасение, и она смутно ощущала, что в какой-то степени его будущее, как и ее собственное, зависит от нее и от того, завершит ли она начатое. Он считал себя неспособным на решительные поступки, но не стоило уподобляться ему. Об отступлении не могло быть и речи. Слезы Сильвии, грубые руки обезумевшего Филиппа, — все это навеки отпечаталось у нее в памяти, и неспособность избавиться от этих воспоминаний была платой за ее встречу с судьбой.
Стелла нерешительно пошла вперед, но снова бросилась в свое укрытие. Рядом зашевелились красные кротоны. Она оцепенела от страха при виде колышущихся, шелестящих кустов. Что-то мелькнуло на тропинке. Существо остановилось, быстро посмотрело по сторонам и нырнуло в солнечные лучи. Это была жирная серая лесная крыса.
Стелла наблюдала за ней. Она была большая, тучная, как морской слизень, и омерзительная. Крыса была единственным живым существом, и Стелла не сводила с нее глаз; ее шкура отвратительно лоснилась. Крыса выбежала из джунглей и приблизилась к домам. Здесь она остановилась и осмотрелась. Она чувствовала себя уверенно, свободно, ничего не боялась.
Вдруг Стелле подумалось: здесь нет не только людей, но и свиней, и собак. Можно спрятать мужчину, женщину и даже ребенка, но трудно заставить спрятаться собаку, разве что только убить ее.
Крыса побежала дальше и снова остановилась у длинного дома. Рядом с ним в ряд стояли три большие хижины. Три двери с короткими деревянными лесенками были обращены в сторону Стеллы. Дома были построены очень близко к деревьям, и крышу одной из хижин скрывал ковер из плюща с желтыми цветками, затянувшего и дверной проем. Дом казался заброшенным, растрепанный тростник на крыше покрылся плесенью, а плющ, загораживающий вход, походил на цветастую паутину, окутавшую дом, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти. В то самое мгновение, когда ей в голову пришла эта мысль, лесная крыса вскарабкалась по лестнице и исчезла в хижине.
И именно тогда она поняла, что случилось в Эоле, почему Филипп Вашингтон до смерти боялся вернуться сюда, что убило ее мужа. Она вышла из джунглей и двинулась следом за крысой. Она была спокойна. Теперь она знала, что бояться нечего, и уверенно шла вперед. Единственную опасность представлял страх, который жил в Эоле, который пропитал деревню и ее опустевшие хижины, который растекался по земле, подбираясь к ней, чтобы овладеть ее душой и телом. Но какая-то таинственная сила, хранящая людей в такие минуты, заглушила ее чувства и спасла разум.
Она хотела все осмотреть. Ей надо было убедиться в правильности своей догадки. Она подошла к двери длинного дома, посмотрела на высокий гребень крыши, потом на соседние хижины. Поднявшись по деревянной лесенке и раздвинув руками плющ, она заглянула в темноту.
Здесь умерли три человека. В полумраке виднелись их белые кости. Она не видела серую крысу, но слышала ее возню на полу и шуршание насекомых в тростнике кровли.
Хозяина следующей хижины смерть настигла на дворе. Раскинув руки, он лежал возле дома. По черепу тянулась узкая живая ленточка. Муравьи. Кости его рук были белыми и тонкими. Ступней не было вовсе.
Она заглянула в следующий дом. Там было пусто. Но под домом она нашла консервную банку. Та заржавела, этикетки не было. Стелла перевернула ее ногой. Она была пуста.
Стелла вернулась к центру деревни. Здесь, перед длинным домом, лежали целые груды черепов и костей; некоторые скелеты сохранились целиком, другие растерзали лесные падальщики; неподалеку она заметила навесы грубой работы и каменные очаги, опаленные огнем. Среди очагов валялись консервные банки, а на одной из них на полуистлевшей этикетке Стелла прочитала: «тушеная говядина».
Она ходила среди погасших кострищ. Кое-где остался пепел, забившийся в трещины камней. Она нашла кости ребенка и собаки, потом ей попалась невскрытая банка. Она подняла ее и перевернула. На дне она разглядела маленькие черные дырочки — проколы.
Все еще держа банку в руке, она огляделась. Ветра не было, и листья деревьев вяло поникли. С крыши навеса к ее ногам упал пучок тростника. Было тихо, но ей чудилось, что она слышит, как разлагается деревня — муравьи буравят проходы в сухих бревнах, осыпается солома с гниющих потолков, рассеивается пепел в каменных очагах. Разложение происходило так быстро, что деревня, казалось, непрерывно меняется. Она бы не удивилась, если бы та обратилась в прах на ее глазах. Неподвижны были только истлевшие человеческие кости.
Стелла все стояла с банкой в руке. Она словно оцепенела. Так вот кто убил ее мужа. И все же, как ни странно, в этот миг она думала не о его смерти, а о смерти своего отца, и глаза ее наполнились слезами.
Он убил и моего отца, думала она. Он считал меня слишком юной и невинной, чтобы признаться в содеянном. Так он убил моего отца. Она выронила банку; сердце ее переполняла горькая обида.
Силы покинули ее. Она чувствовала приближение страха. Она не двигалась, но тело ее сотрясалось от смертельного ужаса. К ней тянулись невидимые бесплотные руки, дотрагивались до нее.
И тут послышался вопль.
Сначала Стелла решила, что это кричала она сама, но крик повторился. Он доносился сзади, из джунглей. Звук был до того страшен, что в нем с трудом можно было признать человеческий голос.
Она повернулась и побежала. Едва она добежала до длинного дома, тишину разорвал громкий хлопок. Когда она оказалась на опушке джунглей, послышался второй выстрел.
Ей и в голову не пришло соблюдать осторожность. Стелла знала, что второй выстрел — последний. Она не была удивлена. Теперь она понимала, что, оставляя Вашингтона, не надеялась увидеть его живым.
Я убила его, думала она на бегу. Я убила Вашингтона. Сколько вокруг убийц. Вашингтон, Дэвид, Энтони, я — тоже убийцы. И Тревор хуже всех, потому что он никогда не видел своих жертв.
Потом она остановилась. Дорога, свернув от реки, вывела ее на маленькую полянку, где она оставила своего спутника. Его распростертое тело лежало поперек тропы. Но он был не один. Над ним склонился туземец.
В Марапаи она видела туземцев из дальних деревень, которые приплывали на каноэ; раскрашенные, они ходили по улицам с ожерельями из собачьих зубов, бусинками в ушах, с гирляндами из цветов и листьев на руках и ногах. Но она ни разу не видела, чтобы кто-то из них был так раскрашен и разряжен, как этот.
