Александр Сивинских - Открытие Индии (сборник)
– Уболтали, черти, – протянула она с показной неуступчивостью. – Как только обнаружим место посуше…
– Уже! – с энтузиазмом завопил Виктор. – Вон под теми пихтами! Вон, гляди… – от избытка чувств он приобнял Василису за плечи. И тут же рухнул мордой в землю.
Сбившая его Марфа преобразилась в какое-то краткое мгновение – шерсть дыбом, клыки напоказ, – и неотрывно смотрела в сторону «вон тех пихт», тихонько рыча.
– Ты чего, лохматая? – попытался вывернуться из-под её лап Виктор. – Я ж ещё ничего такого…
– Заткнись, – приказала сквозь зубы Василиса. – Там андроиды. Лежать, не дёргаться, бояться. Понял? Марфа?
– Двое. Мелочь. Чебурашки из игрушечной партии.
– Нас слышат?
– Пока нет. Спариваются. Гранату?
– Чебурашек гранатой? – удивилась Василиса. – Постереги Витю, перестраховщица.
Она в два экономных движения избавилась от амуниции, перехватила «Ангару» под мышку и крадучись пошла к пихтам.
* * *Выстрел был только один. Даже не выстрел, короткая очередь: таа-т! И тут же где-то неподалеку зашуршало, захрустели ветки. Марфа азартно греготнула горлом и метнулась на звук. Вернулась скоро. Пасть окровавлена, глаза блестят.
– Детёныш прятался, – сообщила она вибрирующим от возбуждения голосом. И тут, наконец, заметила, с каким ужасом смотрит на неё Виктор. – Что? Что, милый? Зайчиков давлю – порядок, а этих – нет?
Виктор молчал.
– Ладно, забирай вещички, двигаем к Василисе.
Когда они подошли, Василиса деловито изучала пасти убитых зверьков. Впрочем, на зверьков они, даже мёртвые, походили меньше всего. «Действительно, чебурашки», – подумал Виктор. То недолгое время, когда завести для ребёнка чебурашку считала обязательным каждая состоятельная семья, он провёл там, где игрушки имели приличную скорострельность и калибр. А когда вернулся, малых андроидов уже объявили смертельно опасными – заодно с действительно опасными «большими», или «человеками» – и почти повсеместно уничтожили. Нашлись, конечно, сердобольные родители, которые клюнули на уговоры детишек и выпустили чебурашек в леса. Кое-какие из этих мам и пап до сих пор мотали сроки. «Сед лекс…»
Сейчас Виктор мог хорошенько рассмотреть «живую игрушку». Полметра ростом, густая дымчато-шоколадная шерстка, нежные ручки с крохотными розовыми пальчиками. Только у самца вовсе не по-игрушечному торчал багровый корешок пениса, а самка… Дьявольщина! Глаза у неё были человеческими. Совершенно.
– Зачем их делали двуполыми? – спросил он.
– Во-первых, детям полезно иметь представление, каким манером продолжается жизнь на планете. Во-вторых, детёныши у них получаются настоящие лапочки. А в-третьих, – такое производство гораздо дешевле.
– Они… разумны?
– Гораздо меньше, чем даже я, – сказала Марфа. – Закопаем?
– Сожжем, – решила Василиса. – Так быстрее. И без того уйму времени потеряли.
– Быстрее? – переспросил Виктор, имеющий кое-какое представление о том, с какой скоростью горят трупы.
– У меня имеется пирофор. Хочешь, заодно запечём зайца?
Диковато взглянув на неё, Виктор замотал головой.
– Прости, – сказала она.
…Виктор сидел к месту аутодафе спиной. Лишь иногда оборачивался: посмотреть, скоро ли конец. Палениной почему-то потянуло, когда пламя уже начало сходить на нет. И тогда он, хоть и давал себе зарок, что промолчит, не удержался, продекламировал нашумевшее:
Ревела толпа сквозь дым:
В петлю сволочей! На кол!
И в брюхо вгоняли им
Беременный пулей ствол.
И каждый из них звал
Искусанным ртом смерть.
И каждый из них стал
Как воздух и как свет…
Марфа как-то неуверенно, тоненько, по-щенячьи – не то осуждая, не то недоумевая – тявкнула на него и рысцой побежала к Василисе. Искательно заглянула в глаза. Неизвестно, что разглядела там собака, однако хвост её ушёл далеко под брюхо, а спина бессильно прогнулась.
А Василиса едва сдерживалась, чтобы не разреветься, как девчонка. Лёлик Кокорин снова её поимел. Стишатами этими сволочными. Лживыми, лживыми насквозь!.. и так похожими на правду…
Но даже не это было главным.
Чебурашки.
Зомбик и Килечка.
Её чебурашечки…
Облава настигла их в пещере.
Уже под вечер как-то вдруг, совершенно неожиданно налетел холоднющий ливень с пронизывающим ветром. А тут, как по заказу, возникла эта гигантская каменюга похожая на эмблему «Макдоналдс» (а правильнее, на задницу) и обнаружился лаз, ведущий под неё! Разве можно было удержаться от соблазна и не укрыться внутри? А как они обрадовались, когда буквально в пяти шагах ( «гусиных», разумеется, шагах; на карачках) от «входа» обнаружился просторный сухой грот! Даже не то чтобы просторный, а – огромный, много больше, чем камень на поверхности. Виктор тут же сбросил мокрую куртку, выпросил у Василисы фонарь и устремился исследовать стены в поисках наскальных рисунков каменного века.
Почти сразу он наткнулся на второй лаз – гораздо более широкий, чем тот, что привёл их сюда. Виктору показалось, что там кто-то таится, готовясь наброситься. Сердце немедленно заколотилось с бешеной скоростью. Он пожурил себя за «пещерную во всех смыслах трусость» и в целях преодоления страха полез навстречу воображаемой опасности.
То, что опасность совершенно очевидная, он понял даже прежде, чем Василиса закричала «Витька, вернись!» Даже прежде, чем забубнила – и тут же смолкла – «Ангара».
Сначала он отбивался фонарём. Когда фонарь вырвали – а может, он выронил его сам – кулаками и зубами. Почему-то казалось, что нападающие берегут его. Меньше били, больше пытались облапить, повалить, придавить, скрутить.
И почему-то молчала, всё ещё молчала «Ангара».
Уже после он понял, что Василиса попросту боялась срезать в темноте и сутолоке очередью его самого. Узнал, что андроиды не любят калечить, а тем более уничтожать тех, кого наметили как жертву для «разделочного цеха». Что Василиса нарочно кружила и петляла по лесам, зная: обитатели разорённого логова следуют за ними, выжидая момента. Собираясь вернуть «законную добычу» – Виктора.
Но это всё было потом. После того, как в шумы хриплого дыхания и шарканья подошв вклинился низкий собачий рык, а сквозь аммиачную вонь упоительно запахло мокрой псиной. После того, как прямо над ухом у Виктора влажно хрустнуло, и кто-то леденяще завыл, а по руке (он отпихивал чью-то харю), обильно потекло липкое и горячее…
– Ложись, идиот! – гаркнула Марфа.
Он повалился, увлекая за собой кого-то маленького, вёрткого, цепкого. Пробороздил по камню щекой, бровью, взвыл благим матом. В рот попал локоть маленького и цепкого. Он изо всех сил сжал челюсти. И руки он тоже сжал. Под руками что-то подалось.
